Ситуация, в которой я оказался, глупее не придумаешь. За пару часов проведенных в относительном уюте приходилось расплачиваться по полной программе. До рассвета оставалось ужас, как долго и, мои умственные способности пасовали перед насущным вопросом: где скоротать время. Даже намека на укрытие не наблюдалось, а надеяться на попутку было бы верхом идиотизма.

Туман окружал со всех сторон. Я видел его, он как бы светился сам по себе. Но все остальное надежно пряталось от моих глаз. Лишь пятачок мокрого асфальта под ногами, да и тот больше ощущался. Пока не рассветет, идти куда-либо бессмысленно.

Я отыскал более-менее чистое место, поставил сумку, присел на нее. Холод и сырость сразу дали о себе знать, вскоре у меня зуб на зуб не попадал. Пришлось подняться, попрыгать, чтобы разогнать кровь, только толку от этого было мало. Тогда я плюнул на все и решил продолжить путь.

Я осознал оплошность, едва сошел с асфальта. Ноги сразу увязли в раскисшей грязи. Липкий чернозем тоннами налипал на ботинки, которые промокли, и вода неприятно чавкала в них. Каждый новый шаг давался ценою неимоверных усилий. Словно канатоходцу мне приходилось балансировать, чтобы не свалиться в грязь. Будь теплее, шел бы босиком, но сейчас сама мысль об этом навевала ужас.

Спустя некоторое время, я уже не мог думать ни о чем постороннем. Мне было наплевать на старуху, которая, возможно, попала под колеса автомобиля, я устал проклинать Влада и даже ощущения холода притупилось. Мысли сконцентрировалась на единственной важной задаче, вытащить ногу из болотной жижи, переставить ее и при этом не потерять равновесие.

Куда иду? Зачем? Это уже ничего не значило. Но каждый новый шаг воспринимался, как выдающееся достижение, мною овладел своеобразный азарт, и я даже начал получать удовольствие от нынешнего своего состояния.

Опасный симптом для здравомыслящего человека. Вот только таким я себя уже не ощущал. Я вообще себя не ощущал.

Вывело меня из сомнамбулического состояния яркое пятно, внезапно вспыхнувшее перед глазами. Я остановился и долго на него смотрел, пытаясь сообразить, что оно означает? В голову ничего не приходило. Явление — фантастическое, оно не вкладывалось в рамки моих познаний и поражало величием. Белый туман вдруг начал светиться сам по себе. Словно включили лампочку за стеной из матового стекла. Только, в отличие от лампочки, свечение не было ровным и стабильным. Поначалу небольшое пятно с каждым мгновением разрасталось, увеличивалось и становилось все больше. А вскоре вся стена тумана передо мной словно пылала.

Потом я услышал звук. Он доносился сзади.

Истина открылась вдруг и сразу.

Вовсе не чудо и не потустороннее явление. Я видел отраженный свет автомобильных фар.

Повинуясь скорей инстинкту, нежели понимая, что делаю, я отскочил в сторону, и тотчас черная громадина на большой скорости промчалась в сантиметрах от меня, забросав комьями мокрой грязи, вырывающимися из-под колес.

Я даже не успел испугаться. Только удивился. Настолько привык к тому, что остался один на белом свете, что появление автомобиля показалось фантастикой. Вслед за удивлением пришла мысль, что есть еще Вася с Коляном и, вероятно, именно их автомобиль едва не сбил меня. А, что они меня не заметили при такой видимости — ничего удивительного. Как и ничего странного в том, что они вернулись. Ведь я забыл расплатиться, а стольники в наше время на дороге не валяются.

Если даже за деньгами вернулись, как я буду им рад. Не откажут же они мне в крохотке тепла, позволят минут пять погреться в уютном теплом салоне.

Но, как они меня найдут? Если не заметили сейчас, где гарантия, что вернутся обратно? В глазах защемило, я был готов расплакаться.

Мне перехотелось переставлять ноги и куда-то двигаться. Бесполезное занятие. Все равно у меня не хватит сил куда-нибудь дойти. Сбросил с плеча осточертевшую сумку. Только сейчас, когда отчаяние победило летаргию, я ощутил, насколько она тяжела.

Сумка покатилась вниз. Я потянулся за ней, поскользнулся и оказался в овраге.

Я не ушибся, а лишняя влага не могла усугубить безрадостное положение. Сумка удобно подвернулась под голову, словно подушка. Я счел это благоприятным знаком, закрыл глаза, представил себя в теплой постели. Но холод вернулся и начал терзать с новой силой. Инстинкт самосохранения взял верх и вынудил шевелиться.

Постанывая, я снова выбрался на раскисшую дорогу, дабы продолжить постылую игру в «сделай шаг».

За что такие страдания? Зачем я сюда поперся? Чем мне плохо было дома? Разнообразия захотелось? Скучно стало? Получил по полной программе.

Слезы уже ручьями лились из глаз. От жалости к себе, от той несправедливости, которую я, никак не заслуживал.

Каждый следующий шаг давался труднее. Вязкий чернозем не желал отпускать, затягивал обувь, пытался разуть. Сил оставалось все меньше, а перед глазами все та же молочная бледность: непрозрачная, плотная, осязаемая.

Сколько я прошел, где нахожусь, туда ли иду?

Какая разница!

Я смирился с мыслью, что иду просто ради того, чтобы идти. Важен процесс. А результат…

Глаза мои ничего не видели кроме сплошного белого пятна. Можно было подумать, что я ослеп, но я знал, причина в ином: в тумане, в слезах, а может и в том, что я не хотел ничего видеть. И, когда на белом пятне появились красные точки, воспринял их не с радостью, а с удивлением. Возможно, с подозрением. В туманном мире, частицей которого я привык себя считать, они выглядели инородными. А все инородное настораживает и не внушает доверия.

Наученный недавним опытом, я отступил на обочину и, как оказалось, не зря. Обогнавший меня автомобиль (минуту или час назад, я не помнил, время потеряло значение), медленно пятился и, миновав меня, остановился. Теперь я не видел красных огоньков, меня озаряло белое сияние, непривычно яркое, ослепляющее.

Хлопнула дверца.

— Славик! — услышал знакомый голос.

Не Вася и не Колян.

— Влад?

— Кто же еще? Какого хрена ты здесь делаешь? Не мог на станции подождать?

Действительно, какого хрена я здесь делаю? Сложный вопрос.

— Да что с тобой, братишка? Снимись с ручника.

Только после этих слов я повернулся на звук голоса. Свет ударил по глазам. Я зажмурился.

— Крантец! Как же я тебя такого в машину возьму? Ты мне весь салон испачкаешь.

Вот буржуй! Ему автомобиль дороже школьного товарища. Но я не обиделся. У меня не оставалось сил обижаться.

— Ладно, что-нибудь придумаем.

Влад не решился выйти, и я не осуждал его за это. Он повозился в кабине, потом открыл дверцу.

— Влезай, братишка, сейчас согреешься.

Не понимаю, где я нашел силы, чтобы взобраться в кабину внедорожника. Опустился на мягкое сидение, посмотрел на Влада. Наверное, бессмысленно посмотрел.

— Ты что, не узнал меня? — всполошился он.

— Тебя не узнаешь… — выдавил из себя и с трудом узнал собственный голос. Губы едва мне подчинялись, были словно деревянные.

— На-ка выпей, — он достал из кармана плоскую металлическую фляжку, открутил крышку и протянул мне.

Безвкусная струйка пролилась в горло дошла до желудка и там взорвалась, накатив на меня огненной волной. Я ощутил давно забытое тепло. Тепло, в существование которого перестал верить. Сделал еще глоток. Теперь почувствовал вкус и понял, что пью коньяк. Хороший коньяк, крепкий, согревающий…

Влад осторожно отобрал у меня фляжку, я закрыл глаза и мгновенно уснул.

Умиротворение и покой — первое, что я почувствовал, когда проснулся. Прислушался — тишина. Не совсем тишина, где-то перекликались птицы, еще какие-то звуки, непонятные, но умиротворяющие.

Раздался стук. Я открыл глаза. Увидел, что лежу на диване в небольшой, хорошо обставленной комнате. Шкаф, кресло, стол. Рядом с диваном журнальный столик, на нем мобильник, еще какая-то мелочь, которую ночью выгреб из карманов. Пол покрыт ворсистым ковром светло-кофейного цвета. И — окно, большое, почти на всю стену, а сквозь щелку в шторе просачивается солнечный свет.