Беринг догадался взять с собой небольшую флягу, и когда мы подкатили к массивным стальным воротам летнего дворца, мы успели несколько раз приложиться к ней. Цветные прожектора освещали сад и толпы людей, заполнивших террасы в южном и западном крыльях здания. Мы вышли из автомобиля у гигантского вестибюля и прошли в зал для приемов, мимо множества гостей.

Свет из массивных хрустальных бра искрился на вечерних платьях и мундирах, до блеска отполированных ботинках, шелках, парче и бархате. Осанистый мужчина в малиновом костюме склонился перед прелестной блондинкой в белом. Стройный, затянутый в черное, юноша с бело-золотым поясом, сопровождал леди в зеленом с золотым отливом платье в танцевальный зал. Смех и разговоры тонули в звуках вальса, струящихся неизвестно откуда.

— Все отлично, — рассмеялся я, — но только, где же чаша с пуншем?

Я не часто позволяю себе надраться, но когда уж решусь, то не признаю полумер. Я чувствовал себя великим и хотел, чтобы это чувство не покидало меня. В этот момент я не чувствовал ни ссадин после падения, ни напрочь позабытого мной негодования из-за того, что меня так бесцеремонно схватили. А завтрашний день меня нисколько не волновал. Чего мне не хотелось, так это увидеть кислую физиономию Бейла.

Вокруг меня все говорили, о чем-то с пылом спрашивая меня, знакомились. Я обнаружил, что один из гостей, с которым я разговорился, не кто иной, как Дуглас Фербенкс-старший. Он был плотным пожилым мужчиной в морском мундире. Я повстречал графов, герцогов, высших военных, о которых не слыхал ранее, нескольких принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с сильно загорелым лицом и такой усталой улыбкой, как будто ему хотелось послать всех к чертям. В этом мужчине я в конце концов узнал сына Императора.

Я важно прошелся возле него несколько раз, словно у меня в кармане было не меньше миллиона долларов, и кроме того, некоторое легкое опьянение позволило мне потерять обычно присущую мне тактичность. Все это позволило мне в конце концов завязать с ним разговор.

— Принц Вильям, — начал я. — Мне сказали, что династия Ганновер-Виндзор правит в этом мире. Там, откуда я родом, все мужчины как Ганноверского дома, так и Виндзорского — высокие, очень худые и хмурые.

Принц улыбнулся.

— А здесь, полковник, была установлена линия поведения, положившая конец этой несчастливой ситуации. Конституция требует, чтобы наследники-мужчины женились на женщинах из народа. Это делает жизнь наследника не только намного более приятной — ведь выбор красавиц из народа очень большой, но и поддерживает жизнеспособность династии. А время от времени при этом случайно появляются счастливые коротышки, как я.

Толпа все дальше влекла меня, я говорил, ел бутерброд, пил все подряд, начиная с водки и кончая пивом. И, конечно же, танцевал со всеми обворожительными девушками. В первый раз в моей жизни десять лет посольской толкотни оказались мне полезными. Печальный опыт, добытый еще недельными ночными бдениями, когда я стоял с рюмкой в руке от захода солнца до полуночи, накачивая представителей других дипломатических миссий, которые в свою очередь думали, что накачивают меня, позволил мне пить не напиваясь.

Но все же я решил выйти на свежий воздух, на темную галерею, глядящую в сад. Я облокотился на массивный каменный парапет, взглянул на звезды и стал ждать, пока не уляжется негромкий звон у меня в голове.

Я снял белые перчатки, которые, как посоветовал Рихтгофен, я должен был оставить при себе, отдавая швейцару шлем, и расстегнул верхнюю пуговицу своего тугого мундира.

Ночной бриз легким потоком струился над темными газонами, донося запах цветов. Позади меня оркестр играл в ритме, очень напоминающем ритмы вальсов Штрауса.

— Старею, — подумал я, — а, возможно, просто устал.

— Неужели у вас есть причины для усталости, полковник? — раздался за спиной у меня спокойный женский голос, как будто отгадавший мой мысли.

Я повернулся.

— А, это вы, — сказал я. — Очень рад. Лучше уж быть виновным в том, что думаешь вслух, чем в том, что слышишь воображаемые голоса.

Я попытался сфокусировать глаза. У нее были рыжие волосы и бледно-розовое платье.

— Да, да, я очень рад, — добавил я, — Мне нравятся золотоволосые красавицы, которые возникают ниоткуда.

— Совсем из ниоткуда, полковник, — засмеялась девушка, — Я пришла оттуда, где так жарко и людно.

Она негромко говорила по-английски, и ее явно выраженный шведский акцент превращал банальные фразы в очаровательную болтовню.

— Что да, то да, — согласился я. — Эти люди заставили меня выпить чуть больше, чем следовало бы, и поэтому я вышел сюда освежиться.

Мне доставляло удовольствие мое красноречие со столь восхитительной молодой дамой.

— Отец сказал мне, что вы родились не в Империуме, полковник, — сказала она. — И что вы из мира, который точно такой же, как наш, и в то же время совсем другой. Было бы интересно побольше узнать о вашем мире.

— Боюсь, вам там бы не понравилось. Мы очень серьезно относимся к себе и придумываем искуснейшие извинения, делая друг другу всевозможные пакости…

Я мотнул головой. Мне совсем не нравился такой поворот беседы.

— Смотрите, — сказал я, — ведь я без перчаток. А без них я начинаю вести подобный разговор.

Я снова натянул перчатки.

— А теперь, — сказал я высокопарно, — могу ли я позволить себе удовольствие пригласить вас на танец?

Прошло добрых полчаса, прежде чем мы прекратили это прелестное занятие, чтобы заглянуть в зал со спиртным.

Оркестр как раз снова заиграл вальс, когда сокрушительный взрыв потряс пол и высокие стеклянные двери в восточной части танцевального зала были сметены с петель. Сквозь тучу пыли, последовавшей за взрывом, в помещение ворвалась толпа в разношерстной солдатской форме. Вожак, чернобородый гигант в полинялой гимнастерке образца армии США и мешковатых бриджах вермахта, поднял рычаг сбоку от короткого автомата с диском и дал длинную очередь в самую гущу толпы. Под этим убийственным огнем падали в равной степени и мужчины и женщины, но те мужчины, кто остался на ногах, без всякого колебания бросились на атаковавших. Стоя среди камней, вырванных взрывом, заросший щетиной рыжий в короткой куртке британского солдата восемью выстрелами с бедра свалил восемь приближавшихся к нему офицеров Империума, когда он чуть отступил, чтобы сменить обойму в своем М-1, девятый проткнул ему горло усыпанной бриллиантами шпагой.

Я стоял неподвижно, держа девушку за руки. Затем начал кричать, чтобы она убегала, но спокойствие в ее глазах остановило меня. Она скорее бы с достоинством приняла смерть, чем побежала бы через груду обломков.

Рывком я вытащил свою шпагу из ножен, метнулся к стене и начал пробираться вдоль нее к пролому. Как только из клубов дыма и пыли вынырнул человек с горящими глазами, сжимая в руках дробовик, я воткнул острие шпаги ему в шею, с силой, и рывком выдернул ее прежде, чем она вылетела из моих рук. Человек споткнулся, широко раскрыл рот, задыхаясь и выпуская ружье из своих ослабевших рук. Я бросился к ружью, сгреб его, но в этот момент появился еще один нападающий с кольтом 45 калибра в левой руке. Наши взгляды встретились. Он изготовился к выстрелу, но я успел лезвием шпаги полоснуть по его руке. Выстрел пришелся в пол и пистолет вылетел из висящей как плеть руки. Вторым выпадом я заколол его.

Еще один пересек комнату, вырвавшись из облака пыли. Он держал наперевес крупнокалиберную винтовку. Двигался он медленно и неуклюже, и я заметил, что из его левой руки течет кровь. Выстрелом из ружья я изрешетил его лицо.

С момента взрыва прошло всего около двух минут, но через пролом больше никто не появлялся.

Я увидел жилистого головореза с длинными, ниспадающими на спину соломенными волосами, который совсем недалеко от меня упал на пол, чтобы сменить магазин в своем автоматическом браунинге. В два прыжка я оказался рядом с ним и двумя руками с силой вогнал острие шпаги как раз в то место, где должны были быть почки. Прощай, элегантный стиль, подумал я, но я ведь новичок.