Литмир - Электронная Библиотека

Я зашел к дому с тыльной стороны. Было тихо, никто не стрелял в меня. Пригибаясь, я обошел здание по периметру и достиг входной двери. Она оказалось приоткрытой, что усугубило мои опасения. В холле никого не было. С автоматом наизготовку я медленно крался вверх по лестнице, готовый стрелять во все, что движется. С трудом преодолевая второй этаж ― к этому моменту я здорово устал ― я услышал шум наверху. Громкие голоса ожесточенно спорили друг с другом; пожалуй, это походило на настоящий скандал. Я узнал голоса своих врагов и, к моей неописуемой радости, голос Славы. Он был жив!

Перестав красться, я что есть силы припустил наверх, на четвертый этаж. Достигнув его, я выскочил с лестничной клетки в коридор и наткнулся на спорящих. Моим глазам предстал весь наш отряд в полном составе, включая двух изменников. Негодяи стояли спиной ко мне и не видели меня; они кричали на стоящего перед ними Славу, который, в свою очередь, кричал на них. Позади Славы молча стоял бледный Фролов. Прямо за ним, держась за стенку двумя руками, чтобы не упасть, покачивалась едва держащаяся на ногах Маша; вид у нее был испуганный.

Увидев меня, Слава замолчал. Все трое: он, Фролов и Маша устремили на меня свои взоры; на их лицах было облегчение. Мои враги, перехватив их взгляды, обернулись. Увидев меня, они растерянно замолчали. В коридоре воцарилась мертвая тишина.

Я вскинул автомат и направил его в лицо младшего, который стоял ближе ко мне. Руки болели, мне было трудно удерживать оружие в неподвижном положении, от этого ствол раскачивался прямо перед его носом. Младший побледнел; я видел, как дрожит его нижняя губа.

Старший нарушил молчание. Он не оправдывался, не объяснялся ― лишь потребовал, чтобы я убрал оружие от лица его друга. Все остальные молчали, не зная, что будет дальше; я этого тоже не знал. Старший настаивал, его требования становились все громче ― он еще не успел остыть от спора. Я не реагировал, продолжая целиться в молодого, глядя ему прямо в глаза. Наконец, старший перешел на крик.

Молодой, почувствовав поддержку, тоже подал голос. Я ожидал чего угодно, только не этого: он тоже принялся кричать, оскорбляя меня. Потрясенный невероятной наглостью, я замер, не зная, что предпринять. И тут меня прорвало. Я тоже начал кричать, обвиняя их в содеянном. Я и не знал, что способен на такое ― до этого я вопил подобным образом лишь однажды, четыре часа назад, отбиваясь от зомби в сыром темном подвале. Я разоблачал их подлую натуру, спрашивая, чем они заплатят за то, что сделали со мной.

Узнав, что я укушен, молодой заметно приободрился; кажется, он тут же мысленно списал меня со счета. Он стал еще изощреннее издеваться надо мной. Старший заявил, что меня нужно немедленно отвести в лес и расстрелять. Молодой зашел дальше: он кричал, что они привяжут меня к дереву и будут приходить каждый день, чтобы посмотреть, как я превращаюсь.

На лица моих друзей, узнавших скорбную новость, было больно смотреть. Слава даже не побледнел, а посерел; Фролов весь дрожал; Маша, не понимая по-русски, была подавлена накалом страстей и медленно сползала вниз по стенке в полуобморочном состоянии.

Услышав столь кощунственные слова, я утратил контроль над собой. Я вопил сам уже не помню что. Негодяи что-то кричали мне в ответ. От заряда взаимной ненависти, казалось, вспыхнут обои на стенах.

В этот момент автомат в моих руках неожиданно дернулся; раздался оглушительный звон и я оглох. Словно в замедленной съемке я увидел, как у молодого оторвалась часть шеи и отлетела куда-то; из образовавшегося огромного отверстия ударил фонтан крови, забрызгав стену. Нелепо взмахнул руками и описав полукруг, он рухнул на пол, обдав меня кровью. Он лежал на полу и бился в агонии, постепенно затихая.

Старший что-то кричал с перекошенным от ярости лицом, но я его не слышал, ― я вообще ничего не слышал. Он пытался достать из кобуры свой пистолет, но не мог совладать с застежкой. Я направил автомат на него и уже осознанно нажал на спусковой крючок, выпустив длинную очередь в упор.

Звуков выстрелов не было; мой враг задергался, его свитер покрылся рваными дырами; часть пуль не попала в него ― они вонзились в стену и потолок; во все стороны брызнули куски штукатурки. Он тяжело повалился на спину и затих. К счастью, я чудом не задел никого из друзей, стоявших прямо за ним.

Тяжело дыша, я смотрел на лежащие у моих ног еще теплые трупы. Дыры в теле старшего превратились в маленькие гейзеры, через которые его кровь, пузырясь, толчками вытекала наружу. Молодой тоже затих; кровь из шеи уже не била фонтаном, а лилась широким ручьем, создавая на полу стремительно увеличивающуюся лужу ярко алого цвета. В воздухе стоял тяжелый запах мясной лавки и пороха.

Фролова вырвало; Маша без чувств повалилась на пол. Бледный Слава с тревогой смотрел на меня, в его глазах был испуг. Я сообразил, что продолжаю держать оружие в том же положении, невольно целясь в него. Отбросив от себя автомат, как ядовитую змею, я бросился по лестнице вниз, наружу. Выбежав на крыльцо, я обессиленно повалился на землю и потерял сознание.

Очнулся я от боли. Слава сделал мне укол промедола, чтобы предотвратить травматический шок, а потом еще один ― от столбняка. Я слабо протестовал, полагая, что это уже не имеет значения, к тому же с момента укуса прошло слишком много времени; но он настоял на своем. Затем Слава заставил меня показать свои раны, я покорно подчинился ― мне было все равно; он обработал их, заклеил и перевязал, уделив особое внимание укусу на ноге.

Перевязывая, он рассказал, что вернулся домой буквально через десять минут после нашего ухода. Фролов сообщил ему, что произошло. Слава сразу заподозрил неладное, однако сделать ничего не мог ― он понятия не имел, куда я направился, ведомый своими палачами, и где меня искать. Он слышал взрывы моих гранат, но из-за большого расстояния и переменчивого лесного рельефа не мог определить источник звука; к тому же он не знал, имели ли эти взрывы отношение ко мне. Ему только и оставалось, что в тревоге ждать дальнейшего развития событий.

Неразлучная пара появилась спустя спустя несколько часов ― видимо, кроме моего убийства, у них в этот день были и другие дела. Я оказался прав насчет их плана перебить нас всех: они явно не ждали Славу так рано и растерялись, когда он вышел к ним и потребовал объяснить мое отсутствие. Ничего внятного они не сказали; возник скандал, который я и застал. Слава сказал, что даже если бы я не появился, он все равно заставил бы их заплатить за мое исчезновение ― так что судьба негодяев в любом случае была предрешена.

В двух фразах я рассказал о том, что со мной произошло. Потом мы молча сидели на крыльце и курили. Выкурив две сигареты подряд, я откинулся на спину и бессильно лежал, разглядывая замысловатые трещины на козырьке у входа.

Потом я сказал: "Кажется, я решил твою проблему". Откашлявшись, Слава хриплым голосом выдавил "спасибо" и спросил, что я собираюсь делать дальше. Вопрос застал меня врасплох; я совершено не думал об этом, потому что впереди у меня не было никакого "дальше".

И все же, чисто технически я пока оставался живым: мое сердце стучало и гнало кровь по сосудам, легкие дышали, а глаза видели окружающий мир; правда, я стал хуже слышать, но это пройдет ― так всегда бывало после стрельбы в закрытых помещениях. Я не знал, что мне теперь делать. Больше всего хотелось лечь на землю и тихо умереть, но это было невозможно. Если человек не скончался от укусов или других травм сразу, процесс превращения может оказаться весьма длительным; он занимает дни и даже недели.

Я видел, как в подобных ситуациях люди иногда кончали с собой. Признаюсь, такая мысль пришла мне в голову, но я отверг ее. Как я упоминал ранее, не являясь приверженцем христианской религии, я все же согласен с ней в том, что человек не имеет права распоряжаться своей жизнью, в какую бы ужасную ситуацию он не попал ― даже в ту, в которой я находился сейчас.

26
{"b":"548968","o":1}