Очень простая история

С точки зрения стороннего человека, Брод это совсем не Брод, и даже не Бродвей, а всего-навсего простая маленькая улица на окраине большого города. Пусть и центральная, но все равно. Ну да Бог с ними, с этими посторонними, для того, кто всю жизнь прожил на Химмаше, эта улица была Бродом. А какое настоящее название было у этой, в общем-то, не примечательной улицы, никого не интересовало. И в один из дней по Броду шёл человек. Судя по всему, он никуда не торопился и его никто не ждал. Шёл явно без определённой цели, лишь бы идти. Было довольно рано, но и не так поздно, но на улице почти никого не было, по причине жары. Только в некоторых местах можно было заметить одну-две группы праздношатающихся. К вечеру Брод будет полон, но до этого ещё далеко и поэтому сейчас он больше напоминает улицу призрак, чем живую улицу. И молодой, а может и не очень молодой, человек брёл лениво шаркая ногами, ничем не интересуясь. Весь его облик красноречиво свидетельствовал, что его давно не звали в гости, а он сам не приглашал их к себе в дом. Да и дома скорее всего у него тоже не было. Наиболее вероятным, как кажется, само понятие дома для него превратилось в место, где можно было переночевать. И все же он не был бомжем, хотя не имел своего дома, не был нищим, хотя в кармане подчас не было и копейки. Да, сегодня вид его являлся явно непрезентабельным, но в определённых кругах имя его пользовалось некоторым уважением, а к словам его относились серьёзно. Жизнь не создала из него положительного героя, но и злодеем он также не был. Всего-навсего обычный уголовник с солидным стажем. И может от того всё, к чему он стремился можно было вместить в одну короткую фразу : «ты сдохни сейчас, а я завтра». Создав себе такое кредо, Сашка ( именно так звали нашего героя ) следовал ему в любой жизненной ситуации. И если применимо к воровскому ремеслу слово талант, то Сашка явно обладал им. И воровал с каким-то особым, присущим ему одному шиком. И точно с таким же шиком он стремился потратить все, что удавалось добыть, словно желая доказать что-то себе и другим. «А для чего тогда ещё жить ?» говорил он, «если невозможно делать что хочется и тратить сколько хочется ?» и деньги летели, словно осенние листья. С течением времени периоды пребывания на воле становились всё короче, а срока всё длиннее, что, разумеется, не способствовало какому-либо развитию его природы. Были деньги – были друзья, подруги и вино, не было денег – не было никого. Его это нисколько не удивляло, наоборот, казалось естественным. Изматывающая жара постепенно набирала обороты и тело, без того нывшее после вчерашнего, просило прохлады и опохмелки. Мутило ужасно, хотелось холодного пива, но в кармане не было ни копейки и даже вспомнить не мог, где и с кем он пил вчера. В голове мелькали только чьи- то лица, слышался пьяный смех и истеричный женский визг. Всё вместе укладывалось в одну хорошо известную строчку из песни : «ой где был я вчера, не найду, хоть убей», с одной существенной разницей, что в отличие от героя песни, он не смог бы сказать, какого цвета были обои, если они, конечно, были. В голове гудело, словно кто-то невидимый методично бил в огромный колокол. Сашка вытащил очередную сигарету и закурил, хотя и понимал, что легче от этого не станет. Перспектива на день была явно не из радужных, а для того, чтобы лезть в форточку или ломиться в какую-нибудь дверь, он был абсолютно не в той кондиции. И всё же надо было что-то решать. Так, в дурном настроении он незаметно добрёл до конца Брода и повернул обратно. За недолгий час окружающая обстановка слегка преобразилась. Стало больше народа, в основном молодёжи, которая изо всех сил пыталась показать, насколько она крута. Всё было настолько знакомо, словно и не было прошедших лет. «нет ничего нового под солнцем, всё было, всё суета сует и томление духа», процитировал он сам себе. Если бы кто-то попросил его, он смог бы продолжить и привести почти слово в слово все главы Екклесиаста, или пару отрывков из Ницше, Канта и Конфуция. Сказывалось какое-никакое, но образование, кроме того, Сашка любил читать и отбывая очередной срок обязательно штудировал всю литературу, которую только мог достать. Было приятно произвести впечатление на дружков или очередную подругу, вот только сегодня это было слабым утешением, и он с удовольствием променял бы всю свою эрудицию на банку пива. Постепенно он приблизился к знаменитому «Уктусскому горю» откуда неслись пьяные голоса. Сашка скрежетнул зубами от бессильной ярости и устало опустился на скамейку. От душивших его похмелья и злобы, окружающий мир потерял реальность, он ощутил себя потерянным и чужим. Вокруг него шли люди, они шутили, о чём-то разговаривали, куда-то торопились, но никому из них не было дела до него, Сашки, он был никому не нужен. Впрочем, подумал он, также не нужны мне и они. Эх, если бы была жива мать. Она поняла бы его. Но мать умерла много лет назад, когда он отбывал свой первый срок на «взросляке». Он вернулся домой и сходил на кладбище, где просидел почти до вечера, вспоминая, как мать ездила к нему на свидания, тащилась с тяжёлыми сумками и тихо верила, что вот этот раз уж точно последний, что теперь Сашка вернётся домой навсегда. И он с такой же верой убеждал её, что скоро всё будет иначе, он придёт домой и они заживут счастливо, он ещё докажет другим, что умеет жить не хуже. Но когда приходил долгожданный звонок, он забегал домой, наспех целовал мать в щёку, совал в руки подарок и тут же убегал по своим делам. А вскоре за ним опять щёлкала засовом камерная дверь, и всё начиналось заново. Запоздалое чувство раскаяния, или что-то похожее на него, шевельнулось в его душе. Надо сходить на кладбище, подумал он, ведь столько лет не бывал. Могилка, поди, заросла совсем. Может быть прямо сейчас. А почему бы и нет ? Тем более, что делать нечего. Но до чего же тяжело сделать первый шаг. Ноги словно свинцом налились, но он всё же пойдёт. Вот первый шаг…ещё один… ну вот и пошло…давай, Сашка, давай,

шептал он себе, и тяжело переваливаясь с ноги на ногу, двинулся вдоль аллеи. -Здорово, братан !- раздалось вдруг под самым ухом. Сашка вздрогнул и открыл глаза. Прямо перед собой он увидел долговязого детину, щедро украшенного татуировками. С трудом выбираясь из паутины мыслей, Сашка с трудом узнал в парне одного из корешей по недавней ходке. Но не это поразило его, а то, что он сидел на той самой скамейке, с которой, как ему казалось, он поднялся несколько минут назад. «Всё», спокойно подумал он. «приехал, здравствуйте галюлики». От друга вкусно пахнуло свежим пивом, и Сашка невольно судорожно сглотнул. -Что, братан, плохо ?-сразу догадался собеседник.- Маешься ? Ну это дело поправимое. Щас мы грамм по сто с прицепом. Я нынче неплохо отработался, пора и гульнуть. -Гульнуть можно,- хрипло выдавил Сашка. –Вот только проблема одна есть… -Не щекотись, братан ! Бабки есть. Давай-ка мы с тобой по пиву, а ? Мысль о пиве мигом вытеснила всю хандру и Сашка поднялся со скамейки одним махом. Уже через несколько минут друзья-приятели вышли из магазина неся в руках два увесистых пакета, по выпуклостям которых нетрудно было сделать вывод о их содержимом. Не мудрствуя лукаво они расположились тут же, на аллее. Сашка, измученный жаждой и болью, дрожащей рукой выхватил из пакета бутылку и одним глотком высосал её содержимое до последней капли. После чего блаженно вздохнул и закрыл глаза. -Силён ! – с восхищением покрутил головой приятель. -Хорошо ! – отозвался в ответ Сашка. Теперь можно было жить. -Ну, что ? Пора и по водочке, пока не остыла ? -Давай.- согласился Сашка. А действительно, почему бы и нет ? Мир, ещё недавно казавшийся чужим и враждебным, приобрел новые краски и уже не было повода грустить о чём-то, а лица окружающих стали добрее и отзывчивее, отчего хотелось сделать им что-нибудь хорошее. Хотелось быть добрым и благодарным. Хотелось радоваться и радовать, вот только не знал как. От досады, что не может найти ответа, он сплюнул и предложил : -А что, верно говорят, что между первой второй промежуток небольшой ? -В тему, братан. Только пора и водочки, а то пиво без водки – деньги на ветер. -Логично. Сашка свернул пробку и разлил водку в пластиковые стаканы. Затем оба, без всякого тоста, выпили. Водка была тепловатой и довольно противной на вкус, но приятелям не было до этого никакого дела. Им было просто хорошо. После чего данная процедура повторялась довольно регулярно, пока бутылка не опустела. Сашка сожалением запнул её под скамейку. Краски дня потускнели. -Блин, ну почему хорошего всегда так мало ? – заплетающимся языком высказала он своё мнение по поводу отсутствия горячительного. -Эт-то точно. – согласился с ним друг. –Жизнь – дерьмо. Скука, как на кладбище. Кладбище ! Вот куда Сашка хотел сходить, но не успел. Значит, надо сделать это прямо сейчас. -Я пошёл. – объявил он, в общем-то ни к кому не обращаясь. Сам факт, что он пил с кем-то из бывших дружков по лагерю, его нисколько не смущал. Ну выпили, ну и что ? Назавтра ни он, ни кто другой не вспомнит, с кем он пил. И потому прощальная фраза прозвучала больше автоматически, нежели из чувства вежливости. -Куда ? – лениво поинтересовался кореш, точно так же абсолютно без всякого интереса. Спросил, только чтобы спросить. -А так, по делам. На могилу к матери. -А пошло оно всё к чёртовой матери, - вдруг обиделся собутыльник и отвернулся. В Сашкиной душе вдруг зашевелилось что-то тёмное и не долго думая он резко и сильно ударил его в лицо. -Убью, сука ! – заорал он. –Животное, мразь ! – и удары щедро посыпались на ничего не подозревавшего приятеля. Обида и злость, так долго копившиеся в душе, наконец-то нашли выход., и он бил, бил, бил, не разбирая куда и не слыша ничего. А в душе что-то пело и ему было страшно весело и очень легко. А потом мир взорвался снопом ярким искр, и он провалился в спасительную темноту. Когда он очнулся, было уже совсем темно. «Уже ночь ?» вяло подумал он и попытался встать. Тело моментально отозвалось острой болью, и он снова опустился. «Где же это меня угораздило ?» появилась и растаяла очередная мысль. Думать не хотелось, и всё же внутри жило какое-то неприятное предчувствие беды. Оно росло и, будучи не в силах противостоять ему, Сашка заставил себя подняться. Руки, протянутые вперёд в поисках опоры, ткнулись в стену, до боли знакомую. Поняв, где он, Сашка застонал, с силой ударил кулаком в ненавистную «шубу» и завыл, завыл по-волчьи, с надрывной безысходностью, словно оплакивая свою бессмысленную и никому не нужную жизнь. Вой вылетел наружу и растворился в летней ночи, где равнодушно моргали фонари, да ветер гнал лёгкую пыль, столь похожую на Сашкину судьбу.