— Когда-то ты упорно настаивал, что по годам мы равны, — напомнил я.
— На самом деле даже лучше, когда ты моложе, хотя бы на год. Так что, если ты хочешь быть старше, ладно, пусть будет так. Я уступаю. Но ты действительно ничего не видишь? Ты не видишь, в чем я изменился?
— Голос тоже немного изменился. Видимо, половая зрелость, — пошутил я снова.
— Поднимись сюда и посмотри, — позвал меня Ли Манги.
Я поднялся на ступеньки. Он велел мне, чтобы я развернулся и посмотрел назад. Немного волнуясь, я выполнил его просьбу. Когда я сделал так, он встал вплотную к моей спине и ударил рукой по затылку. Я быстро повернулся к нему.
— Теперь мы с тобой почти одинакового роста, верно? — сказал Ли Манги, держа на весу ладонь, которой измерял свой рост.
— Теперь я перестал расти, что ли? — предположил я шутливо. — Хотя ты явно растешь медленно по сравнению с другими.
— Мудрецы говорили, что великий талант не формируется за один день. Теперь мы полностью избавились от статуса развивающейся страны и вступили в ряды развитых государств.
— Но почему ты вдруг начал расти? Ты, случайно, в последнее время не влюблялся в девушку? — строго спросил я, имитируя интонацию полковника Квона.
— Где я мог встретить девушку? — отмахнулся Ли Манги, — я ведь живу в том учреждении.
— Да, верно, — согласился я с ним.
Но меня вдруг посетила мысль.
— Ты… да не может этого быть? Неужели ты воспылал чувствами к той близняшке? — Я указал глазами на одну из двух теней, стоявших у входа.
— Эй, эй, ты что, мегафон включил, что ли? — испуганно одернул он меня. — Чего ты орешь?
— Ты что, наконец сошел с ума? — сказал я, улыбнувшись. — О, боже мой.
— А ты что, снова можешь читать в человеческих душах? — спросил Ли Манги настороженно.
Я кивнул.
— Значит, ты знаешь, о чем я думаю сейчас?
— Конечно. Ты решил больше не пускать пыль в глаза, а просто жить обычной жизнью, — произнес я.
— Верно, а раз так, делать нечего. В любом случае я все решил.
— Теперь, если полковник Квон узнает об этом решении, он ударит тебя по щеке, чтобы ты пришел в себя. Когда он был молод, видимо, его не раз бросали девушки. Поэтому, если не хочешь получить от него пощечину, быстро скажи ему так: «Я помогу государству в деле увеличения населения».
— «Я помогу государству в деле увеличения населения», — пробормотал про себя Ли Манги.
— Ты правильно решил, — ободрил я его. — Но я тороплюсь, мне надо идти. Кстати, по какому делу ты тут очутился?
— Завтра здесь, в церкви, будет грандиозное представление. Поэтому мы пришли сюда. Тебе тоже желаю приятного просмотра.
— Что это за грандиозное представление?
— Нам поступило сообщение, что завтра какой-то человек совершит перевоплощение.
Когда я услышал эти слова, у меня вдруг проснулся интерес.
— Ух ты! Действительно, это будет большое представление.
— Конечно, большое, — подтвердил Ли Манги.
— Но как его делают? — спросил я.
— Что?
— Я говорю о перевоплощении. Ты знаешь, как это делается?
— Что, если узнаешь, хочешь попробовать разок?
— Что? Хотя… Если узнаю способ, то…
— Смотрите-ка, его назвали чудо-мальчиком, так теперь нет ничего такого, чего бы он не захотел выполнить, — весело рассмеялся Ли Манги.
* * *
Пакет, переданный мне священником, был отправлен авиапочтой. Внутри конверта размером с лист A4 находилось следующее письмо:
Здравствуйте!
Человека, о котором вы спрашивали и который прикрепил кольцо с идентификационным номером «HONGKONG С7655» к ноге воробья, принадлежащего к виду рыжих овсянок, зовут Ли Сэин. Она из Южной Кореи. Ее обратный адрес совпадает с надписью на кольце: Гонконг, почтовый ящик № С7655.
Пока я просматривал большой журнал регистрации номеров колец, я обнаружил на месте закладки вложенное ею письмо, которое и высылаю вам. К этому письму, которое она передала в Международную ассоциацию по защите и охране птиц, была приложена записка с просьбой — передать письмо тому, кто заинтересуется ее личностью. По просьбе Ли Сэин, после некоторого обсуждения, мы решили отправить это письмо вам. Пожалуйста, обратите внимание на то, что содержание данного письма совершенно не связано с деятельностью Международной ассоциации по защите и охране птиц.
Я желаю вам удачи.
Международная ассоциация по защите и охране птиц, генеральный секретарь Марк Ламбертини, PhD.
Когда я разорвал маленький конверт, лежавший внутри пакета, оттуда выпало письмо со следующим содержанием:
Моему отцу, о котором я тоскую.
Я пишу это письмо с горячей надеждой на чудо. Меня зовут Ли Сэин. Это необычное имя, не так ли? Это имя, которое дали мне вы, желая, чтобы я жила со свободной душой, словно птица. Вы помните?
Я много раз слышала от матери, бабушки, тетушек о том, какой вы прекрасный человек. Это были рассказы о том, как вы учились в Японии на правительственную стипендию, как, будучи еще молодым человеком, вернулись и стали учителем, как от вас неделями не было никаких сообщений, когда вы уезжали наблюдать за птицами.
Когда мне было пять лет, вы покинули нас, поэтому у меня не так много воспоминаний, связанных с вами. Мне вспоминается ясно лишь лицо мужчины в возрасте около сорока пяти лет, но видела ли я его своими глазами или создала этот образ в своем воображении по фотографиям, которые у нас сохранились, я не могу сказать точно.
Ваши брови и глаза всегда вспоминаются мне примерно одинаковыми. Но, например, каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить форму вашего носа, она предстает в моей памяти по-разному. Когда я спрашивала у матери: «Мама, у отца нос был с небольшой горбинкой?», она отвечала: «Ты все это помнишь?» Но я не могла до конца поверить ее словам, потому что, когда немного погодя я снова спрашивала ее: «Не был ли нос отца немного приплюснутым?», она отвечала: «Да, его нос был не так красив, как все лицо». Какие бы предположения я ни выдвигала, мать всегда соглашалась со мной. Она отвечала так не потому, что она хотела утешить ребенка, пытавшегося вспомнить своего отца, а потому, что она сама начинала потихоньку забывать черты вашего лица.
Интересно, а вы, отец, помните ли наши лица? Наши воспоминания тускнеют. Вы сказали нам, что скоро вернетесь, а сами не возвращаетесь и живете где-то уже двадцать первый год.
Даже после того, как вы уехали, в нашем доме, в том же состоянии, что и при вас, хранились свыше тысячи чучел птиц. Но потом пришла война, и Сеул превратился в руины.
В ходе войны экземпляры птиц в основном исчезли или были выброшены. Но несколько чучел осталось.
Среди них была одна маленькая сова с золотистыми глазами. Вы помните ее? Если посмотреть на подставку, то можно увидеть надпись, сообщающую, что сова была поймана в 1946 году в окрестностях города Саривон.
Я считаю, что золотистые глаза той маленькой совы указали мне будущий путь в жизни. Период полового созревания, в отсутствие отца, прошел сумбурно. Я никак не могла понять, почему именно со мной случилось такое несчастье?
Когда настало время окончания средней школы, женился самый старший брат, а второй брат устроился на работу, поэтому положение в семье чуть улучшилось. Благодаря советам и поддержке братьев я смогла поступить в университет и посещать занятия. Когда меня спросили, на какой факультет я хочу пойти, я, не раздумывая, ответила, что хотела бы изучать птиц, ведь это, кажется, изначально было моей судьбой.
Когда я поступила в университет, старший брат, пришедший на церемонию посвящения в студенты, со словами, что это может помочь, вручил мне вашу старую немецкую подзорную трубу. Когда я сжимала вещь, в которой, казалось, еще хранилось тепло прикосновений отцовских рук, мне чудилось, что это вы пришли на церемонию, и у меня ручьями лились слезы. Интересно, если бы знали, что ваша младшая дочь пошла по вашим стопам и теперь изучает птиц, вы гордились бы ею?
Мысль, что я должна написать такое письмо, возникла, когда я присоединилась к группе, работавшей над составлением атласа птиц.
Мой научный руководитель хорошо знает вас. Возможно, вы тоже знаете его. Он активно продвигал меня, поэтому я и смогла войти в эту группу. Работа была распределена между всеми участвовавшими университетами: каждый должен был предоставить снимки определенных птиц.
Наш университет стал ответственным за перелетных птиц, в первую очередь журавлей. Я вышла с вашей подзорной трубой, и хотя она была старой, все завидовали мне, потому что она была произведена в Германии. Наша работа шла в двух направлениях: мы делали фотографии для атласа и окольцовывали птиц. Хотя еще в университете я узнала, что для отслеживания миграции перелетных птиц нет более эффективного способа, чем окольцовывание, в действительности я выполняла эту работу впервые.
По настоянию профессора, я взяла на себя дополнительную обязанность ежедневно заполнять формы, в которые заносились сведения о местах обитания птиц во время перелета, их возрасте, видах, их научные на звания и т. д.
Переполненная желанием узнать, откуда, из каких дальних стран прилетели перелетные птицы, я позволяла им клевать свою руку и выпускала их в небо.
Глядя, как они перелетают демилитаризованную зону, я тоже чувствовала себя птицей, живущей со свободной душой. В такие минуты я вспоминала вас, назвавшего свою младшую дочь Ли Сэин. Если бы я была свободной, как птицы, то, следуя за ними, я перелетела бы эту границу. Я бы сразу нашла вас и расплакалась бы у вас на груди.
Один раз, когда я размышляла об этом, у меня возникла хорошая мысль. Я подумала: а что, если мне постоянно заниматься этой работой — окольцовывать птиц и отпускать их на волю?
Если отец, как шепнули на ухо матери, живет в КНДР и преподает в школе, значит, он по-прежнему изучает птиц. Если это так, когда-нибудь наступит день, когда он поймает птиц, которых я выпускаю. Такой день точно придет. Интересно, что вы почувствуете, когда вы узнаете, что человека, который окольцевал и выпустил этих птиц, зовут Ли Сэин? Черт, да это же моя младшая дочь! Вы наверняка подумаете так. Или, решив, что это случайное совпадение, выбросите эту мысль из головы? Или не испытаете ни капли сомнения и сразу поймете, что это я.
Если бы это было не так, то сейчас вы не могли бы читать это письмо. Возможно, то, что вы сразу узнали меня, означает, что вы и не забывали. От этой мысли мне становится очень приятно.
Отец, я тоже никогда не забывала вас. Из-за разделения на юг и север у нас нет возможности встретиться, нет, не то что встретиться, у нас даже нет возможности обмениваться письмами. Но теперь я точно знаю, что вы сейчас думаете о нас с матерью. Потому что у меня тоже появился человек, которого я люблю.
Муж, как бы это сказать, — он занимался работой, похожей на мою. Он не окончил университет, но о птицах знает много — примерно столько же, сколько я. И хотя он упрямо утверждает, что есть люди, которые знают намного больше его, он говорит так из скромности.
В прошлом, когда мы жили здесь, в Ёнчхоне, он ловил птиц, а я окольцовывала их. Прошедший год, который я провела вместе с ним, был самым счастливым временем в моей жизни. Каждый вечер мы прогуливались по полям и рассматривали звезды в небе. Глядя на них, мы по очереди загадывали желание.
Когда я говорила, что мое желание — объединение севера и юга, он смеялся. Он говорил, что у него нет желаний. Он сказал, что до недавнего времени он мечтал хотя бы один раз завести страстный роман с девушкой и умереть, а теперь у него есть я, поэтому больше нет никакого желания. Когда он говорил так, смеялась я.
В следующем году, когда наступит весна, у нас, вероятно, родится ребенок. Каким будет мир, в котором ему придется жить? В сегодняшнем мире ракеты долетают до Луны, поэтому, насколько его мир будет отличаться от нашего, даже трудно вообразить.
В мире, в котором станет жить этот ребенок, наверное, никогда не будет такого, когда отец и дочь, находясь так близко друг от друга, не могут даже обменяться письмами. Я искренне желаю, чтобы 1970 год, в котором будет расти этот ребенок, стал совершенно другим.
Отец, когда вы прочитаете это письмо, прошу вас сразу же ответить на него. Но даже если вы ответите много позже, ничего страшного. Когда очень ждешь, всегда кажется, что ответ приходит поздно, — это я тоже хорошо знаю. Я буду ждать вашего ответа, сколько бы времени ни прошло.
Отец, я люблю вас.
24 декабря 1969 года За день до Рождества. Еще раз с верой в чудо, Ваша младшая дочь Ли Сэин.
