— Очень далекая родственница, — сказала Лора. — Я знала, что он живет в этом санатории, но без конца откладывала поездку. Не беспокойтесь, возможно, он даже забыл меня.

Во рту у Лоры пересохло. Она предпочла замолчать. Ей совсем не хотелось пускаться в путаные объяснения. Эльзеар Ноле ускользнул от нее. Она не сможет рассмотреть это изможденное лицо, чтобы убедиться в его сходстве с Жослином. Мучительные сомнения вновь проснулись в душе.

— Вы так бледны, мадам! — воскликнул директор.

— Не стоит беспокоиться. Я устала и немного разочарована, — со вздохом отозвалась Лора.

Через несколько минут пожилая монахиня коротко кивнула Лоре в знак приветствия. Одетая в длинное черное платье, с белым платком, обрамляющим румяное лицо, сестра Викторианна с недоверием смотрела на посетительницу.

— Сестра, я счастлива познакомиться с вами! — с искренней радостью сказала Лора.

Директор оставил их наедине. Сестра Викторианна села на стул.

— У меня нет времени на разговоры, мадам Шарден, — заявила она. — Нужно готовить обед.

Слова ее прозвучали сухо, в них не было и тени дружелюбия. Лора почувствовала это и умолкла. Монахиня, желавшая поскорее закончить разговор, нахмурилась. В молодости ей пришлось тяжело работать. Дочь траппера, она была старшей в семье с девятью детьми, и решила принять постриг. Монашество она предпочла роли матери и супруги. Девушка знала, что некрасива, и все же отказала единственному мужчине, который предложил ей руку и сердце. Один вид Лоры, такой элегантной, изысканной и все еще очень красивой, вызывал у нее раздражение.

— Вы сердитесь на меня из-за Эрмин, не так ли? — спросила Лора. — Я знаю, она очень страдала оттого, что была найденышем. Но вы ведь знаете, при каких обстоятельствах мы ее оставили? Полагаю, она все вам объяснила, когда ночевала здесь, в санатории. Я каждый день сожалею о том, что не видела дочь в первые годы ее жизни. Я пытаюсь искупить свою вину, сестра. И хочу поблагодарить вас за то, что вы заботились о моей девочке все это время.

— Это мой долг перед Господом, мадам Шарден! Эрмин была ребенком послушным, милым, способным к учению. Передайте ей от меня привет. Я не осуждаю вас. В этой грустной истории больше виноват ваш покойный супруг. Я денно и нощно молюсь за ту, кто была нашей воспитанницей и лучиком света, чтобы она смогла следовать по избранному пути — пути матери и порядочной женщины.

Лора опустила глаза. Эрмин рассказала ей о том, что монахиня неодобрительно отозвалась о высказанном ею желании стать оперной певицей.

— Знайте, сестра, что моя дочь отныне всю себя посвящает мужу и ребенку, — тихо сказала женщина. Холодная вежливость пожилой монахини все больше огорчала ее.

Сестра Викторианна встала, кивнула Лоре и вышла. Той оставалось только вернуться домой. Слова «покойный супруг» эхом отдавались в ее душе. Конечно, Жослин умер, превратившись в скелет, душа его отлетела, черные глаза навеки погасли.

«Какая же я глупая — ехать в такую даль, чтобы посмотреть на незнакомого человека! — упрекнула себя Лора. — Эльзеар Ноле болен туберкулезом, он просто раздражительный тип, возможно, немного не в себе. Эрмин сказала, что он погладил ее по волосам, и теперь я понимаю, почему. Этому господину недостает внимания, и он решил попытать удачи в городе. Если бы это был Жослин, то, услышав имя певицы, — ведь директор ее представил, — он бы попытался с ней поговорить, стал бы ее расспрашивать. Господи, как могла я подумать, что он не умер? И если этот сварливый мсье — один из Шарденов, мне точно не о чем сожалеть. Они все ограниченные и жестокосердные».

В тот же вечер Лора вернулась в Шамбор. Предупрежденный телеграммой, Ханс ожидал ее на перроне. Вокруг суетились десятки пассажиров с вещами и тележками, зачастую собранными из подручных средств.

— Ханс! Как я рада тебя видеть! — воскликнула Лора, бросаясь к нему в объятия. — Я очень хочу поскорее стать твоей женой, я люблю тебя, слышишь? Ты здесь, ты жив, ласковый мой, такой терпеливый!

Пианист не верил своим ушам. В первый раз Лора так недвусмысленно сказала ему о своей любви. Ночь они провели в отеле, где сняли два номера. Одна из комнат оказалась лишней, однако они сочли нужным соблюсти приличия. Уверившись в чувствах возлюбленной, Ханс показал себя пылким, изобретательным, неутомимым любовником.

«Прощай, Жослин, — подумала на рассвете Лора. — Прощай! Если мы и увидимся снова, то на небесах!»

И она поцеловала спящего Ханса в лоб.

Жослину в Робервале нравилось. Он не уставал любоваться озером Сен-Жан, все еще заключенным в оковы изо льда и снега. Стояла сухая морозная погода, днем ярко светило солнце. Пообедав в пансионе, мужчина шел гулять в порт. Давно он не чувствовал себя так хорошо.

«До Валь-Жальбера рукой подать, — думал Шарден. — Стоит мне решиться, и через несколько часов я буду у дома Лоры. Но зачем торопиться? Мне случалось переживать худшие времена. Я уехал из санатория, я знаю, где живут мои жена и дочь. Я скоро поеду к ним или напишу им письмо».

Несколько десятков черновиков письма сгорели в печи, отапливавшей его комнату в пансионе. Но Жослин ждал, уверенный в том, что в конце концов достигнет цели. Кроме того, ему хотелось встретить кого-нибудь, кто мог бы рассказать ему о Лоре. Он знал, что она разбогатела, но понятия не имел, как ей это удалось. Много раз он проходил мимо «Château Roberval», роскошного отеля, в котором некогда пела Эрмин. Об этом упомянул директор, представляя ее пациентам санатория. Войти он не осмелился.

В этот день для прогулки он выбрал улицу Сент-Анн. В одном из домов у окна сидела пожилая седовласая женщина. Она, должно быть, шила или вышивала, однако на лице ее была написана скука, близкая к отчаянию. Они обменялись взглядами. Вид женщины вызвал у Жослина жалость, и он, всегда такой сдержанный, улыбнулся ей, хотя с детства предпочитал как можно меньше общаться со стариками, помня язвительный нрав своей бабушки по материнской линии — единственной, которую он знал.

Мелани Дунэ радостно улыбнулась ему в ответ и поспешила открыть входную дверь.

— Вы заблудились, мсье? — спросила она. Лицо ее сияло. — Вы не из Роберваля, я вас прежде никогда не видела!

— Я в Робервале проездом, — ответил он смущенно. — Не беспокойтесь обо мне, мадам. Вот уже несколько недель я живу в пансионе на улице Марку, недалеко отсюда.

— Приятно поболтать с хорошим человеком! Моя невестка с января работает в Центральной больнице Сен-Мишель, и я теперь подолгу остаюсь дома одна. А мой сын работает на лесопилке в Ривербенде лет двадцать, не меньше.

Жослин кивнул в ответ. Будучи человеком воспитанным, он не решался уйти, когда пожилая дама так ясно давала понять, что хочет с ним поговорить.

— Сейчас в экономике кризис, и вашим детям еще повезло, что они получают зарплату, — отозвался он. — Но вам дома сидеть не слишком весело, я понимаю.

— В Валь-Жальбере мне было веселее, мсье! Вы слышали об этом месте? Рабочий поселок, в котором теперь почти никого не осталось. Там прошли лучшие годы моей жизни. Мой муж работал на местной целлюлозной фабрике. В доме на улице Сен-Жорж увидели свет четверо моих детей.

В серых глазах Мелани Дунэ блеснули слезы. Жослин же насторожился, словно охотник, заметивший добычу. Такой случай нельзя было упустить.

— Я бывал в Валь-Жальбере, мадам, в те времена, когда работала фабрика. Во всех газетах писали, что это образцовый поселок, построенный по американской модели.

— Мсье, позвольте угостить вас кофе, — предложила Мелани Дунэ, окинув Жослина внимательным взглядом.

Хорошо одетый, с приятными манерами, он производил впечатление порядочного человека.

Они оба радовались этой встрече, но причины для положительных эмоций у них отличались. Пожилая дама была не прочь поболтать, а Жослин рассчитывал узнать немало интересного. Сомнений быть не могло, старушка знакома с его дочерью.