– Что ей от меня нужно?

– Энджи, прости, я не успела тебя предупредить, – смущенно пробормотала ее юная подруга. – Когда я нашла Анри, он разговаривал с Клеманс Лезаж и ее свекром, мсье Оноре. Они были на лошадях. Это было в роще, возле кладбища.

– Ох! – всплеснула руками Анжелина. – Наверное, Клеманс приехала справиться, все ли в порядке с мальчиком.

Пока она шла по коридору, в голове вертелось: «Что-то должно случиться!» Это ощущение грядущих перемен появилось из ниоткуда, она не могла найти ему объяснений. Через минуту Анжелина уже приветствовала невестку Гильема. Клеманс жестом предложила ей следовать за ней. Они молча спустились по лестнице, и вот, когда они уже находились под сводами аркады, недалеко от маленькой двери, ведущей во внутренний дворик, Клеманс заговорила тихим, дрожащим от волнения голосом:

– Анжелина, будьте честны со мной, будьте искренни! Я должна знать правду до того, как попытаюсь уличить Леонору в обмане!

– Говорите, Клеманс, и обещаю, я буду с вами откровенна.

– Зимой 1878 года, в сочельник, вскоре после рождения вашего ребенка, возле церкви вы встретили мою свекровь и говорили с ней, после чего с мадам Эжени приключился приступ. Это правда? Да, я знаю об Анри, Гильем рассказал мне. Так что я все знаю, кроме этой детали. Что вы скажете?

Испуганное выражение лица и отблеск паники во взгляде собеседницы говорили красноречивее слов.

– Боже мой! Значит, это правда… – прошептала Клеманс. – Возьмите себя в руки и рассказывайте!

– Что вы хотите услышать? Я была в совершенной растерянности. Я родила ребенка в одиночестве, в пещере, и оставила его у кормилицы в долине Масса. Я думала, что в сочельник увижу Гильема на мессе и он придет к отцу просить моей руки. Но Гильема не было в церкви. Я увидела, как мадам Лезаж садится в коляску. Она была одна, и я набралась смелости, подошла и спросила, здоров ли ее сын и скоро ли он вернется во Францию. Клеманс, ваша свекровь меня ненавидела, как и всю мою семью. Она стала меня оскорблять, обозвала потаскухой и ударила по руке, а потом объявила, что Гильем женился на девушке своего круга, родовитой и богатой. У меня остановилось сердце, а потом мною овладел такой гнев, что я сказала, чтобы она написала своему сыну, что у него теперь есть здоровый и хорошенький сын. Признаю, стоило мне отойти, как мадам Лезаж стало дурно. Мне до сих пор стыдно, что я так себя повела. Как если бы это по моей вине она умерла… Я испугалась, побежала в церковь и стала молиться. Когда отец Ансельм спросил, почему я так горюю, я ему солгала.

Клеманс холодно процедила:

– Сдается мне, вы лжете часто и без малейших затруднений, Анжелина. Даже от Гильема вы скрыли, что имели отношение к преждевременной кончине его бедной матери!

– Да, скрыла! А как бы я могла ему об этом рассказать, если делала все возможное, чтобы скрыть от него существование сына? И это было правильное решение, поскольку теперь, как мне кажется, у меня не будет ни минуты покоя!

– Вполне возможно. Наш кучер рассказал о том разговоре возле церкви моему свекру, и сегодня, едва увидев ребенка, он догадался, кто его отец и мать. На этот момент последняя поломойка в мануарии уже знает, что у мсье Гильема есть внебрачный сын. Анжелина, вы вздрогнули, стоило мне упомянуть Макэра. Это он поведал мсье Оноре о том разговоре… о вашем злодеянии. Правда, если бы не стремление Леоноры вам навредить любыми способами, мы бы никогда об этом не узнали. Я подозреваю, что она платит слугам за то, чтобы они собирали компрометирующие вас слухи. Но рассказ Макэра – не домыслы, а серьезное свидетельство против вас, признайте это!

Глаза Анжелины наполнились слезами, однако она еще пыталась оправдываться:

– Я была так молода! Гильем оставил меня… И я не могла знать, что у мадам Лезаж больное сердце. Доктор Бюффардо рассказал об этом, но уже после ее похорон. Оказалось, что за месяц до той нашей встречи у нее уже было два серьезных приступа. Быть может, она умерла бы в тот вечер, даже если бы мы с ней не разговаривали.

– Может и так, не стану спорить. А может и нет… До свиданья, Анжелина! Думаю, мало-помалу вы изведете всех Лезажей.

Клеманс надела шляпку, рукоятью хлыста сбила с юбки пыль. Бросив на собеседницу последний, презрительный взгляд, она пошла прочь.

– Клеманс, поверьте, я не желала никому зла ни тогда, ни теперь, и вы прекрасно это знаете!

– Говорят, дорога в ад вымощена благими намерениями, – язвительным тоном произнесла Клеманс.

Ее лошадь отозвалась ржанием на голос хозяйки, послышалось характерное поскребывание копытом о камни мостовой. После недолгого колебания Анжелина последовала за невесткой Гильема на улицу. Гнедой мерин, которого оседлали для Клеманс сегодня, фыркал и натягивал поводья, привязанные к кольцу в стене.

– Тише, мой красавец! Ты весь в поту, но мы поедем медленно, потихоньку! – сказала хозяйка, поглаживая его по шее.

– Клеманс, не судите меня так строго! Постарайтесь понять!

– Поберегите ваши мольбы для Гильема. Он еще сомневается в вашем умении скрывать свои прегрешения.

Эта реплика произвела на Анжелину эффект холодного душа. Дрожь пробежала по ее телу. Неизвестно почему, но она вдруг вспомнила, как избавляла Розетту от ребенка – плода кровосмешения и насилия. Ничего не ответив, она закрыла обитые железом ворота и вошла в тень аркады. От серой плитки, которой была выстлана дорожка, веяло прохладой. Едва слышно Анжелина прошептала:

– Что-то должно случиться! Я это чувствую…

Ей хотелось плакать. Теперь Оноре Лезаж, Леонора, Клеманс, ее муж и вся челядь в мануарии знают, что у них с Гильемом есть сын. Даже думать об этом было невыносимо. Грудь у Анжелины стеснилась, и, глотая слезы, она опрометью бросилась в гостиную.

– Мадемуазель, дорогая моя мадемуазель! Луиджи! Я передумала! Я хочу, чтобы мы все перебрались жить в Лозер! Если мы останемся здесь, случится несчастье, я в этом уверена! Переедем в следующем месяце, пока не началась жара. Ребенок родится уже там, в доме своих предков.

Сквозь пелену слез Анжелина увидела шесть обращенных к ней удивленных лиц. Жерсанда стояла бледная, приоткрыв от удивления рот. Октавия, наоборот, покраснела. Лицо Ан-Дао выражало изумление. Глаза Луиджи блестели сильнее обычного, и вид у него был озадаченный. Розетта казалась огорченной, а маленький Анри выронил свои косточки для игры в бабки.

– Энджи, что-то случилось? – спросила пожилая дама. – Это как-то связано с визитом той дамы, Клеманс Лезаж? Что такое ужасное она тебе сказала, что ты теперь сама не своя?

– Что стряслось? Рассказывай! – подхватила домоправительница, которая сразу подумала о своем давнишнем воздыхателе. Он намеревался в скором времени перебраться в Комон, до которого из Сен-Лизье можно было доехать поездом за пятнадцать минут.

– Я все расскажу позже, когда с нами не будет Анри, – пробормотала Анжелина. – Есть вещи, которые детям слышать не нужно.

– Ты должна еще раз все обдумать, Энджи! Представь, как расстроится твой отец! – сказала Розетта.

На самом деле она думала о своем поклоннике Викторе. Станет ли он приезжать к ней на свидания в Лозер? Вряд ли.

Ан-Дао встала, кивком попрощалась и покинула комнату. Она справедливо рассудила, что предстоящий разговор ее не касается. Куда бы ни отправилась Анжелина де Беснак, она последует за ней – даже если придется жить в лесу или на самом краю света. Напуганный происходящим Анри спрятал лицо в переднике Октавии.

– Энджи, дорогая, что стряслось? – спросил Луиджи. – Расскажи нам, что хотела от тебя Клеманс, а потом мы решим, что делать.

Сен-Жирон, в доме на улице Вильфранш, в то же самое время

Леонора сосчитала удары колокола расположенной по соседству церкви, вздохнула и потянулась – обнаженная, на груде смятых простыней.

– Уже одиннадцать! Мне пора собираться. Знаешь, Альфред, каждый раз мне все меньше хочется возвращаться в мануарий. С каким удовольствием я осталась бы здесь и провела с тобой ночь!