Так исполнилось первое условие мира: Воеводы требовали еще свободы наших пленников и присяги всех Казанцев в верности к России; назначили день и стали у Казани, от Волги до Царева луга. Алей послал своих Вельмож в город, чтобы очистить дворец, и ночевал в шатре. В следующее утро все сановники и граждане собралися на лугу: выслушали написанную для них клятвенную грамоту; благодарили Иоанна за данного им Царя, но долго не хотели уступить Горной стороны. «И вы думаете, – сказали Бояре, – что Иоанн подобно вам легкомыслен? Взгляните на устье Свияги: там город Христианский! Жители окрестных земель торжественно поддалися нам и воевали Казань: могут ли снова принадлежать ей? Забудьте старое: оно не возвратится». Наконец шертные грамоты были утверждены печатию Царскою и подписью всех знатных людей. Народ присягал три дни, толпа за толпою. Шиг-Алей въехал в столицу. Бояре, Князь Юрий Булгаков и Хабаров посадили его на трон – и Двор Царский наполнился Российскими пленниками, из коих многие лет двадцать страдали в неволе. Алей объявил им свободу: они едва верили своему счастию; обливались слезами, воздевали руки к небу, славили Бога. «Иоанн Царствует в России! – говорили им Бояре: – идите в отечество и впредь уже не бойтесь плена!» В Свияжске наделили их всем нужным, одеждою, съестными припасами и послали Волгою вверх числом 60000, кроме жителей Вятских и Пермских, отправленных иным путем. «Никогда, – пишут современники, – Россия не видала приятнейшего зрелища: то был новый исход Израиля!» Освобождение столь многих людей, основание Свияжска, взятие знатной части Казанских владений и воцарение Алея не стоили Иоанну ни одного человека: россияне везде гнали, били неприятелей в маловажных встречах, на берегах Камы, Волги и только их кровию обагрялись. – Князь Булгаков поехал к государю с счастливою вестию. Боярин Данило Романович и Князь Хилков также возвратились. Хабаров с пятьюстами Московских стрельцов остался у Шиг-Алея, а Князь Симеон Микулинский, муж известный умом и храбростию, в Свияжске.
Еще Казань тишиною и верностию к России могла бы продлить бытие свое в виде особенного Мусульманского Царства: но Рок стремил ее к падению. Напрасно Иоанн изъявлял милость и ласку к ее Царю и Вельможам: дарил первого богатыми одеждами, сосудами, деньгами – также и Царицу его, одну из бывших жен Сафа-Гиреевых: дарил и всех знатных Казанцев, предостерегал их от гибельных следствий новой измены. Шиг-Алей непрестанно докучал ему о Горной стороне, желая, чтобы он возвратил хотя половину или часть ее, и, недовольный решительными отказами, равнодушно видел, что Казанцы укрывают еще многих пленников Российских, сажают в ямы, заключают в цепи; не хотел никого наказывать за то и говорил нашим сановникам: «боюсь мятежа!» Но сведав, что некоторые Вельможи, по старому обычаю, втайне крамольствуют, пересылаются с Ногаями, замышляют убить его и всех россиян, Алей не усомнился прибегнуть к жестоким мерам: дал пир во дворце и велел резать гостей, уличенных или только подозреваемых в измене: одних умертвили в его столовой комнате, других на дворе Царском, всего семьдесят человек, самых знатнейших; палачами служили собственные Алеевы Князья и стрельцы Московские. Два дни лилась кровь: народ оцепенел; виновные и невинные разбежались от страха.
[1552 г.] Сие ужасное происшествие открыло Иоанну необходимость искать новых способов для усмирения Казани. Он послал туда Адашева, который объявил Алею, что Государь не может долее терпеть злодейств Казанских; что время успокоить сие несчастное Царство и Россию; что Московские полки вступят в его столицу, защитят Царя и народ, утвердят их и нашу безопасность. «Вижу сам, – ответствовал Алей с горестию, – что мне нельзя здесь царствовать: Князья и народ ненавидят меня; но кто виною? Пусть Иоанн отдаст нам Горную сторону: тогда поручусь за верность Казани; иначе добровольно схожу со трона и еду к Государю, не имея другого убежища в свете. Но я Мусульманин и не введу сюда Христиан; впрочем могу оказать вам услугу, если Государь удостоверит меня в своей милости: до отъезда моего из Казани погублю остальных злых Вельмож, испорчу весь снаряд огнестрельный и приготовлю легкую для вас победу». С сим ответом Адашев возвратился в Москву, где находились Послы Казанские, Муралей Князь, Костров, Алимердин, личные неприятели Шиг-Алея. Угадывая мысль Государеву, они – или с общего согласия единоземцев своих, или сами собою – донесли Иоанну, что их Царь есть кровожадный убийца и наглый грабитель; что Казань желает единственно избавиться от тирана и готова повиноваться Наместнику Московскому. «Если не исполнишь воли народа, – сказали Послы, – то откроется бунт, неминуемо и скоро. Удали бедствие; удали ненавистного злодея. Пусть россияне займут нашу столицу: мы выедем в предместия или в села; хотим во всем зависеть от воли твоей; будем тебе усердными слугами; а если обманем, то наши головы да падут в Москве!» Не теряя времени, Иоанн снова послал Адашева в Казань, чтобы свести Царя с престола в угодность народу, обещал Алею милость и жалованье, требуя, чтобы он без сопротивления впустил наше войско в город. Тут Алей вторично изъявил благородную твердость. «Не жалею о престоле, – говорил он Адашеву: – я не мог или не умел быть на нем счастлив. Самая жизнь моя здесь в опасности. Повинуюсь Государю: да не требует только, чтобы я изменил правоверию. Возьмите Казань, но без меня; возьмите силою или договором, но не из рук моих». Ни ласкою, ни угрозами Адашев не мог склонить его к тому, чтобы он сдал Царство Наместнику Государеву. Тайно заколотив несколько пушек и пищали с порохом отправив в Свияжск, Алей выехал ловить рыбу на озеро со многими Уланами и Князьями; велел Московским стрельцам окружить их и сказал сим изумленным чиновникам: «Вы думали убить меня, обносили в Москве, не хотели иметь Царем и требовали Наместников от Иоанна: станем же вместе пред его судилищем!» Алей приехал с ними в Свияжск.
Тогда Князь Симеон Микулинский, назначенный управлять Казанью, дал знать ее жителям, что воля их исполнилась; что Алей сведен с Царства и что они должны присягнуть Государю Московскому. Казанцы соглашались: желали только, чтобы Микулинский отпустил к ним двух Свияжских Князей, Чапкуна и Бурнаша, которые, будучи уже подданными России, могли бы успокоить народ своим ручательством в Иоанновой милости. Сии Князья поехали туда с нашими чиновниками. Тишина Царствовала в Казани. Вельможи, граждане и самые сельские жители дали клятву в верности; очистили дворы для Наместника и войска; прислали в Свияжск жену Шиг-Алееву; звали Князя Микулинского: встретили его на берегу Волги и били ему челом как усердные холопи Государевы. Он шел с полками. Воеводы уже отправили легкий обоз в Казань и готовились с торжеством вступить в ее стены. Без важных усилий, без кровопролития Иоанн приобретал знаменитое Царство: брался, так сказать, рукою за венец оного… Вдруг все переменилось.
Трое из Вельмож Казанских, отпущенные Князем Микулинским в город к их семействам, возмутили народ ложною вестию, что россияне идут к ним с намерением истребить всех жителей. Распространился ужас, сделалось общее смятение; затворили крепость; начали вооружаться. Многие Князья старались разуверить народ, представляя, что Бояре Иоанновы торжественно клялись не трогать ни одного человека ни в городе, ни в селах: обещались властвовать по законам, без насилия; оставить все, как было. Их не слушали и кричали, что клятва Бояр есть обман; что сам Алей за тайну сказывал то своим ближним людям. Узнав о сем волнении, Князь Микулинский, Оболенский, Адашев оставили войско на Булаке и с малочисленною дружиною подъехали к городу: ворота Царские были заперты, а стены покрыты людьми вооруженными. Вышли некоторые чиновники, извиняли народ, обещались усмирить его, но не сдержали слова: граждане никак не хотели впустить россиян, захватили наш обоз, многих Детей Боярских и приказывали грубые речи к Московским Воеводам, которые узнали, что Князь Чапкун, посланный ими в лице усердного слуги Государева из Свияжска в Казань для успокоения жителей, обманул нас и сделался там главою мятежников. Воеводы ночевали в предместии. Видя, что все убеждения бесплодны, они могли бы обратить его в пепел и осадить город, но ждали Государева указа; мирно отступили к Свияжску, заключили всех бывших с ними Казанских сановников в темницу и немедленно отправили в Москву боярина Шереметева с донесением о сей новой измене. Она была последнею.
