– Это настоящая какофония идей, сожалений, надежд… – призналась Киона. – Однако Фокси – это очень хорошее средство от моей проблемы.

– Вот этот песик?

– Да. Я пытаюсь сконцентрироваться исключительно на его мыслях. В них тоже есть своя пикантность. Он думает о разрытой земле, об изгрызенных деревяшках, о противных грызунах, которым удается от него удрать… А еще он думает о том, что ему дадут остатки еды.

– Ты шутишь, Киона?

– Да нет, я говорю серьезно. Если бы я могла, я держала бы Фокси на руках целыми днями. Тошан, когда мы отправимся на берег Перибонки? Бабушка Одина, возможно, сумеет меня исцелить! Там ведь есть твои ездовые собаки. Я буду прогуливаться с ними большую часть дня, и тогда у меня уже не будет возможности читать ваши мысли.

– Я могу дать тебе один совет. Ты говорила о каре, но лично я сильно сомневаюсь, что тебя кто-то покарал. Мне кажется, что ты скорее покарала себя сама. Когда мы возвращались сюда, я слышал, как вы спорили – ты и Мин. Ты повторила несколько раз, что бросила нас, предала. То явление, от которого ты страдаешь, может быть вызвано твоими угрызениями совести. Ты читаешь наши мысли, как будто тебе хочется узнать, какие чувства мы испытали на самом деле за время твоего отсутствия и действительно ли мы были несчастны.

Киона уставилась на Тошана ошеломленным взглядом. Тошан, почувствовав сострадание к ней, погладил ее по щеке.

– Хотелось бы мне, чтобы твои слова были правдой! – сказала Киона.

– Разберись в себе самой, сестренка. Меня ведь, между прочим, тоже родила на свет Тала-волчица. Так что моя интуиция может оказаться правильной.

Тошан, улыбнувшись, выпрямился. К нему подошла Мари-Нутта.

– Папа, мне хотелось бы потанцевать буги-вуги или чарльстон, но никто на это не соглашается. А у бабушки вообще-то есть такая пластинка. Танцевать вальс – это ведь не очень интересно.

Отец тут же поддержал свою дочь, но это не помогло: все остальные и слышать не хотели о том, чтобы танцевать под подобную музыку. Лора и Жослин объявили, что они устали и уже идут ложиться спать. Их примеру последовала Мадлен. Онезим, слегка протрезвев после танцев, решил, что ему пора ехать домой. За ним увязалась Шарлотта.

– Надеюсь, черт побери, что мой драндулет сможет завестись и поехать прямо, и я доведу Лолотту до отчего дома. Всем пока!

– Пока, мой малыш! – ответила ему первой Мирей.

Шарлотта подошла к Кионе и, обняв ее, прошептала озабоченным тоном:

– Приезжай поскорее в Валь-Жальбер. Ты мне нужна.

– Хорошо, приеду.

Эстер и Бадетта разошлись по своим комнатам, а вслед за ними ушли Эрмин и Тошан. Овид Лафлер тоже решил поехать домой, в Сен-Фелисьен. Его терзали угрызения совести и сомнения. Он пожал руку Кионе и зашагал к своему автомобилю, чувствуя на себе взгляд ее янтарных глаз – взгляд, который был полон упрека и в котором не ощущалось ни капельки жалости.

Мирей осталась, как она сама выразилась, «наедине с молодостью».

– А ну-ка все по кроватям, детишки! – шутливым тоном сказала она, глядя на Киону, Мукки и сестер-близняшек, сидящих за столом под фонариками.

– Ты сама ложись-ка поскорей спать, – ответила ей Мари-Нутта. – Я помогу тебе подняться по лестнице, и затем мы тут всё уберем. Завтра утром тебе делать будет нечего.

– Я и сама могу подняться по лестнице, милашка, а завтра утром домработница придет в семь часов. Мадам ее об этом попросила! Однако, если вам хочется спокойно поболтать друг с другом, поступайте, как сами считаете нужным. А теперь подойдите и поцелуйте меня все…

Молодые люди радостно повиновались. Когда они остались одни, Мукки сказал девушкам:

– Я доволен: Мирей чувствует себя намного лучше. Когда я видел ее в прошлый раз в конце июня, у нее сильно болели ноги и спина.

– Врач прописал ей таблетки, которые ослабляют боль, – угрюмо сказала Лоранс.

– А может, пойдем на берег озера после того, как тут уберем? – предложила Мари-Нутта. – Разведем небольшой костер и станем вчетвером ждать рассвета. У нас, кстати, еще осталось шампанское.

– Костер – это здорово, но давайте без шампанского! – сказала Киона. – Кстати, тебе, Лоранс, не следовало пить так много.

– Я делаю то, что хочу! И уж кому-кому, но не тебе поучать меня, как нужно себя вести.

– Почему это? Ошибки, совершенные людьми, учат их уму-разуму!

– Господи, куда подевалась моя ласковая сестренка? – покачал головой Мукки. – Что с тобой случилось, Лоранс?

– Она влюблена! – заявила, усмехнувшись, Мари-Нутта. – У нее на все одна причина!

Лоранс сердито поднялась и пошла в направлении озера. За ней побежал фокстерьер.

– Иди успокой ее, Нутта! – потребовала Киона. – А мы с Мукки тут все приберем.

– Тогда шевелитесь побыстрее и затем принесите на берег все то, что нужно для костра.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь периодическим монотонным уханьем совы, сидящей на вершине ели. Мукки, слегка встревожившись, стал расспрашивать свою юную тетю:

– Как, по-твоему, Лоранс и в самом деле любит Лафлера? Мне помнится, вы посмеивались над ней во время каникул, но она тогда в ответ тоже смеялась. Потому я не воспринял это серьезно.

– Я ничего не знаю. В течение нескольких лет – еще с тех пор, когда была совсем еще девчонкой, – я была уверена в том, что люблю Делсена. Я представляла себе, что выйду за него замуж, рожу от него детей и буду жить счастливо. Я наделена экстраординарными способностями, но они, эти способности, привели меня к катастрофе. Так что получается, я ошибалась, Мукки. Поэтому – ну что определенного я могу сказать тебе по поводу Лоранс?..

– Однако папа сегодня сказал мне, что ты вот уже несколько дней можешь читать чужие мысли.

– Да, это правда. Однако это не дает мне в данном случае никакого определенного ответа, потому что Лоранс думает только про Овида. А ты, кстати, уже забыл Акали? Ты прошлым летом вообще-то был в нее влюблен.

– Я не настолько силен, чтобы соперничать с Богом, – сказал Мукки с обреченным видом. – Вообще-то это все было ребячеством. Она казалась мне красивой, и я вбил себе в голову, что она мне очень нравится. Однако в Ла-Бе я встретил очаровательную девушку, которая мне действительно понравилась. Ее зовут Эмилия. Светлые волосы, курносый носик…

Они стали тихонько что-то обсуждать друг с другом с заговорщическим видом, курсируя между кухней и беседкой. Наконец, закончив свою работу, они смогли пойти к сестрам-близняшкам на берег озера. Ночь была спокойной и ясной. Над поверхностью озера дул легкий ветер, поднимавший небольшие волны, поблескивающие при свете луны.

Близняшки сидели на берегу. Мари-Нутта обнимала свою сестру. Киона, быстро собрав сухих веточек и еловой хвои, развела небольшой костер. Вскоре уже заплясали золотистые языки пламени, свет которых отражался на лицах молодых людей.

– Нам недостает Луи, – посетовал Мукки. – О нем есть какие-нибудь новости?

– Бабушка получила от него на прошлой неделе открытку, – ответила Лоранс. – Месье Луи скучает в летнем лагере и хочет вернуться домой. Дедушка позвонил туда и посоветовал воспитателям присматривать за ним получше.

– Но он тем не менее вернется раньше, чем предполагалось, – сообщила, ни на секунду не задумавшись, Киона.

– У тебя опять видение, да? – предположил Мукки, прикуривая сигарету – на это он не отваживался в присутствии своих родителей.

– Нет, видения у меня не было. Я просто это предчувствую. Я полностью изменилась с тех пор, как едва не погиб Делсен. Я могу читать ваши мысли, однако уже не могу ни с кем вступать в контакт на расстоянии. У меня больше нет дара билокации, нет видений, нет ничего! – посетовала Киона.

– Киона постепенно становится обычной девушкой – обычной до банальности, – усмехнулась Мари-Нутта. – В таком случае, ты не знаешь ничего о том, о чем мне поведала Лоранс?

– Может, и не знаю…

– Ну так вот, я теперь в курсе кое-каких событий из ее жизни, и я убедила ее вам о них рассказать. Представьте себе, месье Лафлер, которому целых сорок лет, осмелился ее поцеловать, причем в губы! А еще он погладил ей волосы и шею.