Мальчишка оказался непоседливым, языкастым, любознательным, обидчивым и капризным. С основными капризами Санти разобрался быстро и жестко, мелкие оставив на потом. На обиды времени ушло не в пример больше. От любознательности иногда хотелось сбежать или повеситься на худой конец. Со всем остальным пришлось смириться.

День был расписан буквально по минутам. Помимо физических и боевых тренировок, Санти учил его всему, что узнал во время пребывания у Таамира и дома, стараясь соблюдать систему. Знания Лас впитывал как губка, поражая своей памятью и логикой. Обучение шло поистине в бешеном темпе. Общественные науки йёвалли воспринимал легко, но без интереса. У герцога было ощущение, что тот попросту складывает эти знания на самую дальнюю полку в своем мозгу, как ненужные вещи, которые когда-нибудь да могут пригодиться.

Зато инженерным делом мальчик заинтересовался всерьез, подолгу не вылезая из мастерских. Приходилось выдергивать его оттуда силой. Ласайента выдавал дельные идеи, какие-то оставляя без особого внимания, а какие-то, доводя до ума. Вскоре с ним начали советоваться, а потом и беззастенчиво припахивать по делу и без. Пришлось вмешаться и навести порядок.

Его Светлость не понимал, как в этом болезненном ребенке может быть столько кипучей энергии. Мальчишка задыхался, терял сознание, но упорно шел вперед, поражая своей настойчивой неугомонностью и силой воли.

При всем при этом он держался особняком, ни с кем особо не сближаясь. На Сантилли первое время принц косился, напрягаясь, когда они оставались одни, но постепенно привык и стал относиться спокойно. Самое интересное, что с личными вопросами принц обращался только к ашурту. Герцог больше не пытался домогаться его. Никаких намеков, шуточек, похабных улыбочек и взглядов, и Ласайента начал догадываться, что при первом знакомстве над ним пусть несколько жестоко, но подшутили. Герцог же не раз корил себя за те свои выходки, но сам же с собою и соглашался, что поступить по-другому не мог — слишком уж у мальчишки тогда был забавный вид, грех было не разыграть. Принц ни о чем не спрашивал, а Санти вел себя так, как будто ничего не было.

О том, что же произошло с принцем, и почему и кто его избил и изнасиловал, герцог тоже никогда не спрашивал, предпочитая наводить осторожные справки самостоятельно. Но все выяснить так и не удалось. Герцогу стало известно, что между отцом и сыном произошла крупная ссора в день рождения Ласайенты, после чего мальчишку бросили в башню, из которой он сбежал, убив двух охранников. "Прыткий малыш", — недоверчиво глядя на делающего дыхательные упражнения принца, подумал Сантилли. Все это аккуратно и незаметно было выяснено через слуг графом Орси и его дэмами. О молодом йёвалли Шали говорил в мужском роде, думая, что друг знает о том, что принц сменил пол. Поэтому Его Светлость оставался в счастливом неведении относительно истинного положения дел и гонял мальчишку, не жалея.

Пришлось все-таки идти на поклон к драконам. Ашурт был безгранично благодарен Шону, взявшему на себя все переговоры с ними. Герцог недолго думал, сообщать или нет старшему брату, где нашел приют младший. Но взял с него слово, что о месте нахождения Ласайенты больше никто знать не будет. Мальчик упорно не хотел даже говорить об отце, надолго замыкаясь от одного только упоминания его имени.

Немного поломавшись и поторговавшись, Таамир согласился изготовить лекарство. И йёвалли держался только благодаря ему. Приступы становились слабее и реже, но про полное выздоровление не могло быть и речи. От проклятия микстурами не избавишься. А проклят принц был качественно и от души. Благодаря лекарству из драконьей крови, он постепенно начал читать, сначала по несколько минут в день, с каждым разом увеличивая время.

Вечером, забравшись с ногами в кресло или обложившись подушками на диване со всех сторон, Ласайента рисовал. Рисунки свои показывал редко и неохотно. Но и то, что видел Санти, поражало лаконичностью и легкостью исполнения. Мальчик был очень талантлив и наблюдателен. Последнее пришлось взять на заметку и вести себя осторожнее. Альбомы и блокноты валялись везде, но герцог считал ниже своего достоинства, заглядывать в них без разрешения хозяина.

Было непостижимой загадкой, как в одном демоне может уживаться талант к инженерному делу и искусству? Но, тем не менее, это было так. Может, столь разные гены сыграли такую шутку?

Примерно через год, поздним осенним вечером во двор крепости въехал Шонсаньери, поперек его седла был перекинут большой сверток из плотной толстой ткани, завязанный по краям яркими перевитыми шнурами наподобие конфетки. Он весело и шумно ввалился в гостиную к демонам и сгрузил свою ношу прямо на бумаги перед Сантилли, сидящим за столом. Герцог вопросительно и недоуменно поднял на него глаза.

— И что это такое ты приволок мне? — он кивнул на сверток, поигрывая карандашом, зажатым между пальцами.

— Фу, герцог, Вы выражаетесь, как солдафон. Служба в крепости не идет Вам на пользу, — пожурил Шон ашурта и добавил, загадочно улыбаясь, — Женщину, мой друг, роскошную женщину.

Герцог, хмыкнув, удивленно приподнял правую бровь. Затем бросил карандаш на стол, откинулся назад, и, скрестив руки на груди, скептически посмотрел на "конфетку". Шон, увидев наморщенный нос Его Светлости, не удержался и весело фыркнул. Заинтересовавшись происходящим, к ним подошел рисовавший до этого Ласайента и встал за спиной ашурта. Положил руки на спинку стула и легонько побарабанил по ней пальцами, с любопытством разглядывая сверток.

— Я не понял этой пантомимы! — смеясь, воскликнул Шон. — Ты разворачивать собираешься или нет?

Герцог, сидя, начал развязывать шнуры, искоса посматривая на него. Но чтобы развернуть ткань, ему пришлось все-таки подняться. Лас обошел вокруг стола и встал рядом с братом, чтобы лучше видеть.

Сантилли коротко глянул на них, еще раз поражаясь тому, как они были не похожи. Если младший внешне скопировал свою мать, то старший — отца. И характеры у них были совершенно разные. Ласайента унаследовал отцовский, а Шонсаньери — материнский.

— Демоны ада, — восхищенно произнес ашурт, откидывая в сторону последний кусок материала. На столе лежала невероятно красивая гитара. Темно-коричные, почти черные крутые обечайки, насыщенного медового цвета дека, более темная по краям, как бы светилась изнутри Если говорить просто, то обечайки — это бока, а дека — верх. Как-то не хочется грузить вас специфическими определениями… Двенадцать колков, по шесть с каждой стороны головки грифа. Двойные струны. Просто так не настроишь, зато голос у нее должен быть поистине волшебный.

Ласайента осторожно провел пальцами по гитаре, прикоснулся к струнам, тут же негромко отозвавшимся густым богатым звуком. Он никогда не видел такого необычного музыкального инструмента. Дома у отца его, тогда еще принцессу, пытались учить игре на арфе, но слабым девичьим пальцам было не под силу это освоить. Затею пришлось оставить к огромному облегчению обеих сторон, и учителя, и ученицы. Лас, вернее Лаура, в совершенстве освоила клавесин, но играла на нем редко и неохотно — звук инструмента неприятно резал идеальный музыкальный слух девушки.

Санти бережно взял гитару в руки и, молча, опустился с нею на стул. Осторожно касаясь, провел по грифу пальцами.

— Где ты нашел эту красавицу? — он изумленно посмотрел на йёвалли.

Шон присел на край стола и прищелкнул языком от удовольствия:

— Чисто случайно, веришь?

— Сколько я тебе должен? — герцог снова наклонился к гитаре, делая вид, что осматривает ее.

— Я ему такую красотку подогнал, а он о деньгах. Нехорошо, Ваша Светлость. Тут и до обиды недалеко, — деланно огорченно покачал головой Шон и снова прищелкнул языком, сделав круглые глаза.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Понятно, где тебя носило. Земной жаргон очень прилипчив, — Сантилли понимающе хмыкнул, — Он, видите ли, подогнал.

Его длинные пальцы быстро пробежали по струнам. Гитара с готовностью отозвалась. Ашурт одобрительно качнул головой, подкрутил колки, еще раз проверил настройку. Ласайента осторожно боком опустился на стул рядом со столом, положив голову на сложенные руки, и затаил дыхание. Шон весело показал герцогу глазами на сидящего брата. Тот мягко улыбнулся, легко и непринужденно взял несколько аккордов. Гитара запела тягучую грустную мелодию.