Входит С т е ш а.
К а т е р и н а. Как живется тебе, сестра?
С т е ш а. Живем… хлеб жуем.
К а т е р и н а. Ну, живите… Кирилл-то пишет?
С т е ш а. Конечно. Я ведь жена ему. Жена, а не бросовуха.
К а т е р и н а. Вон как все обернулось. А я в жизнь вашу вклинивалась.
С т е ш а. Ой! (Схватилась за живот.)
К а т е р и н а. Больно? По времени рано еще.
С т е ш а. Сердится. На волю хочет.
К а т е р и н а. Ты зови меня, если что. Сестры же мы. Мы ведь родные.
С т е ш а. Спасибо, Катя. Я как-нибудь к тебе загляну.
К а т е р и н а. Заглядывай. Нам чужаться не след. (Уходит.)
С т е ш а входит в дом.
Во дворе продолжают разговор Ж д а н и Т о н я.
Т о н я. Стихи-то не перестал писать?
Ж д а н. Балуюсь.
Т о н я. Что-нибудь новенькое прочти. Что я не слыхала.
Ж д а н. Вот вчера выпеклось. Горяченькое еще…
«Когда ты полон тишины,
Душа твоя излиться хочет —
Вдруг плюнут в душу без вины,
Порвут ее, как лоскут, в клочья
И — топчут. Стон души все глуше.
Лежит, распятая на камне.
Взгляните: это чьи-то души
Хрустят у вас под каблуками».
Т о н я. Все намекаешь, намекаешь… Лучше о братьях пиши. Они там… они… (Неожиданно разревелась.)
Ж д а н. Тонь, ты чего, Тоня? Разве я виноват? Такие стихи выпеклись. Ну забудь, забудь!
Т о н я (уткнувшись в его плечо). Неспокойно мне, Ждан! Все мнится, будто Федя убит. Вчера снилось — между бровей у него ручеек тек красный…
Ж д а н. Молчи! Слышишь ты! Молчи, не каркай!
Т о н я. Молчу, Данечка. Я молчу, не сердись.
Входит Т и м о ф е й. Он под хмельком.
Т и м о ф е й. Ловко устроились. А я хоть пропади.
Ж д а н. Тебе что, девчат мало?
Т и м о ф е й. Мне одна была нужна. И ту Кирька украл. Эту я у тебя отобью.
Ж д а н. Отбивал тут один… Теперь сморкаться нечем.
Т и м о ф е й. Все забрали себе… всех. А что для меня?
Ж д а н. Что осталось.
Т и м о ф е й. Я тоже все хочу. Все мое. Раз мое — возьму. Силой!
Ж д а н. Попробуй.
Т и м о ф е й. Грозишь? Ты мне грозишь, моль бумажная? (Небрежно ударил Ждана.)
Тот ударил ответно. Но тут же свалился от ядреного тумака.
Т о н я. Тимка! Прекрати! Прекрати сейчас же! (Повисла на руке Тимофея.)
Появляется д е д С е м е н.
С е м е н С а в в и ч. Ты что, поганец, драться сюда пришел? (Замахивается тросточкой.)
Тимофей перехватывает трость, ломает через колено.
Т о н я. На старика? Ты — на старика? (Схватывает топор.) Сгинь с глаз, слышишь? Сгинь, пока башку не оттяпала.
Т и м о ф е й (трезвея). Я уйду, я, конечно, уйду. Но попомни: будут у кого-то окна биты, ворота смолены. (Уходит.)
Окровавленный Ждан бросается следом, его удерживает Тоня.
С е м е н С а в в и ч (потрясенный неслыханным глумлением над собой). Где ты, силушка моя? О-ох! (Подбирает обломки тросточки.)
В амбаре.
Сумрак колхозного склада, освещенного «летучей мышью». Ж е н щ и н ы нагружают в мешки зерно. С е м е н С а в в и ч выносит. Через дверь видна задняя ось повозки.
Г о л о с а. Плица-то к ночи потяжелела.
— Насыпай. Осталось всего ничего.
— А старик — груздь! Не присел даже.
— Износился, чего там! Вот раньше, помню, сосну в тринадцать аршин свалит и пытает своего меринка: «Ну, Чалко, справишься, ежели этот комелек взвалю?»
Женщины невесело пересмеиваются.
С е м е н С а в в и ч. Устарались, ягодки? Передохните! Нам тридцать верст по ночи колыхать.
А н н а. Тебе-то в жмурки играть, что ли? Сядь, дух переведи. Небось поджилки трясутся?
С е м е н С а в в и ч. Есть маленько. Бывало же: по два куля на плечи да куль под мышки возьмешь — и прешь, только ребра поскрипывают. Ныне кость оскудела. (Выносит последний мешок.)
Б у р м и н (с улицы). Что, нагрузились, обознички?
Женщины встают и медленно-медленно бредут к упряжкам. Бурмин заглядывает в амбар. За воротами — скрип тележных колес.
Г о л о с а. Но, Чернушенька! Но, ведерница!
— Трогай, Зоренька, трогай! Ты теперь за Воронка.
— Возьми коврижку, Семен Саввич. Как притомится — отрежь ломоток. Да не вздумай стегать — обидится. Она у меня с норовом.
— У меня и кнута нет, Аннушка. А хлеб запас загодя.
— Может, затянем проголосную? Все же хлеб везем, главное свое рукоделье.
— Слова не песенные с языка рвутся.
— Полно, Васса, полно, подруженька! Начинай, а мы подтянем.
В а с с а (запевает).
«Прилетела птичка вещая,
Она села на околенку
И запела громким голосом
Так, что сердце захолонуло.
Говорю я птичке-пташечке:
«Ты скажи, скажи, касаточка,
С доброй вестью иль с недоброю?»
Пташка крылышки расправила,
В стекло клюнула, ударила
И упала наземь камушком.
Сердце горькое почуяло —
С муженьком беда случилася:
Видно, пуля ему вражеска
Прострелила грудь его белую…»
Обоз удаляется. Бурмин выкручивает фонарь.
На улице.
К дому Калинкиных подходят Ж д а н и Т и м о ф е й. Тимофей задумчиво, на ходу шлифует искусно вырезанную палочку. Ждан тревожно-счастлив.
Ж д а н. Перестань дуться, Тимка! Ну подрались, эка важность. Сам первый затеял.
Т и м о ф е й. Всю родню взбулгачил: поднялись с топорами. Надо было с пулеметами.
Ж д а н. И пулеметы возьмем, где нужно. Баловство кончилось, Тима. Драка серьезная предстоит.
Т и м о ф е й. Это верно, кончилось. (Рассмеялся.) А ты молодец! До Ворошилова достучался. Это ж надо!
Ж д а н. Маме не проговорись. Узнает — будет мне на орехи.
Т и м о ф е й. В твои ли годы материнской лозы бояться?
Ж д а н. Не лозы боюсь, обиды. (Уходит.)
Входит Т о н я.
Т о н я. Ворота-то все еще не вымазаны. Что слово свое не держишь?
Т и м о ф е й. Поверила? Хмельной бахвалился. А во хмелю я резкий.
Т о н я. Ты и трезвый не пух.
Т и м о ф е й. Ругай, ругай — заслужил. Гнев остынет — скажи на прощанье словечко ласковое. Так скажи, без значения.
Т о н я. Призывают?
Т и м о ф е й (кивнув). Слово-то скажешь? Скажи, скажи! Во мне сразу сил прибавится.
Т о н я. Выдумщик ты! Ох какой выдумщик!
Т и м о ф е й. Голосок как есть жавороночий! Может, еще на словечко потратишься?
Т о н я. Выдумщик, право.
