П а в л а. Возьми на бедность… одну.
Р ы ж и й. Одну-то куда приспособишь?
П а в л а. Уж это твоя печаль.
Р ы ж и й. Хватка у тебя мертвая!
П а в л а. Трудом добыто. За свои труды ты разве меньше с государства берешь?
Г о л о с а. А мне, Павла Андреевна? Может, ондатра имеется?
— Да, хорошо бы на шапочку!
— Доставай, хозяйка! Доставай, есть ведь заначка-то!
П а в л а. Как без заначки? На то она и торговля. Правда, заначка та не моя, братова. А он втридорога берет.
Г о л о с а. Ну, показывай! Не обидим.
П а в л а. Тот не родился, кто меня обидит. А товар вот каков: две росомахи, пяток соболей, куница да дюжина ондатр.
Р ы ж и й. Тут целое состояние!
П а в л а. Не по карману — не бери. Все на добровольных началах.
Начинается распродажа.
П а в е л (отзывает жену в сторону). Поимей совесть, Павла! Три шкуры дерешь!
П а в л а. Не мешай! Сами напросились.
П о п о в (тихо). А я ведь ее за Несмеяну принял…
К у з ь м а. Ты в гостях тут, вот и гости. А то живо вытурю!
П о п о в. Характер-то все-таки мамкин. Точно: мамкин!
П а в е л. Ты бы не встревал, Кузьма, а? Поберегся бы маленько.
П о п о в. Не убережешь… с молоком впиталось.
П а в е л. Слышь-ка, Кузьмич, сына старшего не возьмешь к себе? Худо ему тут.
П о п о в. Раз худо — возьму. Худо — значит, не в мать удался.
П а в е л. Шибко-то ее не суди. Разберись сначала. Павлу, ежели потрясти, много хорошего вытрясешь. Меня вон после войны из обломков собрала. Сыновей одна воспитала. На Павлу обижаться грешно.
П о п о в. По дереву ты аккуратно режешь… зверюшек, рыб и все прочее. И понимаешь их лучше, чем людей. Вот и режь… и не углубляйся. А то однажды жену свою вдруг увидишь до донышка и напугаешься.
П а в л а (разглаживая деньги). А ты что же не покупаешь?
П о п о в. Дарить некому. (Встал.) За хлеб, за соль, хозяюшка. (Поклонился.) А еще за щедрость твою. Пошли отсюда, ребята!
Уходят. П а в л а сжимает в кулаке деньги, скрывается в избе.
П а в е л. Кузя, тайничок мой на чердаке знаешь? Извлеки оттоль четвертинку.
К у з ь м а. Ты же не пил раньше… берегся.
П а в е л. Не пил, а теперь выпью.
Кузьма взбирается на чердак, но через минуту слышится его гневный возглас. Грохочет упавшее наземь ведро.
Из избы выбегает П а в л а.
П а в л а. Упал? Убился? (Увидав сына со шкуркой бурундучка.) Живой…
К у з ь м а. Бурундучка-то ты присмотрела?
П а в л а. Он же лесной был, дикий…
К у з ь м а. Лесной, дикий! Он с рук моих ел, понятно? Он маленький был, понятно?
П а в л а. Чего психуешь? Бурундучков в лесу немало.
П а в е л. Ох и напьюсь я сегодня! Ох и напьюсь!
П а в л а (протягивая руки к сыну, который брезгливо пятится от нее). Не свались оттуда… высоко.
К у з ь м а. Не подходи ко мне! Не подходи!
П а в л а. Кузя! Кузя! Экий ты кипяток! (Хочет снять сына, но он резко отпрыгнул, сорвался с лестницы.)
Все померкло.
4
В избе Брусов. К у з ь м а и П а в л а.
К у з ь м а. Ну вот, десять дней из жизни вычеркни.
П а в л а. Зачем вычеркивать-то? Ты их сам за себя прожил.
К у з ь м а. Хворый не живет — мается. Я почему-то летал каждую ночь.
П а в л а. Растешь, значит. Когда растут — летают во сне.
К у з ь м а. Я по всем правилам летал: за спиной вертолет в ранце, на лямке — кнопки для управления. Щелк одной — аппарат завелся. Щелк другой — взлетел. Здоровски! О-ой!
П а в л а. Худо тебе!
К у з ь м а. В глазах радуга… да вот уж проходит. Ты не тревожься, мам.
П а в л а. Как-никак под сердцем носила.
К у з ь м а. Ты добрая, мам. Все ночи около меня просидела… Добрая. А что денег на движок не дала, так это правильно. Вот поправлюсь — в бригаду к белорусам пойду. Возьмут, поди? Топор в руках держать умею.
П а в л а. Дам я тебе денег. Дам, лежи-полеживай!
К у з ь м а. Сам заработаю. Душно! На улицу, что ли, выйти?
П а в л а. Выйди, посиди на завалинке. Я меду свеженького из подполья достану.
Кузьма усмехнулся.
Свеженького! Вчера перегнала.
Поправив повязку на голове, К у з ь м а выходит в ограду. Подошел к сеннику. Окликнул козленка.
К у з ь м а. Потерял меня, одноглазик? А я, брат, с чердака шмякнулся. Ф-фу, земля колышется! (Отошел, сел на завалинку.)
П а в л а (подав мед в берестяном туесе). Кушай, сынок! Кушай да поправляйся.
К у з ь м а. Теперь уж все… встал.
П а в л а. Для тебя — все. А мать за вас каждую минуту страшится. (Уходит.)
К у з ь м а. Нет, Петька, что бы там ни говорили, а мамка у нас добрая.
За воротами И н н о к е н т и й, седой, длинный. Он с аккордеоном. Войти не решается.
Долго за воротами будешь топтаться?
И н н о к е н т и й. Не смотришь… как угадал?
К у з ь м а. Ты ноты на слух путаешь? Нет? Вот так и я людей различаю. И говорят они и ходят по-разному.
И н н о к е н т и й. Я тебе сыграю сейчас… первый услышишь. (Расстегнул аккордеон, заиграл.) Слушается?
К у з ь м а. Я бы тебя за одно это в композиторы произвел.
И н н о к е н т и й. А я сочинял когда-то… ансамблем руководил. После развода с женой попал в больницу… и не вернулся. Теперь вот плотничаю для поправки здоровья.
К у з ь м а. Тоже нужное дело.
И н н о к е н т и й. А как же! Уедем — тебе на память школа останется.
К у з ь м а. Вон какая лебедушка! Словно в молоке выкупалась.
И н н о к е н т и й. А мы расчет получили.
К у з ь м а. Жаль… ох как жаль!
И н н о к е н т и й. Хоть реденько пиши мне. Ладно?
К у з ь м а. Обязательно. И ты пиши. Прямо на остров. Кузьме Брусу.
И н н о к е н т и й. Хотелось бы встретиться… лет через пять. Вырастешь — забудешь?
К у з ь м а. Эко мелешь! Совсем тебя оглупили твои баптисты! Поди, веровать начал!
И н н о к е н т и й (рассмеявшись). Да что ты! Я только в одно верю, Кузьма: человек добр и к добру стремится. Все прочее — забота философов. Да ты знаешь ли, кто такие философы?
К у з ь м а. Ну те, которые жить учат.
И н н о к е н т и й. Точно! Тысячи лет учат. А научить никак не могут. И каждый человек начинает себя заново. Поиграть хочешь?
К у з ь м а (тронув регистр). После тебя-то?!
И н н о к е н т и й. Ты будто сердишься? Обидел чем? Я неловкий…
К у з ь м а (стукнув кулачишком). Да молчи ты! Вот говорун!
И н н о к е н т и й. Привязался я к тебе как к родному. Вот и на недолго, знаю, а привязался.
К у з ь м а. Оставайся у нас. Вон красота какая!
И н н о к е н т и й. На родину тянет. Она хоть и победней, а все ж таки — родина!
К у з ь м а. Тогда поезжай. А то затоскуешь.
И н н о к е н т и й. Куплю себе хату… пианино куплю… Эта штука уж не понадобится. Если тебе оставлю — примешь подарок?
К у з ь м а (протестующе замотал головой). У меня все есть, все! У тебя только музыка.
И н н о к е н т и й (поникнув). Ну как хочешь. Прощай, Кузьма Павлович. И пиши мне. Ждать буду. (Уходит.)
П а в л а (выглянув из окна). Отказался от такой вещи! Ну и простак же ты, сын!
К у з ь м а. У меня все есть… все! У него только музыка.
Идет Т о н ь к а.
