– Главврач сейчас на обходе. Освободится через десять минут, – и дежурная захлопнула свое окошко. Тут подошел водитель Иван:
– Станислав Иванович, вам звонят по «Алтаю».
– Спасибо, иду.
«Алтай» работал с сильными помехами. Видимо, они стояли под проводами.
– Здравствуйте, Станислав Иванович. Это Гаврилов. Мне сказали, что вы в больнице.
– Здравствуйте, Александр Васильевич. Да вот, пытаемся навестить Алексея Фофанова и водителя, только нас не пускают.
– Нам надо срочно переговорить. Вы сможете после больницы заехать ко мне в управление?
– Хорошо. Непременно буду.
– А почему вас не пускают? Я сейчас позвоню главврачу, скажу, чтобы пустили. Там просто охрана стоит у палаты.
– Спасибо, Александр Васильевич.
– Ваня, – повернулся Кан к водителю, – будут еще звонить, скажи, чтоб перезванивали на мобильный.
– Хорошо, Станислав Иванович.
Кан вышел из машины и направился к дверям больницы.
– Оказывается, это следователь не разрешает никого пускать к нашим ребятам, – сказала ему Ирина, все еще стоявшая у демонстративно закрытого окошка дежурной.
– Я в курсе: мне Гаврилов сказал по телефону. Он сейчас даст распоряжение главному врачу.
Действительно, через несколько минут подошел главный врач и повел их по длинным мрачным коридорам, где вдоль стен стояли койки с лежащими на них больными. «Больница переполнена: не хватает мест», – извиняющимся голосом сказал главврач. В воздухе стоял густой запах йода, касторки, хлорки – и безнадежности. «Как все бедно и мрачно! Какая же она нищая – эта наша советская медицина… Вот и оклад у этого замученного главврача наверняка рублей двести, при этом ужин в ресторане стоит сегодня не меньше трехсот», – возмущался про себя Кан. Даже халат на главном враче был какой-то прожженный хлоркой и с желтыми пятнами.
Алексей, с забинтованной грудью и шеей, лежал на горе подушек. Завидев входящих, он широко улыбнулся, сверкнув своим золотым зубом. Главврач взял табличку, висевшую над кроватью.
– Так, температура и давление – в пределах нормы, процесс заживления идет успешно. Ну что же, скоро переведем в общее отделение.
– А может, лучше домой, доктор? – вставил Фофанов.
– Об этом пока еще рано говорить. Посмотрим, как будет протекать послеоперационный период. Больному нужен покой, – повернулся он к Кану с Ириной, – так что даю вам двадцать минут. Не больше! – он выразительно посмотрел на дежурившего у дверей милиционера.
– Спасибо. Постараемся уложиться, – с улыбкой поблагодарила главврача Чубасова.
– Алексей, как ты похудел за двое суток! – удивленно воскликнул Кан. – Послушай, а как ты оказался на переднем сидении этой проклятой машины?
– Хочешь спросить, Иваныч, почему я оказался жив, когда Онуфриев и Иванов погибли?
– Не говори так. Ты жив, и это главное. Ты ничего не мог изменить.
Фофанов отвернулся к стене. Казалось, что он весь сжался внутри. Прошло несколько минут, и его как будто отпустило. Он продолжил:
– Перед тем как повернуть на Бабушкина, Артур вдруг предложил мне поменяться местами с передним охранником – будто предчувствие у него какое-то было. Все равно, говорит, стекла в машине все темные и бронированные, а мне так спокойнее будет. Я и пересел. И почти сразу как грохнуло! Больше ничего не помню. Они ведь тебя поджидали. Говорил я тебе: надо было уступить им эту партию компьютеров.
– Алексей, сейчас уже поздно об этом. Домбровский просто исчез со своим офисом. Мы его ищем – и найдем обязательно. А ты давай, поправляйся. Все, что тебе понадобится, Осипов подвезет. А мы пойдем – мы еще к Артуру должны зайти.
21 января 1991 г. Питер
С понедельника у всех сберкасс и банков Советского Союза выстроились многокилометровые очереди на обмен старых денежных знаков на новые. Люди стояли в этих очередях сутками, там же и ночевали. Официальное объявление о денежной реформе появилось только в среду.
Рано утром Чубасовой позвонила Варазова:
– Ирина Сергеевна, наш банк второй день – просто в кольце блокады. Сегодня после обеда будут наличные. Передайте Станиславу Ивановичу, что вы можете подъезжать.
– Спасибо, передам.
Чубасова пошла в кабинет генерального. У него сидели гости из Польши, Роман и Лариса Чернявские. Кан прервал разговор с ними и вопросительно посмотрел на Ирину Сергеевну.
– Я прошу прощения. Станислав Иванович, звонила Варазова, просила подъехать сегодня, после обеда.
– Хорошо. Пусть ко мне зайдет капитан ОМОНа. Начнем грузить.
– ОМОН у меня в кабинете. Сейчас я им скажу, – Ирина вышла, и Кан вновь повернулся к гостям.
– Роман, Лариса, давайте вечером встретимся за ужином – я приглашаю! А сейчас вас отвезут в гостиницу.
Вошла Лена с папкой на подпись.
– Леночка, пусть Ваня отвезет гостей в гостиницу.
– Хорошо, Станислав Иванович. К вам капитан ОМОНа.
– Пусть войдет, и пригласите Павлова.
Вошли Павлов и капитан ОМОНа в полевой форме и с десантным «Калашниковым» на шее.
– Капитан, задача несложная: нужно из кассы нашего офиса перевезти деньги в отделение банка на Лиговке. Пусть ваши люди начинают грузить деньги в машину.
Капитан ОМОНа был явно удивлен:
– Извините, но у меня приказ сопровождать денежные знаки по другому маршруту.
– Капитан, это была намеренная дезинформация. Теперь вам придется ехать по новому маршруту, – Кан дал понять, что это не обсуждается.
– Николай Васильевич, возьмите человек пять из мастеров – и поезжайте к банку. Как только увидите инкассаторскую машину с ОМОНом, то пустите слух, что новенькие деньги везут.
– Понял, Иваныч. Только мне нужна машина.
– Возьмите машину генерального бухгалтера.
– Всё. Лечу!
Деньги были загружены в инкассаторскую машину, и кортеж тронулся. Впереди ехала патрульная машина с включенными сиреной и мигалками. Перед банком они увидели живое оцепление из людей в очереди. Никого не пропускали.
– Капитан, не сбавляйте скорость, – по рации командовал Кан.
Было видно, как Павлов что-то говорил впереди стоящим в очереди. Толпа нехотя начала отступать.
– Капитан, мы сейчас задним ходом подъедем к дверям, – давал последние инструкции Кан. – Закройте проходы между дверями банка и машины! Свой УАЗ поставьте перед инкассаторской машиной. Никого не подпускайте!
– Понял.
В толпе слышались возгласы: «Наконец-то подвезли деньги! Пропустите быстрее!».
Водитель профессионально подал машину задом к дверям банка. Двери открылись. На пороге стояла Варазова с кассирами.
– Станислав Иванович! Вы сами приехали? Давайте быстрее!
Мешки начали переносить в хранилище денег. Последний был совсем легкий.
– Это все? – спросила управляющая.
– Да. Вот табели, – Ирина Сергеевна протянула управляющей банка стопку документов.
– Завтра в 11 инкассаторы все привезут к вам в офис, – Варазова скрылась за дверью.
Машины выехали на Лиговский проспект.
* * *
Денежная реформа стала агонией горбачевского режима. Ожидаемого эффекта для экономики Советского Союза она не принесла, зато мощно ударила по низшим слоям населения. Трудовой народ, всю жизнь откладывавший деньги – на свадьбу детей, на отпуск, на черный день, – после реформы остался со «сбережениями», на которые можно было купить пятьдесят буханок хлеба и десять килограммов мяса. А вот банкиры, кооператоры, дельцы сделали огромное состояние на обмене денег. Период обмена уже закончился, а банки все продолжали обменивать старые банкноты за двадцать-тридцать процентов стоимости их номинала. При отсутствии системного учета в Минфине СССР огромные наличные средства оседали в карманах новых советских бизнесменов. В ходу на черном рынке появились «условные рубли». Только при нашем строе было возможно иметь рубли в разной «валюте»: чеки Внешторгбанка, морские чеки Внешторгбанка, сертификаты капстран, сертификаты соцстран, карточки на продукты и товары народного потребления.