М а ш а. Что это он?
А н ф и с а. Сказала же: бога бьет… за то, что рыба ушла.
М а ш а (услыхав вой Шамана). А тот?
А н ф и с а. Тот пытает: почему рыба ушла. Однако и мне пора. Бог устал. Дрова умеешь колоть?
М а ш а. Я в городе жила. У нас паровое отопление.
А н ф и с а. Учись, если ты… женщина. (Отдает Маше топор, подходит к мужу, становится перед ним на колени. Тот бьет ее раз и другой.)
М а ш а (ошеломленно молчит, потом бросается на выручку). Нет! Не сметь! Вы что, рехнулись? Не сметь! В сельсовет пожалуюсь!
Г р и г о р и й (продолжая истязать жену). Сельсовет далеко. Два дня на оленях ехать. Я сам себе… сам сельсовет!
Анфиса безропотно сносит его побои.
М а ш а (пытается оторвать его от жены, но от сильного толчка отлетает в сторону). Не трогай! Слышишь? Лучше не трогай! (Замахивается топором.) Уйди, паразит, раскрою череп!
Г р и г о р и й (удивленно, но с некоторым уважением). Смелая девка! Лихая девка! Мне бы в жены такую!
М а ш а. Ты и своей недостоин.
Г р и г о р и й. Своя старая, двадцать пять зим прожила. Мне молодая нужна, как ты. Смелая, как ты. Давай выходи замуж. На охоту вместе ходить будем, винка пить будем. (Великодушно протягивает ей недопитую бутылку.) Н-на, пей!
М а ш а. Сам отравляйся! (Выбивает бутылку.)
А н ф и с а. Бить-то еще не будешь? Если не будешь — пойду сына кормить.
Г р и г о р и й (жестом отпуская ее). Сейчас некогда. Завтра побью. А может, вовсе убью. (Спрашивает у Маши.) Убить? Надоела.
М а ш а. Вот зверь! Вот дикарь! Только тронь ее! Только тронь!
А н ф и с а. Убей. И Костю убей. А то кормить его надо.
М а ш а. Не бойся, спьяна говорит. Как можно убивать человека? Тем более жену. Тебя спрашиваю, палач: как жену убивать можно?
Г р и г о р и й. Оленя убиваю — почему жену не могу? Олень добрый, красивый. Олень везет меня, одевает, кормит, себя кормит. А я его убиваю. Жена не везет и не кормит. Я ее кормлю. Только расходы! О олень! Он как цветок весенний, как солнышко! Он верен, как смерть. Я маленький был, грудной был совсем, чуть больше ружейного приклада. Мать на груди меня держала… сама от голода мертвая была. Олени привезли меня за четыре пробега… живого привезли… мать мертвую. Привезли и — пали. А я жив. Вот они какие, олени! (Плачет.) О-о-о!
Вой в дальнем чуме прекращается. Оттуда выходит маленький юркий человек, это Ш а м а н.
С т а р и к и у костра наблюдают происходящее двадцать лет назад.
Е ф и м. О, я ловок тогда был! Я был умен и быстр, как горностай! Кто мог сравниться со мною в быстроте и гибкости ума? А слова были медленны, как падающий снег. Ум мой успевал шкуру им подостлать. Сам прятался незаметно.
Ш а м а н (пошатывается слегка. На поясе у него медвежий коготь, зуб росомахи, зеркальце, медные кольца. На голове обруч с несколькими бубенчиками. Бубенчиков со временем прибавится). Она-а! (Ткнул пальцем в Машу.) Я видел ее. Она подбиралась издалека. Злые духи послали ее сюда. Она ехала на железном медведе, который дышал горячим паром, ревел и осквернял воздух. Потом плыла на калданке, и рыба шарахалась от нее, чуя тяжелый дух медведя. Она прогнала нашу рыбу. Она! Так сказали мне духи.
А н ф и с а (кормит грудью ребенка). Она?! (Прячется поглубже в чум.)
Г р и г о р и й. А я собирался сделать ее своей женой.
М а ш а (улыбаясь). Что за ерунду вы выдумываете? Какие духи? Какой медведь? Это от вас дух нечистый… давно не мылись. Хотите, дам мыла? У меня с собой десять кусков. (Достает из сундучка мыло.)
Ш а м а н (схватив у нее кусок, пожирает). Вот, вот твое зелье! Ты этим меня не испугаешь.
М а ш а. Как интересно! Еще хотите? (Подает второй кусок мыла.)
Ш а м а н (и этот кусок съедает). Твое зелье похоже на медвежье сало. Но во рту от него остается какая-то пена.
М а ш а. Ешьте на здоровье. Хотя вообще-то им лучше мыться. Оно отмывает всякую грязь. Может, и нутро ваше отмоет. (Подает третий кусок.)
Ш а м а н. Нутро?
М а ш а. Ну, если угодно, душу.
Ш а м а н. Не-ет, душа должна оставаться душой. Духи запрещают нам мыться. Если человек моется, он мерзнет. И душа — чистая — будет мерзнуть.
М а ш а (задумчиво). Пожалуй. Так вы не хотите больше мыла?
Ш а м а н. Я ел, чтобы оно потеряло колдовскую силу. Ты тоже. (С ухмылкой.) Теперь ты нам не опасна.
М а ш а (примирительно). Я и раньше была не опасна. Я приехала учить ваших детей.
Ш а м а н. Ты разве шаманка?
М а ш а. Я учительница. Кончила педагогическое училище.
Ш а м а н. Педа-ги-чес-кое… чи-ли-ще… И ты все знаешь?
М а ш а. По крайней мере то, чему научилась.
Ш а м а н. Тогда скажи: отчего летом не спит солнце? Отчего олени болеют копыткой?
Г р и г о р и й. О мой олень! Мой цветок белый! О Мирцэ!
Ш а м а н. Отчего рожают женщины в муках? Ты рожала?
М а ш а (смутившись). Я еще незамужняя.
А н ф и с а (выйдя из чума). А я рожала. Я пять раз рожала. И только Костя мой жив. Научи меня рожать, чтоб не умирали дети.
М а ш а. Я же сказала, что не… рожала еще. Но у меня есть знакомые акушеры, врачи… Они приедут сюда, они научат.
Ш а м а н. А сама не умеешь. Всякая женщина умеет. Это так просто: сошлась с мужчиной — через девять месяцев ступай в нечистый чум. Родишь, очистишься и снова будешь со всеми.
Г р и г о р и й. Она родит, вот увидите. Когда станет моей женой. У нас будет пять, нет, два раза по пять сыновей.
Ш а м а н (гнет свое). Шаман должен знать все. Иначе какой же он шаман.
М а ш а. Всего не знает ни один человек.
Ш а м а н. Я знаю. И потому я шаман.
М а ш а. Ну так скажите мне: что такое социализм?
Ш а м а н. Социализм — это говорильня. Сюда и до тебя приезжали разные люди. И все говорили, говорили. Мы уж дремлем, а они говорят.
М а ш а. Значит, неинтересно говорили. Социализм — это счастливая жизнь. Социализм — это правда.
Ш а м а н. Правда или счастливая жизнь? Тот, кто любит правду, счастлив не бывает. Счастливы только мертвые. Они ничего не хотят. Не думают о счастье.
М а ш а. А я жива. И я счастлива.
Ш а м а н (пророча). Значит, и ты должна умереть.
М а ш а (усмехаясь). Чушь какая! Соберите людей. Я расскажу им о школе. О социализме, о комсомоле.
Ш а м а н (бьет в бубен, кричит). Эй, люди! Собирайтесь! Вот эта белка научит вас всему на свете. Женщин научит рожать без болей. Мужчин — охотиться, пасти оленей, не упускать из запоров рыбу. Расскажет, почему прячется на полгода солнце, почему не спит оно летом… почему власти меняются так часто… почему человеку при всех властях трудно. Эй, люди! Скорее сюда!
Собираются, робея перед Машей, ж и т е л и с т о й б и щ а. Есть среди них и дети. Почти все — мужчины и женщины — курят трубки, удивленно переглядываются, не понимая, чего ради их собрали.
Шаман что-то говорит владеющим русским языком Григорию и Анфисе. Очень внушительно говорит, по-своему.
М а ш а. Товарищи! Я плыла сюда и боялась… Боялась севера, боялась чужих, незнакомых людей. Ваш север прекрасен. Цветет багульник, черемуха цветет. Реки широки и задумчивы. Берега их таинственны и величавы. Земля эта, удивительная, девственная земля, достойна большого счастья. Время сейчас такое… Оно несет людям радость. Здесь пролягут железные дороги. Немного погодя придет электрический свет. Но главный свет в человеке — свет его души. Он загорается, когда человек образован, знает историю и культуру своего и других народов. Вы согласны со мной?
Ш а м а н (пригрозив бровями Григорию и Анфисе). Они согласны, согласны.
