Долгое время они хранили молчание. Слезы у Рейчел высыхали, холодя и стягивая кожу. Она едва осмеливалась дышать. Джонатан стоял, повернувшись к окну и скрестив руки на груди. Его широкие острые плечи выступали под выцветшей синей тканью сюртука, длинные волосы были перехвачены на затылке тонкой черной ленточкой.
– Я не знаю… – наконец проговорил Джонатан тихо. – Мысль, что у Элис была сестра и что эта сестра вы, кажется мне странной, – добавил он и снова повернулся лицом к Рейчел. – Но могу понять, почему вам хочется, чтобы это оказалось правдой.
– Я всегда знала, что она не умерла… Всю жизнь я ощущала присутствие Абигейл. Она пряталась где-то в глубине моего сознания, и я слышала ее голос, словно далекое эхо, которое меня всегда ободряло…
– Да, эхо, наверное, так. Многие верят, что люди, которых мы любим, на самом деле никогда нас не покидают.
– Нет, это нечто большее, чем… Мне трудно как следует объяснить. Нас всегда что-то связывало, странным и особенным образом. И я никогда не чувствовала, чтобы эта связь оборвалась, хотя с трудом могу вспомнить дни, когда мы были вместе. Они почти стерлись из памяти. Но я все равно никогда не верила до конца, что ее не стало.
Рейчел подняла голову и умоляюще посмотрела на Джонатана, желая, чтобы тот поверил в сказанное ею, как верила она сама. Когда же Рейчел увидела в его глазах сомнение, ее горло болезненно сжалось.
Джонатан сел рядом, снова взял руки Рейчел в свои, прижал кончики пальцев к своим губам, и его поцелуй опять заставил ее почувствовать себя сразу и слабой, и сильной, внеся ясность в смятенные мысли.
– У вас доброе сердце моей Элис. И ваше лицо напоминает ее отражение в зеркале, но между вами много различий. Вы выше ростом, крепче сложены и сильнее ее во всех отношениях… В вас больше решимости. И вы более храбрая… – сказал он.
– Все это, наверно, могло бы стать результатом взросления? Того, что я теперь старше?
– Но с чего бы мой дед принял такое участие в судьбе подкидыша, рожденного от неизвестных ему родителей? Он был щедр к своим, но не слыл филантропом…
– Абигейл… Абигейл была очаровательной. Солнечной, всегда готовой рассмеяться. Мать мне говорила об этом все время. Возможно, она растопила его сердце, и он над ней сжалился…
– Действительно, если кто и мог очаровать деда, то это Элис, – согласился Джонатан. – Но все равно это не слишком похоже на правду, моя дорогая миссис Уикс. Как, например, ваша сестра к нему попала?
– Так сложилась судьба! И разве не благодаря ей я смогла найти сестру теперь, спустя много лет, да еще после того, как начала думать, что навсегда потеряла всех своих родных. Это судьба! Разве нет равновесия добра и зла, некой высшей справедливости? Ведь нельзя же нести только потери, не чувствуя на себе дыхания Божьей милости?
– Божьей милости? – эхом отозвался Джонатан, и на его губах появилась горькая усмешка. – Дорогая моя, я давно не верю в подобные вещи. Равновесие? Справедливость? Нет. Ничего подобного не существует.
Рейчел опустила голову, но в тот же момент почувствовала, как его пальцы приподнимают ее подбородок. Лицо Джонатана оказалось всего в нескольких дюймах, и в льющемся из окна свете она увидела на радужной оболочке его глаз рыжие крапинки, которых прежде не замечала.
– Вот, например, случай самой вопиющей несправедливости. В течение многих лет я корил себя за когда-то содеянное. И какого равновесия достиг? В результате та, которую я так долго ждал и искал, явилась ко мне, но уже замужем за наименее достойным человеком, которого только можно себе представить. Ну, где здесь Божья милость?
Рейчел приоткрыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Она могла лишь видеть свет в глазах Джонатана и ощущать прикосновения его рук. Все ее внимание сосредоточилось на чувствах и ощущениях, возникающих там, где он к ней прикасался, чтобы ничего не упустить, чтобы ничто не прошло незамеченным. «Он сожалеет, что я замужем». Все было так просто, что разум очистился от надежд и страхов, и ей внезапно стало совершенно ясно одно: пока длится это, оно служит ответом на все вопросы. «Если бы он меня поцеловал, я отдалась бы ему». Какая-то часть ее существа жаждала, чтобы он это сделал, однако у нее отлегло от сердца, когда этого не случилось. Вскоре чувство облегчения, которое она испытала, обернулось абсолютным спокойствием, подобно корочке льда, сковавшей недавно бурлившую воду. Это состояние испугало ее и вернуло ей все ее сомнения. А также породило черную, повергающую в ужас мысль, что руки, которые сейчас касаются ее пальцев, возможно, отняли жизнь у сестры. «Если это так, а я выясню правду, чего бы это мне ни стоило, то в этом мире нет милосердия. Но я должна все узнать».
В насосной комнате[90] было тепло – снежинки на одежде тут же растаяли и влага впиталась в ткань, но Рейчел была так занята своими мыслями, что не обратила на это внимания. Длинная, изящно украшенная зала была переполнена сидящими и расхаживающими взад и вперед людьми, которые потягивали из стаканов воду из горячего источника. Это была та же самая вода, которая поступала и в Римские бани. Она подавалась прямо из-под земли и слегка пахла тухлыми яйцами. Прямо у дверей теснились кресла на колесах[91], потому что сюда привозили инвалидов, чтобы те могли выпить порцию целебной воды. Рейчел обошла переполненную залу по кругу, пока наконец не увидела Харриет Саттон. Та держала в руке чашку и разговаривала с несколькими дамами среднего возраста. Приложив немало усилий, Рейчел пробилась сквозь толпу и оказалась рядом с той, которую искала.
– Ах, миссис Уикс! Как мило, что вы смогли к нам присоединиться. Позвольте представить вам наш маленький кружок поборниц здоровья.
С этими словами Харриет взял ее за руку и, улыбаясь, начала представлять подругам. Рейчел сгорала от нетерпения, пока, соблюдая приличия, делала реверансы, обменивалась любезностями с новыми знакомыми и выжидала, когда пройдет достаточно времени и правила этикета позволят ей отвести Харриет в сторону. Когда наконец ей это удалось, та отхлебнула воды и скривила рот.
– Вы знаете, – сказала она, – хоть мне и не доводилось наблюдать каких-либо последствий употребления этого напитка, как благоприятных, так и не очень, я убеждена, что эта вода полезна, иначе зачем бы еще нам советовали пить то, что имеет такой своеобразный вкус?
– Право, не знаю, миссис Саттон. По правде сказать, я бы хотела, если вы, конечно, позволите, расспросить вас о… том времени, когда мистер Аллейн получил письмо Элис, а потом уехал из Брайтона в Батгемптон. Вы говорили, ваш муж присутствовал при его чтении?
– Да, это так, – сказала Харриет, и ее лицо помрачнело. – Кстати, у вас ничего не случилось, миссис Уикс? Вид у вас какой-то… встревоженный.
– Простите меня, но… – «У него в памяти черные провалы». Из всего, что ей говорил Джонатан, эти два слова тревожили ее больше всего. Черные провалы. – Мне кажется… я вплотную приблизилась к тому, чтобы раскрыть тайну исчезновения Элис Беквит. И я хочу выяснить… мне требуется узнать, жива она или мертва.
– Жива или мертва? – испуганно переспросила Харриет. – Но что же тогда произошло? Как вы думаете?
– Я не могу объяснить этого здесь… но я обещаю скоро все рассказать. Я…
– Не может быть, чтобы вы полагали, будто она пострадала от рук Джонатана!
– Я знаю, вы считаете его не способным на дурные дела. Но он сам рассказал мне о страшных вещах, которые видел, и ужасных поступках, которые совершал в Испании и Португалии. А кроме того, он признался, что его воспоминаниям о высадке в Брайтоне, а затем о возвращении в Батгемптон нельзя вполне… доверять.
«Темные провалы, во время которых он мог совершить темные дела». Харриет посмотрела на Рейчел странным взглядом, в котором читались не то настороженность, не то страх.