– Нет, папа, ты ошибаешься. Делсен, должно быть, подрался с каким-то другим рабочим на этой стройке. Киона вряд ли смогла бы совершить подобный поступок. Лично я в этом уверена. Как только сюда приедет Тошан, мы отправимся в Онтарио и разыщем ее. Она не могла исчезнуть бесследно. Я даже уверена в том, что она позвонит нам либо сегодня вечером, либо завтра.

Она закрыла на пару мгновений глаза. Очень скоро они узнают правду, и очень скоро она обнимется со своей сводной сестрой.

Провинция Онтарио, понедельник, 17 июля 1950 года

Проснувшись, Киона почувствовала, что у нее все тело затекло. Она еще не знала, что проспала как убитая, не видя никаких снов, более суток. В щели между бревнами хижины проникали оранжевые лучи солнца, свидетельствующие о том, что день клонится к вечеру. Птицы устроили в близлежащей мелкой поросли настоящий концерт, и их пение – разноголосое, но гармоничное – заставило Киону вспомнить об Эрмин и о различных вечерах из ее прошлой жизни, которые в большинстве своем были очень приятными.

«Мне нужно отречься от своего прошлого», – решила Киона.

Все ее тело ныло и болело, а разбитая нижняя губа распухла. Она прикоснулась к ней пальцем и нащупала ранку. Затем она почувствовала, что ей хочется пить. Очень хочется пить. Ее рюкзак лежал рядом с головой. Не приподнимаясь с пола, она нашарила маленькую металлическую флягу, которую, покидая стройку, наполнила водой из имеющегося на кухне крана.

«Мне нужно сесть на поезд сегодня вечером или завтра утром. Но я все еще чувствую себя такой усталой! – мысленно сказала она самой себе, делая жадные глотки из фляги. – Интересно, сколько я проехала миль?»

Отец когда-то говорил ей, что велосипедист со средним уровнем подготовки может преодолевать за час расстояние от пятнадцати до восемнадцати километров. Поэтому она подумала, что отъехала от места совершенного ею преступления на довольно приличное расстояние. Впрочем, этого все равно было мало. Нужно было уехать еще дальше. Намного дальше. Причем она не боялась полиции – она спасалась бегством от своих родственников, потому что страшилась тех упрекающих взглядов, которыми они станут на нее смотреть.

– Я ведь наверняка доставила им немало беспокойства! – вполголоса посетовала она. – Меня считали ангелом, а я ступила одной ногой в ад. Я едва не провалилась в бездонную пропасть и едва не сгорела в пламени стыда.

Она приподнялась и села на полу, морщась от боли. Перед ее мысленным взором вдруг предстал Делсен, лежащий на поляне, с забрызганными кровью красивыми черными волосами. Киона почувствовала, как к ее горлу подступает ком, и ей очень захотелось плакать.

– О Иисус, несущий людям свет, о Иисус милосердный, которому я так много молилась, которого я любила всей своей душой, ну почему это произошло? Ну как я могла совершить самый ужасный из всех возможных поступков – лишить другого человека жизни?

Она произнесла эти слова шепотом, но ей вдруг показалось, что они отразились от леса эхом. Мгновением позже она поняла, что это просто откуда-то поблизости донесся громкий лай. Судя по его зычности, собака была немалых размеров. Чуть позже Киона услышала, как эта собака ходит вокруг хижины и нюхает почву. Скорее всего, она нюхала след от велосипедных колес. Животные никогда не вызывали у Кионы страха, поскольку ей неизменно удавалось наладить с ними контакт при помощи своих удивительных способностей по части общения с другими живыми существами. Даже если у животных и не было своего языка, они легко понимали телепатические послания.

«Надеюсь, эта собака прибежала сюда одна», – подумала Киона, глядя на приоткрытую входную дверь, у которой отсутствовал один петельный крюк, и из-за этого она висела немного криво. Однако в тот самый момент, когда Киона увидела в дверном проеме коричневый силуэт с желтыми глазами, со стороны близлежащей тропинки донесся топот лошадиных копыт.

«Уходи, ты, уходи отсюда!» – прошептала Киона.

Собака в ответ залаяла глухим и равномерным лаем.

– Ко мне, Гризли, ко мне! – позвал молодой пронзительный голос по-английски.

Топот копыт стих, затем раздалось короткое ржание и характерное лошадиное фырканье. «Там кто-то есть. Похоже, девушка, которая прогуливается на лошади с собакой!» – с тревогой подумала Киона.

Она поправила свою кепку, надвинув ее до бровей, и проверила, застегнуты ли все пуговицы рубашки с длинными рукавами, которую она носила под своей полотняной спецовкой. «Если меня здесь обнаружат, мне следует сделать вид, что я парень, и – самое главное – говорить по-английски», – решила она, радуясь своему многоязычию: она ведь умела говорить на французском и английском, а также на языке монтанье.

Собака, которую, как выяснилось, звали Гризли, замолчала. Она, видимо, засомневалась, как ей следует поступить. Ее коричневато-желтые глаза смотрели прямо в глаза беглянки.

«Да уходи же ты, уходи и уведи отсюда свою хозяйку, не выдавай меня!» – попыталась Киона пообщаться с собакой телепатически.

– Гризли, ко мне! Ты почему меня не слушаешься? – снова раздался голос всадницы. – Что там, в этой хижине? Енот? Или лиса?

Киона невольно сжалась. Собака завиляла хвостом и заскулила, чтобы продемонстрировать свою симпатию. Вдруг она переступила порог и, подойдя к Кионе и обнюхав сначала ее полотняные туфли, затем лицо, лизнула ее в щеку. Снаружи донеслись звуки легких шагов, а потом в эту маленькую полуразрушенную хижину заглянула с заинтригованным видом девушка-подросток.

– А-а, теперь мне все понятно! – воскликнула она. – Велосипед там, снаружи, – он твой?

– Да, – ответила Киона. – Я тут просто немножко отдохнул. В этом нет ничего плохого.

Она старалась говорить низким хрипловатым голосом. Поскольку Киона раньше часто одевалась в индейскую одежду – тунику и штаны – и вела себя как мальчишка, она, натянув на себя мужскую одежду, легко могла ввести в заблуждение тех, кто не был с ней знаком.

– Это вообще-то частная собственность! – сухо заявила незнакомка.

– Извините, но здесь нет ни замка, ни ограждения.

– Верно, нет, – согласилась незнакомка, с любопытством разглядывая Киону.

Киона, в свою очередь, тоже разглядывала свою собеседницу. Та представляла собой девушку из зажиточной – может быть, даже богатой – семьи, и было ей от роду лет четырнадцать или пятнадцать. Она была одета в белую кофту, брюки галифе, предназначенные для верховой езды, и черные кожаные сапоги. Фигура ее была худощавой и изящной, а вьющиеся волосы собраны на затылке в пучок. На фоне ее молочно-белой кожи отчетливо выделялись серо-зеленые глаза, которые были довольно узкими, но при этом удивительно ясными.

– Я отсюда уйду, так что не переживайте, – сказала Киона.

– Вот и хорошо! Как тебя зовут?

– Боб. А для некоторых – Бобби.

Киона, долго не раздумывая, назвала первое мужское имя, которое пришло ей в голову, – самое простое, самое обычное.

– А я – Эбби. Эбигейл Джонсон. А ты, я вижу, с кем-то подрался!.. Я никогда не видела тебя в нашей округе. Ты откуда?

Не зная, как избавиться от этой назойливой девушки, Киона на ее реплику о драке пробурчала «да» и пожала плечами. Все еще чувствуя в своем теле оцепенение и усталость, она не осмеливалась подняться на ноги. Вопреки присущей ей проницательности, она не заметила одной важной детали: Эбби Джонсон начинала проявлять симпатию к этому пареньку с очаровательными янтарными глазами и лицом со следами побоев. Боб был одет аккуратно и вел себя вежливо. Для подростка это был большой плюс.

– Откуда ты? – снова спросила Эбби.

– Из Ошавы[14]. Я ищу себе в сельской местности работу на лето. Я долго ехал на велосипеде и сегодня утром должен сесть на поезд.

Киона и в самом деле рассчитывала найти какой-нибудь вокзал железнодорожной компании, один из поездов которой привез их – ее и Делсена – в маленький городок, находившийся ближе всего к строительной площадке. Если она поедет дальше на северо-запад, ее не найдут.