Пол уже не был ровным, попадались каменные наросты, цепляющие за ноги, норовящие свалить и не пустить дальше. Владу было проще, мне же свет заслоняла его спина, и я то и дело спотыкался.

— В таких апартаментах, любая тварь поселиться может. Идеальное место для обиталища монстров.

Я не знал, шутит Влад или говорит серьезно, но смеяться, отнюдь, не хотелось.

По мере нашего продвижения пещера все разрасталась. Вскоре она приобрела воистину громадные размеры, мы оказались в подобии огромного зала, едва вступив в который, содрогнулись от страшного визга потревоженных летучих мышей. Они беспорядочными тенями заметались над головами, иногда настолько близко, что от всколыхнувшегося воздуха по лицам пробегал холодок, а волосы на голове взметались, как от ураганного ветра. Летучих мышей было много, сотни, может, тысячи.

Я зажмурился, старался смотреть строго под ноги, чтобы не видеть окружающий кошмар, от отвращения сводило желудок, сердце замирало всякий раз, когда какая-то из тварей пролетала слишком близко. Я боялся чтобы меня не задели, чтобы сдуревший от внепланового беспокойства упырь не вцепился в волосы. Влад, судя по всему, тоже чувствовал себя неуютно, и, хотя не подавал виду, шаги его стали шире и быстрее, вскоре он едва не перешел на бег.

Каким-то образом нам удалось пересечь царство летающих монстров, и мы уткнулись в глухую стену, потолок над которой снижался почти до высоты человеческого роста. Простора для полетов здесь было недостаточно, и мы вздохнули спокойнее. Влад прислонился спиной к граниту и стал водить фонарем по залу, тщательно исследуя каждый его уголок. Однако, кроме летающих тварей, которые начали успокаиваться, иных монстров в пещере не увидели. Ничего такого, что могло бы издать испугавший ночью рев. Лишь камни и летучие мыши. Значит логово местного Минотавра, так я мысленно окрестил неведомую тварь, располагалось не здесь. Влад переместил свет фонаря на стену и стал исследовать ее темные, прячущиеся в тени закоулки.

Искать долго не пришлось. Узкая щель, уводившая дальше в неизведанные недра, находилась почти рядом. Я ступил в нее почти с облегчением. Ночные страхи если и не позабылись, то основательно стерлись с памяти, и сейчас реальные летучие мыши казались страшнее, нежели мифическое существо. Ведь не исключено, что напугавший ночью звук был всего лишь следствием природного катаклизма. Камень свалился или еще что-то, а причуды акустики превратили естественный звук в нечто ужасное и не поддающееся идентификации. Не убедительно, но ведь такое вполне могло быть.

Щель лишь поначалу была узкой, дальше она расширялась, не до таких размеров, как раньше, но достаточно, чтобы можно было идти свободно и не цепляться за стены. Под ногами тоже было ровно, преобладала крошка гравия, ступать по которой было значительно легче. К тому же, мне показалось, что мы движемся вверх, воздух стал чище и приятнее. Несколько раз тоннель круто поворачивал, но боковых ответвлений я не заметил, и это успокаивало, значит, не заблудимся.

Влад погасил фонарь, и я увидел дневной свет. Узкая полоска строго перпендикулярно, пересекала нам путь, перерезала его, словно лезвием ножа. Над головой виднелась трещина. Она была достаточно широкая, для летучих мышей, но не более того. Никакой монстр в нее пробраться не мог, нам тоже, не светило. Мы недолго порадовались естественному свету и чистому воздуху, после чего отправились дальше. Слишком далеко забрались, чтобы бросить все и не удовлетворить любопытство в полной мере.

— Не думал, что под моим домом такие катакомбы, — голос Влада казался озадаченным.

Это была первая фраза, произнесенная им, не помню, за какой период времени. Тяжелая дорога, постоянное напряжение, граничащее со стрессом, не располагали к разговорам.

Тоннель еще несколько раз повернул, воздух стал теплее и менее влажным. Он перестал быть чистым, в нем появилось нечто неприятное, раздражающее и тревожащее одновременно.

Чем дальше продвигались, он становился тяжелее, гуще, вдыхался с трудом, и, как будто, не выходил полностью наружу, оставляя в легких неприятный осадок. В голове закружилось, глаза начали слезиться, стало труднее сдерживать рвотные позывы.

— Влад, мы отравимся, здесь какой-то газ.

— Еще чуть-чуть и вернемся…

Влад говорил с трудом, его голос срывался, он тоже держался из последних сил. Слова были лишены здравого смысла, продиктованы упрямством и не поддающемся доводам разума духом противоречия. Промолчи я, возможно, он сам предложил бы бежать подальше от опасного места. Но теперь он должен был проявить характер. Иначе он не был Владом, тем Владом, каким я знал его раньше, и, каким он, похоже, оставался до сих пор.

Меня стошнило.

Сознание меркло, и готово было покинуть бренную оболочку. Я уже почти ничего не понимал, что меня вело вперед, затрудняюсь сказать. Ноги двигались по привычке, подчиняясь инстинкту сохранения равновесия и не более того. Если бы я замедлил размеренный ритм, я бы свалился и не поднялся. Мне не приходило в голову задерживать дыхание или закрыть нос рубашкой, разумные мысли отдалились и не воспринимались. Я полной грудью вдыхал ядовитый воздух, что было сродни суициду.

Еще поворот, я почти не осознал его, и — свет. Не от фонарика, а — естественный, дарящий надежду освобождения. Свет, который должен избавить от мучений и прояснить разум.

Отравленный организм не воспринимал избавления. Воздух, вместо того, чтобы стать свежее, сделался совсем нестерпимым, а еще недавно дрожащее от подвальной сырости тело вдруг стало липким от пота. Не в силах больше удерживаться на ногах, я свалился на колени. Но что-то не позволило растянуться на обжигающем песке и продолжало толкать меня дальше к выходу, пусть даже на четвереньках.

А потом немного прояснилось. Нет, воздух не стал чище. Отравляющие миазмы еще больше сконцентрировались, но в глазах как будто навели резкость. Не нормальную, а — неестественную, более резкую, чем она может быть. Я плохо соображал, но видел все отчетливо, каждую песчинку под ладонью, каждый камушек, каждую крупицу грязи. И, самое страшное, я видел миллионы мух. Зеленых, синих, громадных. Они невыносимо жужжали, роем носились вокруг, облепляли меня. И это не могло быть реальностью. Реальность не бывает настолько отвратительной.

Я сошел с ума, мое отравленное сознание не выдержало нагрузки и почему-то вместо успокоения подвергло меня новым изощренным мучениям.

Завибрировал песок, вздрогнули каменные стены. Рев, тот самый, который испугал ночью. Но сейчас я его скорее ощущал, чем слышал.

— Славик, дружище, держись! Еще немного осталось.

Голос Влада доносился из неизведанных глубин, я не знал, слышу его, или он мне только кажется.

— Славик очнись!

Моя голова бессильно моталась из стороны в сторону. Влад плескал ладонями по щекам, и я начинал осознавать это.

— Ну, слава Богу!

Я смотрел на Влада. Его лицо расплывалось.

— Влад, ты слышал? Это было оно!

Язык едва поворачивался.

— Не только слышал, и видел тоже.

— Да? — признание товарища не столько испугало, сколько пробудило интерес. — Оно страшное?

Влад рассмеялся. Наверное, это был истеричный смех. Его организм тоже отравлен, и он, как и я, вел себя неадекватно.

— Славик, и ты сейчас будешь смеяться. Но, клянусь, кому-то придется горько заплакать…

Сознание возвращалось так же быстро, как раньше упорхнуло от меня. Я вдыхал тошнотворный запах, но уже свыкся или смирился с ним. Мухи тоже не исчезли. Их не породила фантазия, они существовали на самом деле и это успокаивало. И дневной свет никуда не делся.

Лицо Влада еще пару раз мелькнуло передо мной, потом исчезло. Я приподнялся на локтях, дышать старался реже, вонь была непереносимой. Оперся рукой, присел. В пещере достаточно светло, чтобы рассмотреть неровные каменные стены.

Влад насторожился, прислушался. Я не понимал, что взволновало школьного товарища. А он, убедившись, что со мной все в порядке, ничего не объяснив, вдруг быстро направился к выходу и исчез за камнем. Вскоре оттуда послышалось его грозное «Твою мать!», после чего прозвучал выстрел.