— Маргарет! Ребекка! — Вбежал отец.

Мама и Френк отступили, папа провел меня к стулу, а я все кричала от боли.

— Нам нужны яйца и чистый хлопок. — Как обычно, мама взяла ситуацию в свои руки.

— У меня здесь есть масло и мука! — Это Френк.

— Да мы не пирог собираемся печь, а лечить ожог!

— Я это понимаю. Масло, затем мука. Моя мама всегда так делала.

— Очень больно! — Я прислонилась к папиному плечу.

— Знаю, деточка! Дай мне посмотреть. — Он раскрыл мою ладонь и посмотрел на ожог посередине.

Френк подошел первым. Он взял мою руку, я вскрикнула.

— Тише, тише, — нежно прошептал он.

— Позвольте мне это сделать. — Мама пальцами взяла немного масла как раз в том месте, где я снова выложила букву «С», и приложила его к ожогу.

— Теперь идите и позвольте мне закончить. — Мама села рядом.

Папа вывел Френка из кухни, пока мама обертывала чистой тканью мою ладонь и завязывала концы.

— Спасибо, мама. — Я поцеловала ее в щеку.

Несколько мгновений спустя пришел папа и увел ее.

— Пойдем отдохнем немного, Маргарет. — Затем он посмотрел на меня. — Ужин подождет.

Я кивнула. Затем подошел Френк, его глаза были скорее серыми, нежели голубыми.

— Прости меня. — Я крепче завязала концы перевязки.

Он растерянно посмотрел на меня.

— За что? Ты же не намеренно обожгла себя.

— Нет. — Теперь я ослабила повязку. — Дело не в этом. Прости, что не сказала маме, что ты вернулся домой.

— Что? — Его голос повысился, затем упал, будто он вспомнил, что не стоит кричать.

— Мама не знала, что ты вернулся. — Я стиснула зубы, наблюдая, как он вскочил и забегал по комнате, вцепившись в волосы. Он выдохнул, затем пригвоздил меня взглядом к месту.

— И когда же ты намеревалась сообщить ей о моем присутствии в моем собственном доме, прошу заметить?!

— Этого я еще не решила. Кроме того, она уже знает. — Я встала, чуть застонав. Он подбежал ко мне, на его лице проявилось некое нежное мальчишеское выражение.

Я сжала губы, пытаясь удержать рвущийся наружу смех.

— Думаю, нам следует закончить приготовление ужина.

Он покачал головой и пропустил меня к плите. Несмотря на то что мужчина изо всех сил старался это скрыть, было видно, что он тоже улыбается.

Пока папа благословлял еду, я помолилась про себя, прося Господа послать мне терпения в отношениях с мамой, а ей — со мной. Затем голоса стали тише, приборы стучали о тарелки, еда поглощалась. Я все наполняла и наполняла стаканы водой, молоком и кофе.

Чуть позже отец откинулся на стуле и похлопал себя по животу.

— Это был отличный ужин, девочка! — После хорошего ужина отец всегда преисполнялся благодушия.

Я посмотрела на Френка. Он тоже считал, что ужин мне удался? Мне было непонятно выражение его лица.

Мама поднесла салфетку к углам рта. Я заметила, что она едва притронулась к еде, хотя говорила, что голодна и во время всего путешествия ничего не ела.

Я пыталась встретиться глазами с отцом и задать ему молчаливый вопрос, но он не смотрел — или не желал смотреть — в мою сторону.

— Разве детям не пора спать? — спросила мама.

Френк крепче сжал вилку и выдохнул.

— Я думаю, они вполне еще могут посидеть, мама, — ответила я по возможности нейтрально. — Еще даже солнце не село. И, кроме того, сегодня особый повод.

Мамины брови поднялись, сначала она глянула на Френка, потом на меня. Я сделала вид, что не заметила, надеясь, что Френк последует моему примеру.

— Джеймс, Олли, сложите тарелки в мойку, — попросила я тихо, чтобы мама не услышала.

Но от мамы ничего невозможно скрыть, даже в ее несколько измененном состоянии.

— Ты хочешь сказать, что позволишь детям самим отнести эти прекрасные фарфоровые тарелки?

«Это фарфор их матери», — хотелось ответить мне. И это для них практически священно. Но я умерила свой гнев.

— Они будут аккуратны. Правда? — спросила я у малышей.

Дети кивнули, внимательно глядя на меня.

— Мама, может быть, папа проводит тебя в гостиную? Мы приберем здесь и присоединимся к вам через несколько минут, правда, Френк?

Никогда раньше я не позволила бы себе предложить маме так поступить. Всегда она говорила, что делать. Я задержала дыхание, ожидая ее реакции. Или ответа Френка.

Папа не дал маме возможности отреагировать. Он взял ее под руку и вывел из комнаты.

Френк взял две тарелки.

— У тебя это хорошо получилось.

— Спасибо. — Я взяла здоровой рукой кувшин, наполовину наполненный молоком.

Френк откашлялся.

— Твоя мать несколько…

— Заботлива? — Я понесла молоко на кухню и поставила его в охладитель.

Он последовал за мной.

— Тебе придется посвятить меня в свои тайны, если мы собираемся пережить этот визит.

— Пережить чей визит? — прискакал Джеймс.

Френк выглядел так, будто его застали за поеданием десерта перед ужином.

— Несите вместе с Олли оставшуюся посуду.

Дети выбежали из кухни.

Я рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой.

Френк смутился, затем улыбнулся и протянул мне посудное полотенце.

— Я помою, а ты вытирай. Мы здесь быстро все приберем. Мы начали работать рука об руку, и это казалось абсолютно правильным.

Я никогда в жизни не могла предположить, что один человек может так мешать вести все домашнее хозяйство. Что бы грипп ни сделал с телом мамы, на ее разум он точно не повлиял.

— Ты должна отпустить это платье Олли, оно слишком короткое!

Дженни всхлипывала, держась за мою юбку, я взяла ее на руки.

— Ты портишь этого ребенка! Пусть плачет! Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что это плохо!

«Да ей еще и года нет, мама! И ее мать умерла. Думаю, я вполне могу ее подержать, если она плачет», — кричала я про себя. И хотя мама не могла меня услышать, все равно было приятно ответить.

Я натянула на лицо сладчайшую из всех возможных улыбок. Дженни наблюдала за моим лицом и сделала так же.

— Почему бы тебе не посидеть на веранде, наслаждаясь прекрасным утром, мама?

Мама плотнее запахнула шаль на плечах.

— Здесь слишком холодно. Лучше зайти в дом.

Мне захотелось пройти к задней двери, чтобы насладиться хотя бы несколькими минутами без нее. Но, посмотрев на ступени парадного крыльца, я поняла, что ей будет трудно подняться. Поэтому я подошла к ней, предлагая помощь.

— Я сама справлюсь! — отмахнулась она.

Я отдернула руку, но не ушла. Она поколебалась лишь мгновение. Затем таки оперлась о мою руку, прежде чем подняться. Храня молчание, она прошла через веранду, затем по коридору, мимо гостиной. Отпустив мою руку, она вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Ни благодарности, ни извинений.

По крайней мере, мальчики и мужчины были вне дома.

Я покачала Дженни.

— Пойдем найдем папочку. Думаю, он там, у Старого Боба. — Дженни было все равно, чьего отца я имела в виду, ее или своего.

В сарае пахло лошадью, мулами и навозом. Пыль вращалась в слабых лучах зимнего света, проникающего внутрь сквозь щели между стенными досками. Мое сердце подскочило от предвкушения встречи, но забилось сильнее, когда я не нашла Френка. Ему пришлось уйти еще дальше в поисках покоя?

Возле Старого Боба стоял отец. Он разогнулся после работы.

— Спасибо, папочка. — Я поцеловала его в щеку.

Он улыбнулся в ответ и протянул мне ведро теплого молока.

Но мне не хотелось пока что возвращаться в дом. Я прислонилась к двери, наблюдая, как отец продолжает трудиться. Он привлек к работе и мальчиков. И уделил внимание Дженни — пощекотал ее под подбородком и откинул с пухленького личика светлый локон.

— Папа? — Я поставила молоко на ближайший стул.

Он посмотрел на меня — в его глазах плескалось столько боли! Никогда раньше я не видела ничего подобного.

— Скажи мне, что случилось?

Даже в полумраке было видно, как напряглось его лицо. За всю мою жизнь у меня ни разу не было доверительного разговора с отцом. Но я всегда чувствовала себя ближе к нему, чем к маме. Возможно, я просто не ощущала потребности так сильно стараться угодить ему. Не уверена. Но сейчас я точно знала — нам нужно поговорить.