– А тебе-то что с этого? Рассчитываешь на отпущение грехов? – фыркнула Кинга. – Если речь об этом, то знай, я давно уже все тебе простила. Тебе не нужно подкупать меня мягкой постелью и куском хлеба. Понимаешь? На улице я оказалась не из-за тебя. Ты ничего мне не должна. Вот и не строй из себя благодетельницу – такой трогательный альтруизм тебе не к лицу.

Какое-то время Ася молчала, силясь проглотить слезы обиды и унижения. В самом деле, люди порой так жестоки и неблагодарны…

– Я просто хочу тебе помочь. По-человечески. Кто знает… может быть, когда-нибудь кто-то поможет и мне.

Ну вот, это прозвучало и впрямь доброжелательно! Впервые акула молвила человеческим голосом! – усмехнулась про себя Кинга. И вдруг на нее нахлынуло воспоминание о некоем разговоре, о таких же точно словах: «Я просто хочу тебе помочь». Но тогда помогать было поздно… слишком поздно! Для всего было слишком поздно… И Кинга, еще минуту назад исполненная гнева и презрения к этой Асе, как-то вмиг присмирела и словно ссутулилась. Кто-кто, а уж она, Кинга, не имеет права кого бы то ни было презирать. Вина Иоанны Решки, которая всего-навсего сношалась с женатым мужиком, – пустячок по сравнению с тем, что совершила она, Кинга.

– Если тебе действительно хочется, я останусь до завтра, – тихо отозвалась она. – Извини за то, что я тебе наговорила. Я подлая, неблагодарная сука.

Ася утерла глаза.

– У всякого бывают хорошие и скверные дни, – великодушно произнесла она. – Ну так что? Будем завтракать?

«Она и впрямь привлекательная женщина, особенно сейчас, когда эдак непринужденно сидит в моем платье – том самом, в котором я красовалась год назад, когда носила тридцать шестой размер. Даже без макияжа, с заколотыми волосами, она похожа скорее на модель, чем на бомжиху», – думала Ася, пододвигая к Кинге тарелки с лучшими кусками. И кот ее в дневном свете вовсе не выглядит блохастым бродягой: разумеется, это обыкновенное беспородное животное, но шерстка у него блестит, на шее противоблошиный ошейник… Интересно, купила ему Кинга этот ошейник или украла? А еще интереснее, как это такая хорошенькая женщина оказалась на улице. О такой куколке любой мужик охотно бы позаботился, даже и вовсе бескорыстно – стоило лишь захотеть. А может, бездомной она стала не вынужденно, а по собственному выбору? Ася слышала о таких случаях. Только человек, у которого нет ничего, по-настоящему свободен! Но как ее об этом расспросить?

– У тебя есть друзья? – невинно начала она.

– Были, – отрезала Кинга. – Когда с человеком случается то, что случилось со мной, друзья обычно улетучиваются. А у тебя?

Ася не ожидала настолько немедленного и прямого ответа – скорее рассчитывала на длинные слезливые откровения.

– У меня-а… – протянула она. – У меня есть, конечно. У меня куча друзей!

– И никто из них не пригласил тебя на сочельник.

В словах Кинги не было ни иронии, ни удивления; прозвучали они не как вопрос, а как констатация факта. Ася была одна как перст, вот и все. «Тысяча френдов в Фейсбуке, а рождество в компании польского спутникового телевидения».

– Мы, бомжи, держимся вместе. В основном вместе. Мы ведь противостоим ментам, городской охране. Противостоим и бандитам: ведь бывает, что кого-то из нас они изнасилуют ручкой от щетки, кого-то замучат насмерть, кого-то подожгут… Ты шокирована? Разве ты не знаешь, что к бомжам относятся хуже, чем к животным? Над несчастной псиной порой даже бандит смилостивится, но не над вшивым старым оборванцем… Возвращаясь к твоему вопросу: хоть мы, бомжи, и держимся вместе, но дружить не дружим. Впрочем, как раз сочельник можем проводить вместе, если захотим: и ночлежки, и Общество святого Альберта[2] непременно устраивают благотворительный вечер. Тут тебе и длинный стол, накрытый белой скатертью, и елка, и прибор для заблудшего странника…

– Ты шутишь! – не поверила Ася. – Может, и святой Николай приходит с мешком подарков?

– Нет, об этом я не слышала. – Кинга спокойно отправила в рот ломтик ветчины. Она так ловко пользовалась ножом и вилкой, словно накануне окончила школу хороших манер, а вовсе не бродяжничала.

– И за этим вашим рождественским столом вы вместе преломляете облатку, желая друг другу возвращения домой? – издевательски спросила Ася.

Кинга испепелила ее взглядом.

– Не знаю, чего они друг другу желают: лично я свой первый и пока единственный сочельник в статусе бездомной провела в мусорном отсеке, желая себе смерти.

У Аси слова застряли в горле. Какое-то время они молчали. У обеих пропал аппетит.

– Я хочу как-то тебе помочь, – наконец тихо произнесла Ася.

– Почему? – так же тихо спросила Кинга.

– Потому что… потому что и со мной могло случиться то же, что и с тобой. Например, если б я потеряла работу и мне было бы нечем платить кредит за квартиру…

– Не драматизируй, – фыркнула Бездомная. – У тебя ведь есть родители? Они же не бросят тебя на произвол судьбы. Да и в любом случае – не так уж легко вышвырнуть человека на улицу.

– Тебя же вышвырнули, – ехидно заметила Ася, которую рассердила ирония в голосе Кинги.

Кинга пожала плечами.

– Меня выписали из больницы, и мне было некуда идти.

Я солгала. Солгала Асе и глазом не моргнув. На самом деле потерять все, включая свой любимый дом, в котором ты сама вылизывала каждый угол, для которого заботливо подбирала каждую мелочь, – очень просто. Достаточно одной-единственной записи у нотариуса, на которую ты, влюбленная в своего будущего мужа, не обратишь внимания, – но придет время, и ты застанешь дверь своего дома запертой, замки будут сменены, а если совсем не повезет, то окажется, что за той самой дверью уже живет кто-то чужой, и этот кто-то как раз срывает обои, которые ты клеила собственноручно, и сбивает в ванной плитку, в поисках которой ты когда-то оббегала пол-Варшавы.

Быть может, этот кто-то даже откроет тебе дверь. Может, и пустит на порог, удивляясь, что ты знаешь код домофона и без проблем смогла войти в охраняемый двор; пустит – и тут же сухо сообщит, что купил эту квартиру два месяца назад, может продемонстрировать все документы и сообщит, что понятия не имеет, зачем ты сюда пришла, если собственницей жилья не была, не являешься и вряд ли уже станешь, – разве что если примешь его приглашение на кофе… В этот момент он состроит тебе глазки и позволит себе двусмысленную улыбку: ты ведь по-прежнему красивая молодая женщина, выглядишь соблазнительно, и на лбу у тебя не написано: «Сумасшедшая, держитесь от нее подальше».

И не будет иметь ни малейшего значения, что как минимум половина отличной квартиры в довоенном каменном доме принадлежала тебе: мало того, что часть средств на нее дали твои родители (когда у тебя еще были родители), так еще и шесть лет кряду месяц за месяцем именно ты, разрываясь между учебой и работой, платила кредит из собственных денег, которые так тяжело доставались. Да кроме этого, на шее у тебя сидел увалень Кшиштоф, у которого руки росли не из того места и который не мог найти иного занятия, кроме как торговать подержанными автозапчастями на «Аллегро» да переключать телеканалы с ТВН-24 на «Евроспорт».

Возвращаясь мыслями к тем временам, я не перестаю изумляться собственной глупости: как же меня угораздило выйти за этого кретина? Я ведь могла преспокойно изучать свою любимую ландшафтную архитектуру, заниматься сексом с любым парнем, которого бы себе присмотрела (тогда-то я и впрямь была классной девчонкой!); окончив вуз, могла объездить полмира, впитывая глазами и душой всю эту красоту, а в конце концов – да нет, это был бы вовсе не конец, а начало, начало новой жизни, – найти приятного, доброго мужчину и создать с ним семью, в которой царила бы теплота и любовь.

Но нет же! Надо же было прямо сейчас, сию минуту, немедленно выйти замуж за самого законченного неумеху, который когда-либо шатался по коридорам Академии сельского хозяйства! Зачем, почему? Разумеется, виной всему любовь!