Шериф кивнул мне, чтобы я следовала за ней. На данный момент другого выбора у меня не было.

Олли Элизабет провела меня по узкой лестнице. Боль в лодыжке отдавала на каждой ступеньке. Но ботинок не жал, значит, нога не сильно распухла. Когда мы поднялись наверх, девочка открыла первую из двух дверей. Ее петли заскрипели, как колени старика. Ночной воздух задувал в щели между окном и подоконником, запах дров гулял по углам.

Я поежилась, но скорее от тяжелой атмосферы этого места, чем от холодного воздуха. Тонкий луч луны, проникавший через окно, позволял разглядеть кровать у одной стены и комод у противоположной. Простота убранства напомнила мне о родном доме. Я расслабилась, отругав себя за то, что слишком впечатлилась зловещими предчувствиями шерифа Джефриса.

Олли оставалась на том же месте – спиной к открытой двери.

– Это твоя комната? – спросила я.

Девочка подняла одно плечо.

– Я раньше спала здесь, но после того, как папа уехал, Джеймсу нравится, когда мы все вместе. – Она кивком показала на соседнюю дверь и опять откинула прядь волос, которая закрывала ей глаза.

Раньше? Папа? Джеймс? Чего еще я не знала о жизни тети Адабель? Я прикусила губу, не зная, о чем можно спросить этого ребенка. Поэтому я положила руку на ее хрупкое плечико, присела и посмотрела ей в глаза.

– Теперь я здесь, дорогая. Все будет в порядке.

У девочки опустился уголок рта. Она что, не поверила мне?

– Ты иди спать. Я здесь со всем разберусь.

Девочка открыла рот, словно собираясь запротестовать, потом закрыла его и, как испуганный заяц, потрусила в соседнюю комнату.

Я поставила чемодан возле комода и уставилась на стену, разделяющую спальни.

Безусловно, тетя Адабель нуждалась в помощи. Я знала, что могу навести порядок в доме и готовить пищу, но я никогда самостоятельно не брала на себя ответственность за ребенка. На самом деле у меня вообще не было никакого опыта в общении с детьми, кроме младших учеников в школе. Но, кажется, Олли вполне самостоятельна. Очевидно, что до сих пор со всем в доме управлялась она.

Выйдя в коридор, я на ощупь, опираясь о стену, нашла лестницу и сошла вниз. Перед тем как шериф уедет, мне необходимо задать ему несколько вопросов. Выбившиеся кудри щекотали мне лицо, пока я неуверенно шла по направлению к освещенной комнате. Я остановилась и слепо заморгала, выйдя из темноты на яркий свет.

– Вот и она, Адабель! – В голосе шерифа была нежность, которая удивила меня.

Мои глаза привыкли к свету, а нос к ошеломляющему запаху камфары и мяты. Шериф стоял возле кровати и держал маленькую руку моей тети. Я изучала лицо уставившейся на меня из-под кучи стеганых одеял женщины. В ней я не увидела и подобия черт, сохранившихся в моей памяти как лицо тети Адабель. Не было и следа розовых щек и сияющих глаз. Ее кожа плотно обтягивала кости, а вовсе не была мягкой и здоровой, как запомнилось мне.

Я попыталась сдержать вздох, но он вырвался и разнесся в тишине комнаты.

Голова шерифа резко вздернулась. Он уставился на меня, будто по комнате вихрем пронеслись мои панические мысли. Потом он смягчился и показал, что мне следует взять стул и сесть возле кровати. Я сделала так, как он предложил, но была уверена, что, когда я взглянула на него, мои глаза были такими же большими, как кувшинки на глади водоема. Мама никогда не допускала меня в комнату больных. Когда болели папа или Уилл, она всегда ухаживала за ними сама.

Я попросила бы шерифа остаться.

Но он вряд ли сможет. Не на всю ночь. Не без компаньонки в доме.

Он пристально посмотрел на меня.

– Теперь ты в хороших руках, Адабель!

В знак согласия я слегка склонила голову. Я не уверена, что мои руки так уж хороши. Они молоды, неопытны, незрелы. А то, чем болела тетя, совсем не походило на симптомы гриппа, которые я видела раньше. Было очевидно, что тетя Адабель серьезно больна, эти ее запавшие темные глаза, бледное лицо. Я не знала, как ухаживать за такими тяжелыми больными.

Шериф Джефрис лишь кивнул.

– Доктор Ризингер придет снова, как только сможет.

– Спасибо… – раздалось с кровати сквозь хрип. Затем судорожный вдох – и изо рта вырвалось слово «шериф».

Мужчина поднялся. Я последовала его примеру и пошла за ним к двери.

– Вода в тазу, – сказал он мне. – Меняйте холодные компрессы.

– Кто… – Я едва проглотила комок, стоявший в горле. – Кто такая Олли? Я должна и о ней заботиться?

Шериф потер лицо рукой.

– Адабель заботилась об Олли Элизабет, ее братьях и сестре с тех пор, как умерла их мать. Пока их отец воюет с немцами, они нуждаются в ком-то, кто позаботится о них.

Я пыталась осознать сказанное. Братья? Сестра? Разве у них нет родственников?

– Я приеду завтра, хорошо? – Он надел шляпу и ушел прежде, чем ко мне вернулся голос и я могла бы запротестовать.

Наблюдать за внезапно опустевшей после его ухода комнатой было все равно что смотреть, как в колодец опускается веревка и исчезает в небытии, и только звук наполняемого ведра означает, что она достигла дна.

Мой знак о том, что дно достигнуто, пришел в форме еще одного судорожного вздоха, раздавшегося с кровати рядом. Я заставила себя улыбнуться, смотря в лицо больной. Вспомнив про компрессы и холодную воду, я опустила в таз сухую ткань, отжала ее и положила на лоб тети.

– Я думаю, вы не узнали меня, тетя Адабель. Я Ребекка. Моя мама – ваша сестра – послала меня приглядывать за вами. – Звук моего собственного голоса успокоил меня.

Тетю сотряс приступ кашля. Я отступила от кровати, лоскут ткани при этом повис у меня в руках, и подождала, пока кашель не затихнет. Она протянула мне руку. Я подошла к кровати, в животе все похолодело от паники.

– Красивая, – прошептала она.

Что она имела в виду?

– Уже осталось недолго. – Медленные, усталые слова.

– Не волнуйтесь, тетя Адабель! – Я обернула ее горящие щеки холодной тканью. – Теперь я здесь. Скоро вы встанете на ноги. Я обещаю.

Мой голос звучал куда более уверенно, чем я себя чувствовала.

Я дремала на стуле, временами просыпаясь то ли от тишины, то ли от стонов тети. Каждый раз, стряхивая сон с лица, ставила еще один холодный компресс на голову тети, пылающую от жара.

Наутро кожа тети Адабель стала еще темнее. Или, может быть, свет угасал? Я посмотрела на лампу, стоящую на прикроватном столике, но прозрачная колба показывала, что там достаточно керосина, и ее пламя сверкало на прикрученном фитиле.

Я приложила еще один мокрый компресс к ее лбу. Коснувшись лица тети, мои пальцы нагрелись, будто я взялась за свежий хлеб прямо из духовки. Если бы только мама позволила мне наблюдать, как она ухаживает за теми, кого любит! Но она никогда не позволяла. Поэтому я продолжила делать то, что подсказал мне шериф.

Он обещал, что приедет доктор. Но когда? Дрожащими руками я попыталась собрать растрепанные волосы, стараясь заправить непослушные пряди в нужные места. Затем я принялась разглаживать переднюю часть юбки: ткань была помятой и выглядела как морщинистые руки старухи.

Мрак за окном начал сереть. Темные пятна, почти фиолетовые, исполосовали пепельные щеки тети. Разве это нормально при гриппе? Изо рта к подбородку потекла темно-красная струйка. Она коснулась верхнего края белого одеяла и окрасила его в кроваво-красный цвет.

Мое сердце практически остановилось. Я вскочила со стула и вытерла ее подбородок, прежде чем отодвинуться подальше от кровати и крови. Несмотря на всю мою неосведомленность, я тем не менее знала, что это не предвещает ничего хорошего. Моя спина коснулась стены. Я сползла на пол, подтянув колени к груди. Судорожные, дрожащие вдохи заполнили комнату. Я очень хотела убежать, послушать вместо этого шелест ветра среди деревьев или бег воды по камням в ручье. Я не ожидала этого! Мне хотелось лишь сбежать с фермы и отправиться на поиски приключений!