История одного заседания

В качестве необходимого вступления. Данный рассказ представляет собой фундаментальное исследование, монументальный труд, вобравший в себя самое полезное с точки зрения туманной и запутанной науки, каковой является российская юриспруденция. Браться за эту тему – дело, в общем-то, неблагодарное, сродни поиску черной кошки в темной комнате. Особенно зная, что вышеупомянутой кошки в комнате нет и быть не может. Но, пройдя через сотни опусов, созданных многочисленным крапивным семенем, я все же решил рискнуть и на свой страх и риск взглянул сторонним наблюдателем на один единственный процесс и описал его. В конце-концов, если и невежда не стыдится браться за перо, то чем я хуже ? В смысле, взяться за перо, а не в смысле невежды. И хотя данный труд скромен по своим размерам, я смею надеяться, что он действительно вобрал в себя самое главное, что неутомимая российская Фемида наворотила в России. Основным же достоинством его является то, что в нем почти нет фантазии, присущей работникам правоохранительной системы; почти все основано как на личном опыте, так и на опыте контингента нашего совсем не изменившегося со времен царя Гороха ГУЛАГа, который был, есть и будет есть. Автор. В качестве необходимого эпиграфа : «Закон – что дышло, куда повернул – туда и вышло». ( российская тюремная мудрость, почему-то приписываемая народу вообще )

Над стройными рядами пока еще пустых кресел горделиво и напыщенно распахивал свои крылья двуглавый российский орел. С чувством собственного достоинства и нескрываемого презрения, смешанных с неким превосходством, он глядел с высоты своего положения на опаснейшего злоумышленника – Петра Петровича Петрова, среди друзей и знакомых более известного как Петрович. В миру он считался человеком степенным и до недавнего времени даже уважаемым, что с точки зрения настоящего момента могло показаться странным и в некоторой степени опасным, поскольку могло посеять сомнения насчет причастности его к наглому и бесстыдному преступлению. Это с одной стороны. Зато с другой стороны, он нежданно-негаданно приобрел чуть ли не дюжину всяческих титулов и статусов, доселе ему совершенно неизвестных – начиная с подозреваемого и заканчивая подсудимым. Плюс различными определениями, применяемыми людьми, облеченными полномочиями к тем, кто никакими полномочиями и правами не обладает. Доведись Петровичу встретиться с лингвистом, тот бы пояснил ему, что подобная речь носит название нецензурной, но в данный момент такие тонкости Петровича нисколько не интересовали. Сидя в пустом пока зале, Петрович ощущал смутное беспокойство, хотя временами накатывало чувство некоей гордости. Странно ? Как сказать. В некотором роде, именно ради него, Петровича, соберется сегодня здесь немало уважаемых людей, с неограниченным правом казнить и миловать. И не важно, что последнее случается весьма и весьма редко. При этом, не какие-нибудь там Иванычи, и прочие забулдыги из простонародья, а лица авторитетные, к которым обращаются только по имени-отчеству с видом полного почтения, порой и подобострастия. А еще Петровича приводило в восторг то обстоятельство, что два с лишним года следствия и томительного ожидания суда наконец-то подошли к концу и можно было надеяться на хэппи-энд в лучших традициях Голливуда (что представляется маловероятным), либо российской действительности (как, в общем-то, оказывается сплошь и рядом). И когда все закончится, он наконец отправится домой, где дел накопилось невпроворот – и огород, за которым никто поди не присматривал; и ремонт в квартирке; и долг у соседа забрать, зажилил, паршивец, никак не хочет возвращать; а еще внукам надо бы… -Встать, суд идет ! – раздается внезапно над самым ухом и Петрович невольно вздрагивает, как вздрагивает любой здравомыслящий гражданин при этих словах. Поскольку Петрович находится здесь впервые, он явно чувствует себя не в своей тарелке. Что совсем не удивительно. У большинства людей именно такая реакция. Я бы назвал это нормальной реакцией всякого мало- мальски здравомыслящего человека на… Ну, Вы понимаете. Это потом, на третий или четвертый раз он будет ощущать себя на скамье подсудимых как у себя дома. А пока… ну, а пока простим ему его невежество. Те, кто прошел через это, поймут его, а кому еще предстоит пройти, смогут представить, что их там ждет. -Подсудимый, Вы признаете себя виновным ? – бодро начинает судья, стопроцентно уверенный в его виновности. -Э-э… я того… в смысле…- замешкался от неожиданности и замешательства Петрович. Ему очень стыдно за себя, но он ничего не может с собой поделать. -Понятно-, с умным видом бросает судья и поглядывает на заседателей. Те согласно кивают несколько раз. -Понятно, -повторяет судья и замолкает. В глубине души ему все надоело и хочется закончить побыстрее. Но, увы, приходится соблюдать никому не нужные формальности. Кивалы, судя по их виду, чувствуют то же самое, только сказать не могут. Поскольку, как известно, их роль на суде сводится к молчаливому поддакиванию и безоговорочному согласию со всем, что скажет судья, то иного от них и нельзя ожидать. -А чего же тут понятного ? – вдруг обретает дар речи Петрович. Но к его удивлению столь невинная фраза приводит судью в неописуемую ярость. -Лишу слова ! – резко командует судбя и делает строгое лицо. Тем не менее, в глубине души он все же доволен, поскольку заседание начинает ему нравиться и, судя по всему, доставит немало удовольствия. К тому же, имеет человек право немного развлечься, или нет ? Во всяком случае, как подумал судья, будет о чем потом рассказать коллегам. Таким образом, уладив возникшее было недоразумение, суд приступил к основному действию. Наконец-то Петровичу предоставляют право – заметьте, право ! – рассказать свою версию происшествия. Общую картину немного портит тактичное напоминание судьи о том, что изложение событий может произвести на суд самое благоприятное впечатление только в том случае, если рассказ будет сделан в редакции обвинительного заключения. Но Петрович не внимает сему намеку, знай гнет свою линию : что, мол, в тот день он совсем не собирался идти к слесарю Тюлькину, но тот уговорил его, сказав что евона жена Зинка уехала к тетке, а потому они могу спокойно усугубить поллитру, загодя приобретенную в соседнем магазине. Но на их беду тетки дома не оказалось и Зинка вернулась намного раньше, устроив такой гам, что соседи…В этот у судьи лопается терпение, но все же, соблюдая букву закона, он предлагает Петровичу искренне раскаяться. -Это с каких таких щей я должен каяться неведомо в чем ? – возмущается Петрович. Ему абсолютна чужда логика слуг закона и он полон решимости довести свое повествование до конца. Простим ему наивную простоту – ибо кто из нас нее пытался хотя бы раз в жизни высказаться до конца, желая быть выслушанным и понятым ? Но судья этому чужд и потому делает Петровичу первое предупреждение. Кивалы в приступе коллегиального единодушия согласно кивают в знак поддержки. -Ну, раз такое дело… - вздыхает Петрович. -Раз такое дело, - прерывает его судья. – приступим к допросу потерпевшей. К трибуне медленно подплывает дородная тетка, с красными, словно у кролика, глазами и сразу же начинает хлюпать носом. Несколько минут уходят на потуги вызвать слезу и все это время окружающие терпеливо ждут. Слез не видно, но благоприятный эффект все же достигнут – суд убедился в несправедливости поступка, в котором замешан Петрович. Подан невидимый знак и баба начинает весьма нудное повествование, детально расписывая, как Ниночка, то есть ихняя секретарша, забежала к ней во время обеденного перерыва и и шепнула, что Анна Сергеевна, ну та, что любит покрасоваться в новых шмотках, привезла из Польши сногсшибательную кофточку. И все бы ничего, но эта змея из машбюро…и так далее, и тому подобное. При этом рассказ сопровождался театральными вздохами, хорошо выдержанными паузами, дабы ни у кого не возникло подозрений в неискренности рассказчицы. Битый час ушел на то, чтобы уяснить суть проблем потерпевшей, но к вящему неудовольствию судьи, нисколько не продвинуло заседание вперед. Благо еще, что Петрович весьма далек от этих нюансов. А Петрович был просто до глубины души потрясен, поскольку тетку эту он видел первый раз в своей жизни. И даже на страшном суде он бы с чистой совестью держался своего мнения. Уверенность его была столь велика, что он попытался объяснить сие недоразумение высокому суду. Но грозное государево око реагирует с похвальной быстротой, давя в самом зародыше малейшую попытку воспрепятствовать выяснению истины. А потому выносится вердикт – «суду виднее». Однако в этот момент позабытая было всеми тетка, раздраженная тем, что кульминация ее рассказа может ускользнуть от слушателей, громогласно напоминает о себе деталями победы над зловредной Татьяной Марковной. Судья морщится и предлагает тетке закругляться. -Вопросы есть ? Вопросов нет.- торопливо произносятся трафаретные слова и дело продвигается еще на один шаг вперед. -Есть вопрос. – вбивает очередной клин Петрович. -Но-но-но ! – раздражается судья и грозит пальчиком. – Эдак Вы еще и свободы попросите. Но Петровича не так-то просто остановить. Он, бедняга, еще не совсем осознал, куда он попал. Видать, он совсем не слышал о пресловутом «внутреннем убеждении», на основании которого выносится подавляющее большинство приговоров в нашей стране. -Поговорили и будет. – продолжает судья и властным своим тоном пресекает бесплодную попытку Петровича. -Вот так-то, подсудимый.- чуть не шипит судья. –Вам уже предоставлялась возможность высказать свое мнение, а Вы этим не воспользовались. А если Вы и дальше собираетесь нарушать ход судебного заседания, то я буду вынужден удалить Вас… -Домой.- заканчивает кто-то из зала и присутствующие немедленно разражаются хохотом. Не смешно только Петровичу. -Его дом тюрьма.- вносит свою лепту прокурор, чем добавляет веселья в происходящее. Судья, увидев, что инициатива уплывает из его рук, с трудом, но все же возвращает заседание в деловое русло. Тем не менее, кратковременная разрядка оказала позитивное влияние и на его настроение, и теперь судья намерен наказать Петровича не так строго. -Ну-с, - потирает от удовольствия руки судья. –Пора заслушать свидетеля, он хотя и не присутствовал на месте происшествия, я все же считаю, что его показания в части опознания преступника – многозначительный кивок в сторону Петровича – окажутся весьма важными. Входит свидетель. -Свидетель, что Вы можете сказать по поводу данного преступника это он или не он ? -А че тут еще думать ? Конечно он. Коли сидит между двумя, извините, милиционерами, да еще с браслетами на руках, так че тут еще думать ? И коли гражданин следователь на него показывает и спрашивает, что он или нет, то тут и дураку станет ясно, что он, а не она. -А дальше ? -Как что дальше ? Я и пояснил, что это он, а никакая не она, ну они мне и … -Спасибо, суду все ясно. Вы свободны. – обрывает его судья и добавляет про себя : «пока». -Что еще требуется, дабы убедиться в виновности подсудимого ? – негодует прокурор. Поразительно, но то же самое почти одновременно произносит и судья. Оба приятно изумлены столь редким единодушием и не теряют времени, чтобы отблагодарить друг друга за достигнутый консенсус. -Я полагаю, - зарокотал прокурор, - что высокочтимый суд примет во внимание беспристрастные и неопровержимые доказательства и обязательно положит их в основу обвинительного приговора. Естественно, что иного и не может быть. Для судьи все весьма убедительно, придраться не сможет и самый придирчивый адвокат. Особенно и потому, что дежурный адвокат спит, а будить спящего человека – самое последнее дело. Что касается Петровича, то он уже не в счет. Да и судя по всему, он потихоньку начинает понимать, что к чему. Тем временем суд переходит к рассмотрению вещественных доказательств. Торжественно, словно на церемонии награждения, в зал вносят здоровенную папку, щедро увешанную печатями. После многозначительных манипуляций на свет Божий извлекают некий документ. Некоторое времй бумагу исследуют на цвет и вкус, после чего обращаются к обвиняемому : -Скажите, подсудимый, это Вы писали? -Господь с Вами ! –пугается Петрович. –Я и читать-то еле могу, чего там говорить о писульках. -А почему тогда нет Вашей подписи ? – нисколько не смущаясь продолжает прокурор. По всему чувствуется, что он наконец-то нащупал свою линию и теперь-то он выведет преступника на чистую воду. Уверенность его подкрепляется знаменитой статьей, что на основании внутреннего убеждения (это очень важно) и на основании бесспорных доказательств (это уже не так важно), судья выносит обвинительный (на практике) или оправдательный (в теории) приговор. А большего и желать нечего. -Вы не ответили на мой вопрос.- говорит прокурор и пристально смотрит на Петровича. Но Петрович молчит, уставившись невидящим взглядом в пол. -Прошу занести в протокол, что молчание подсудимого есть наилучшее доказательство его вины. Человеку честному нечего стыдиться и он обязательно поставил бы свою подпись. Слава российскому правосудию ! Фемида торжествует ! Да сгинут навеки ее недруги, посрамленные и уничтоженные. Рукоплещите ей, пока есть время и возможность, поскольку такого шанса может больше не представиться. Но зал, к стыду своему, безмолвствует. Справедливости ради, будем считать, что он просто сметен и подавлен железной логикой. Тем не менее, победа на судебном ристалище не считается окончательной, если ее не признает защита. Адвокат уже проснулся и по виду его не скажешь, что он смирился с проигрышем. Скорее наоборот, он полон бодрости и энергии. Но приличия есть приличия, и он соглашается с общепринятой точкой зрения, решив видимо, преподнести сюрприз в заключительной речи. -Меня не может не радовать. – доволен судья и объявляет перерыв на обед. Само собой, никто из окружающих не возражает. Приятная процедура затягивается на пару часов. Время летит незаметно, но как не крути, а дело пора заканчивать. Потому судья вздыхает с легким сожалением и он, без сомнения, прав. Тем не менее, чувство долга перевешивает и суд возобновляется. Слава Богу, процесс вступил в свою завершающую стадию и на сцене появляется прокурор. Он рвет и мечет, он полон решимости наказать зло, которое олицетворяется пресловутым Петровичем. И подавите в себе жалость, сентиментальные личности, ибо закон суров, но это закон. Finita la comedia ! -Вина доказана, ее нельзя не признать, но подсудимый злостно уклоняется от исполнения наказания, а потому я требую наказания максимального и прошу при вынесении наказания учесть, что подсудимый был ранее судим. -Вообще-то не был, - вздыхает судья. Положа руку на сердце, он сам бы предпочел, чтобы Петрович имел хотя бы одну судимость, что позволило бы назначить наказание на всю катушку. Впрочем, это только вопрос времени. -Тем более, - не смущается прокурор. –Это даже усугубляет его положение. Речь, бесспорно, производит самое благоприятное впечатление. А на сцене уже адвокат. С ловкостью присущей адвокатам, он сводит суть дела к тому, что Петрович не виноват, ну, предположим, не совсем виноват, и если виноват, то только на самую чуточку, идя навстречу, мы готовы признать, что всего лишь наполовину, в крайнем случае, не больше, чем на три четверти. А что касается признания, то оно вряд ли может играть слишком большую роль. Следовательно, суд обязан смягчить наказание. -Разумно, - соглашается прокурор. – но только при условии увеличения срока. И вот предоставляется последнее слово. Петрович медленно поднимается со своего места, его губы дрожат, он пытается что-то сказать, но горло сводит судорогой и он бессильно и обреченно взмахивает рукой и садится. Суд в полном удовлетворении удаляется на вынесение приговора. Через десять минут именем Российской Федерации Петровича признают виновным и приговаривают к восьми годам лишения свободы. Но Петровича это уже нисколько не удивляет.