Когда Андрей Петрович принес домой авторские экземпляры первой части романа, Ксения с благоговением взяла один из них в руки, поднесла к лицу и, вдохнув терпкий типографский запах, исходящий от него, нежно поцеловала тесненный золотом переплет.

– Ты что это, Ксюша?! – удивленно спросил Андрей Петрович.

– А ты как думал, Андрюша? – с повлажневшими от радости глазами ответила та. – Ведь это же твой литературный первенец.

Андрей Петрович порывисто обнял ее:

– Спасибо, дорогая! Это высшая награда для меня…

Теперь он дописывал вторую часть, благо, что события, описываемые в ней, были еще свежи в памяти. За время, прошедшее после выхода Антарктической экспедиции из высоких южных широт до возвращения в Кронштадт, были уже в основном описаны коллизии, связанные с открытием Южного материка. И Матвей с Ксенией в две руки переписывали начисто ее черновики.

Матвей по-прежнему жил в большом доме Андрея Петровича. Надо отметить, что присвоение чина коллежского регистратора не вскружило ему голову, ибо он отлично понимал, чья это в первую очередь заслуга. Он очень уважительно относился и к юной Ксении, хотя и несколько ревновал ее за прекрасный почерк, не хуже, чем у него. Да к тому же она могла запросто обращаться к Андрею Петровичу за уточнениями, если обнаруживала какие-то вопросы в тексте.

Тем не менее совместная работа у них спорилась, и к окончанию романа был готов и его чистовик сразу в двух экземплярах. По этому поводу Андрей Петрович организовал, по его выражению, «творческий вечер с возлияниями», так как Матвей уже имел право принимать горячительные напитки в его присутствии. Это еще больше сблизило их и без того дружный творческий коллектив.

Наконец-то Андрей Петрович смог выполнить обещание, данное батюшке перед его кончиной: он собрался объехать все имения со своего рода инспекцией работы их управляющих.

Ксения, узнав об этом, засобиралась в поездку вместе с мужем, но Андрей Петрович, предвидя малоприятные сцены разборок с управляющими, не посоветовал ей делать этого. Она было обиделась, но затем, прикинув что-то в уме, мягко сказала:

– Тебе, Андрюша, конечно, виднее, – и назревавшая было размолвка так и не состоялась.

Покойный батюшка оказался прав. Управляющие имениями, пользуясь бесконтрольностью со стороны хозяина в течение многих лет, привыкли к безнаказанности и беззастенчиво грабили крепостных. В имении в Тверской губернии Андрей Петрович обнаружил факты самовольных поборов с крестьян, но решил ограничиться лишь жестким разговором с его управляющим. В Новгородской же губернии, пораженный алчностью управляющего, он взашей выгнал его, заставив возместить понесенные убытки.

А вот в имении во Владимирской губернии царил полный беспредел. Когда Андрей Петрович приехал в него, холопы повалились к нему в ноги, умоляя избавить их от ненавистного управляющего, доведшего их семьи до разорения. Андрей Петрович, не мудрствуя лукаво, отдал его под суд, который приговорил того за самоуправство и насилие над крепостными к каторжным работам с конфискацией имущества в пользу владельца имения. Перед отъездом Андрей Петрович наказал новому управляющему после получения денежных средств от реализации имущества бывшего управляющего распределить их по справедливости между холопами, понесшими ущерб.

Покидая имение, Андрей Петрович был потрясен: за бричкой толпой бежали мужики, иступленно осеняя его крестным знамением. Когда же он приказал кучеру погонять лошадей, народ наконец-то отстал, и вдруг, как по команде, повалился на колени, протягивая руки в сторону своего милостивого барина.

«Много ли надо человеку?! – подумал он, когда мужики скрылись из вида. – Всего-навсего элементарной справедливости… Допустим, – рассуждал он, – у какого-нибудь холопа родился сын Иван, а в это же время у барина – сын Владимир. Барчук, окончив Морской корпус, приходит для прохождения дальнейшей службы на флот мичманом, где служит матросом Иван, направленный туда же по рекрутской повинности на долгие двадцать пять лет. После четверти века, дослужившись, даст бог, до чина унтер-офицера, Иван возвращается в деревню бобылем, в то время как Владимир уже щеголяет черными орлами на шитых золотом эполетах и имеет семью. Какая уж тут справедливость?.. Хотя, ради той же справедливости, надо отметить, что и рабовладельцы, и феодалы, живя за счет труда рабов и крепостных, создавали великие произведения искусства… Так, может быть, как раз в этом и состоит социальная справедливость?»

По возвращении Андрея Петровича в Петербург Ксения, видя его подавленное состояние, участливо спросила:

– В чем дело, Андрюша?

Тот только безнадежно махнул рукой:

– Воруют, Ксюша, ох, как воруют. Так же, как, наверное, и по всей матушке России…

И она больше не стала допытываться у мужа подробностей поездки, чтобы не расстраивать дорогого ей человека, прекрасно зная, что позже он и сам подробно расскажет ей обо всем пережитом, что доказывал не раз.

Лишь одно обстоятельство омрачало их дружную семью. Проходил месяц за месяцем, а Ксения все никак не могла забеременеть. По ночам она горячо обнимала Андрея Петровича, моля Всевышнего о зачатии, но все безрезультатно.

Зная об ожидании супругом наследника, расстроенная Ксения призналась ему, что и у ее матери, Анны Михайловны, были в свое время те же проблемы. Андрей Петрович посоветовал ей, во-первых, поподробнее расспросить Анну Михайловну о том, какие меры та предпринимала для рождения ребенка, а во-вторых, решил сам обратиться к врачам за соответствующей консультацией.

Как выяснилось, основным средством, которое могло способствовать положительному решению проблемы, оказалось лечение целебными водами. Анна Михайловна в свое время проходила курс лечения от бесплодия в Германии, но нынче врачи посоветовали Ксении ехать на Северный Кавказ, где были источники минеральных вод, превосходившие германские по лечебным свойствам.

Имелись в этой поездке и сомнения, связанные с возможными набегами горцев. Однако с назначением в 1816 году командиром Отдельного Грузинского корпуса генерала Ермолова все изменилось к лучшему. Передний край Кавказской линии перенесли значительно южнее, и набеги горцев прекратились.

Кроме того, по личному представлению Ермолова правительством были выделены средства на обустройство лечебниц Кисловодска и Пятигорска. Лечебная грязь, добываемая из озера Тамбукан в окрестностях Пятигорска, по мнению докторов, как раз и являлась наиболее радикальным средством для лечения бесплодия. Поэтому Андрей Петрович, посоветовавшись с Анной Михайловной, принял решение ехать с Ксенией туда.

И вот наконец-то чудо свершилось! Через девять месяцев в один прекрасный день дом наполнился суматохой. Взволнованная матушка и дворовые девки бегали туда-сюда с тазиками и кувшинами, полотенцами и простынями. Всем этим тарарамом, непонятным со стороны, уверенно руководил Георг Францевич, доктор семьи, человек уже в возрасте, которого Андрей Петрович помнил столько же, сколько жил на свете.

Они с Александром Владимировичем, отцом Ксении, и Матвеем сидели в кабинете, ожидая исхода родов, и каждый раз вздрагивали, когда из спальни раздавались приглушенные стоны и вскрики Ксении. Когда же в спальной раздался детский крик, они все разом истово перекрестились.

Вскоре в дверях кабинета появился усталый, но с видом человека, добротно сделавшего свое дело, Георг Францевич. Сняв пенсне, он, близоруко прищурившись, произнес:

– Ну что же, Андрей Петрович, можете пройти к Ксении Александровне.

Ксения раскинулась на постели, положив голову на высоко взбитые подушки, а рядом с ней неосознанно взирал на открывшийся перед ним неведомый мир спеленатый младенец.

– Девочка… – голос ее совсем ослаб, и глаза наполнились слезами. Уж она-то, как никто другой, знала, с каким нетерпением тот ждал рождения наследника.

Андрей Петрович, будучи твердо уверенным, что у него непременно родится сын, растерянно посмотрел на жену. Как же так?! Однако он быстро взял себя в руки.