П е т р. Зарплату я брату отдаю, Тань. Инвалид с войны у меня брат, разве не знаешь? Вожу по курортам — денег немалых стоит.

Т а т ь я н а. Ну и вози, коль тебе брат дороже.

П е т р. Люди промеж собой несравнимы. Ты по-своему мне дорога, брат по-своему.

Т а т ь я н а. Уходи! Ненавижу тебя! Ненави-ижууу! Тунеядец! Дудошник ресторанный!

П е т р. Ты не сгоряча бухнула, Тань? Скажи, это серьезно?

Т а т ь я н а. Будет уж, пошутила! Терпение лопнуло.

П е т р. Ну, спасибо за откровенность. Честно говоря, не ожидал. Оно конечно: дудошник я. Да как быть-то? Больше ничего не умею. До большой музыки не дорос… А душа просит. Вот и играю. За это разве можно ненавидеть? Уважения, понятно, особого не заслуживаю, а пожалеть могла бы…

Т а т ь я н а. Жалела… устала. Ступай. Мне контрольную писать надо.

П е т р. Совсем выгоняешь? Навсегда?

Т а т ь я н а. Не знаю. Ничего я не знаю!

П е т р. Что ж ты вытворяешь со мной, а? Что вытворяешь, Тань? Ведь я тебя больше свободы люблю!

Т а т ь я н а. Не до любви мне сейчас, Петя! Пожить хочу… Из-за тебя еще и не жила по-людски… А годы идут. А я, как прежде, на ферме… словно счастье там потеряла. Копаюсь в навозе, а ты буги-вуги на банкетах наяриваешь. С бабами любезничаешь.

П е т р (строго, печально). Баб не приписывай, Тань, не надо. Решила без меня жить — живи. Мешать не стану. Женщина ты видная, ровню себе найдешь…

Т а т ь я н а. Никого мне не надо. Нико-го-шень-ки! Тобою вот так сыта!

П е т р. Набил оскомину, значит? А как же с Юркой быть? Юрка-то ведь и мне сын.

Т а т ь я н а. Какой он тебе сын? Раз в год по обещанию видишь. А туда же: «сын»…

П е т р. Нет, Тань, не раз в год. Каждую неделю в институт наведываюсь. Близко не подхожу, а так — сыздаля — вижу. Сын же, душа тянется.

Т а т ь я н а. Не ходи к нему, не трави парня.

П е т р. И это, стало быть, запрещаешь? А как мне жить, Тань? Куда мне деваться?

Т а т ь я н а. Сам думай. Голова на плечах есть.

П е т р. Так оно, Тань, точно так. Да голова-то кругом пошла.

Т а т ь я н а. А у меня, Петя? А у меня?..

Идет снег. И время идет.

В конторе.

По радио передают песню. Певица поет:

У репродуктора, задумавшись, сидит  И г о ш е в.

Входит  Ю р а. Игошев не замечает его.

Голос диктора: «Мы передавали народные песни в обработке композитора Авенира Ошкурякова».

Ю р а (с «дипломаткой» в руках). Приветствую вас, Сергей Саввич.

И г о ш е в. А, юрист! Здорово. Слыхал?.. Этот Ошкуряков своими песнями всю душу мне выворотил.

Ю р а. Песни-то, сказали, народные. Ошкуряков их только обработал.

И г о ш е в. А хоть и народные, так что? Кто-то когда-то сочинил песню, помер… И песня вместе с ним померла бы, если бы не такие вот Ошкуряковы… Положил ее композитор на ноты, до нас донес бережно и бескорыстно. Низкий поклон ему за это.

Ю р а. Пожалуй, вы правы. Во всяком профессионале я прежде всего ценю благородство. И бескорыстие, конечно. Но в меру, в меру. Дилетанты наступают. Как клопы лезут во все щели. И кусаются. Мы с вашим Виктором не раз испытали это на собственной шкуре.

И г о ш е в (подозрительно). Вы с Виктором? Ты что, тоже искусством занялся?

Ю р а. В некотором роде.

И г о ш е в. А институт?

Ю р а. Одно другому не мешает.

И г о ш е в. Как же вы с Витькой-то сконтактовались?

Ю р а. Элементарно. Союз единомышленников. Виктор организовал что-то вроде любительской студии. Я в ней импрессарио.

И г о ш е в. По-нашему, значит, толкач. Так?

Юра разводит руками.

Чем же она занимается, ваша студия?

Ю р а. А вы не читали статью о нашей последней… «дисформации»? Вот, пожалуйста. (Подает газету.)

И г о ш е в (читает). «Новое слово в монументалистике». Хм… Кто ж его сказал, это новое слово?

Ю р а. А как раз мы. Что, не верите? Так я говорю, ваш Виктор — огромный талант!

И г о ш е в. Талант? Ты, сушь-ка, не того? Он же маляр… халтурщик!

Ю р а. Нехорошо, Сергей Саввич! Если уж не верить своей районной газете, кому же тогда верить? Под названием газеты что написано? Чей она орган? То-то. Между прочим, Николай Иванович… ведь вы его знаете?

И г о ш е в. Ну как же, вчера втык от него получил.

Ю р а. Так вот, Николай Иванович о вашем сыне сказал: «Виктор Игошев — это явление».

И г о ш е в. Вот явится домой это явление, я его вицей по заднице, чтоб холст напрасно не изводил. Из этого холста в войну сколько штанов, сколько портянок выкроить можно было! А тут какой-то мазилка добро расходует.

Ю р а. Эх, Сергей Саввич! Темный вы человек! Ваш Виктор — глыба! Гигант! Оценить его способны сейчас лишь самые проницательные. Вы человек с таким кругозором, и вдруг: «Мазилка!» Стыдно! Как говорил Есенин: «Большое видится на расстояньи».

И г о ш е в. Ты мне баки не заливай — полные.

Ю р а. Я и не пытаюсь. Кто слеп, тот слеп. Но только запомните: есть еще внутреннее зрение.

И г о ш е в (взвешивая чернильный прибор). Тяжеловат, а?

Ю р а. Спокойно. И учтите: прибор казенный. Но шутки в сторону. Неужели вы и впрямь ничего не слышали про нас? Ведь наша студия, а Виктор в ней запевала, считается в области одной из лучших.

И г о ш е в. Чем она занимается, эта ваша студия?

Ю р а. Как раз это я и пытаюсь вам втолковать. Оформляем клубы, кафе, дворцы культуры… Можем и наглядную агитацию… По большому счету.

И г о ш е в. По большому, значит? А знаешь, русский словам не верит. Тем более — жульничеством попахивает.

Ю р а. Ну, это вы бросьте. Я сам юрист… и, как могу, борюсь с жульничеством. (Достает из чемоданчика образец.) Что вы скажете вот об этой экспликации?

И г о ш е в. Мазня.

Ю р а. Не обижаюсь, потому что знаю: вы это лишь из упрямства говорите. А вот еще… ретроспекция? Как она вам?

И г о ш е в. Что?

Ю р а. Ретроспекция. Элементарно в жанрах не секете, а беретесь судить о таком сложном и деликатном деле… Вот, к примеру, оформление одного из домов культуры. Его осуществляла наша студия. Кстати, Николай Иванович оформлением остался очень доволен.

И г о ш е в. У меня на этот счет свое мнение.

Ю р а. И оно, как я вижу, не в нашу пользу?

И г о ш е в. Я могу прямо сказать…

Ю р а (перебивая). Да-да, скажите, пожалуйста… Скажите мне вот что: ведь клуб в Хорзовой не оформлен? Мы с Виктором могли бы взяться. Есть несколько заманчивых замыслов.

И г о ш е в. Клуб?! Да я к этому клубу вас на пушечный выстрел не подпущу! Шустряки какие нашлись! Вон, вон отсюда, проходимец!..

Ю р а. Я, разумеется, уйду, раз вы настаиваете…

И г о ш е в. Не уйдешь — вышвырну. Видать, в родимого батюшку удался… Тот тоже нашармачка прожить старается. Нет, чтоб с матери брать пример… Вот работница-то!

Ю р а. Уж извините! Мои предки мне не указ. У меня свой путь, собственный.

И г о ш е в. Ну да, путь проходимца.

Ю р а. Полегче, Сергей Саввич, полегче! Я ведь могу обидеться.

И г о ш е в. А мне наплевать! Я, сушь-ка, потому и время на тебя трачу, что ты сын Татьянин. Неужто в тебе ничего материнского нету? Ее силы, ее беззаветности? Да и отец твой человек со своим интересом.

Ю р а. У меня тоже свой интерес, не столь мелкий, как у отца, и не столь приземленный, как у матери. Я знаю, в чем достигну успеха… И знаю, как его достигнуть… Клуб-то доверите нам оформлять?

И г о ш е в. Ну наглец! Да я тебе не только клуб, свинарник оформить не доверю.