«Она от меня не уйдет», — подвел он итог размышлениям, поднявшись на свой этаж.

Между тем Лора, вняв мольбам дочери, согласилась отложить на время свое пребывание в Робервале. Эту «победу» Эрмин удалось одержать с помощью простейшего логического довода.

— Неужели ты всерьез полагаешь, мам, что Ханс сможет собрать для тебя чемодан? Если ты хочешь пожить здесь несколько дней, сделай это, но не в такой спешке! Лучше собраться как следует.

— Ты права, — признала ее мать. — Боже мой, в свои восемнадцать ты более рассудительна и благоразумна, чем я.

Эрмин посмотрела на красивое лицо матери.

«Буду ли я такой же через двадцать лет? — подумала она. — У мамы молочно-белая кожа и несколько незаметных морщинок. Но она выглядит такой грустной!»

Вошел Ханс Цале. Бедолага, он сильно продрог.

— Вы оставили меня замерзать на ледяном ветру, дамы, — сказал он с натянутой улыбкой. — Я ждал, ждал, но обо мне, наверное, все забыли. Эрмин, похоже, участники гонки возвращаются. Слышен собачий лай, и какой-то паренек уверяет, что видит вдалеке первую упряжку.

— Мама, пожалуйста, пусть Мукки побудет с тобой в тепле, — попросила молодая женщина. — Я хочу это увидеть!

— Я тоже пойду! — заявила Шарлотта, вставая. — Я точно знаю, Тошан приедет первым!

Взявшись за руки, они побежали на набережную. Закат окрасил замерзшее озеро в багряно-алые тона. Небо, снова чистое, казалось пламенеющим. Это зрелище очаровало Эрмин. Она ощутила себя крошечной и незначительной в сравнении с грандиозной магией природы. Шарлотта стояла рядом, широко распахнув удивленные глазенки. Никогда еще она так не радовалась, что снова может видеть.

— Посмотри, Мимин, посмотри туда! — закричала она. — Там две упряжки!

Пожилая дама, присутствовавшая при старте, остановилась рядом с ними. Бобровый капор покрывал ее убеленную сединами голову.

— Мой Гамелен придет первым! — объявила она. — Этот молодой индеец слишком хилый и щуплый! А его собаки доброго слова не стоят!

— Мой муж — хилый?! — возмутилась Эрмин. — Вот уж нет!

— А, так это твой муж? — переспросила пожилая дама. — Гамелен — мой племянник, сын сестры, она на двенадцать лет младше меня. Тебя я узнала, моя девочка. Ты пела в церкви в день ее открытия. Ты ведь из Валь-Жальбера?

— Да, мадам!

— Берта, зови меня Берта! Я произвела на свет одиннадцать ребят, но больше всех люблю племянника Гамелена.

Эрмин вежливо кивнула. Глаза ее были устремлены к темным точкам, движущимся на фоне розовато-белого снега, в которых уже можно было угадать собак и стоящих на полозьях саней мужчин. Послышались крики — погонщики подбадривали своих выбивающихся из сил животных. Эрмин показалось, что в мужчине, который собирал ставки, она узнала старшего мастера лесопилки в Ривербенде, где сейчас работал Тошан.

Старая Берта со смешком пожала ей руку.

— Смотри-ка, мой Гамелен обошел твоего индейца!

— Ни за что! — воскликнула Эрмин. — Дюк! Давай, мальчик, давай!

Немногочисленные зрители, собравшиеся, чтобы увидеть финиш гонки, тоже стали кричать, подбадривая своих фаворитов. Показалась третья упряжка. Шарлотта хлопала в ладоши, разделяя всеобщее волнение. Теперь любой мог разглядеть напряженные лица Тошана и его основного соперника. Их собаки задыхались, раскрыв устрашающего вида пасти, вывалив языки.

«Тошан непременно придет первым! — сказала себе Эрмин. — Если он проиграет, то будет в плохом настроении много дней! Но нет, ведь у него сани моего отца, он не может проиграть!»

Воспоминание о Жослине взволновало ее. Она сложила руки на груди и закрыла глаза. Именно в этот миг Дюк с остальными собаками сделали последний рывок. До них донесся вибрирующий от гнева вопль Гамелена и победный — Тошана.

— Мимин, он выиграл! — в восторге крикнула Шарлотта. Ее глазенки сверкали. — Твой муж выиграл!

— Правда? Я не сомневалась, что так и будет!

Старая Берта была вне себя от гнева. Размахивая руками, она принялась поносить всех и вся. В это мгновение рядом с Эрмин и Шарлоттой появился Симон.

— Не машите так руками, мадам, — сказал он любезным тоном. — Невозможно понять, что вы говорите!

— Тебя, молокососа, не спросила!

Эрмин схватила Симона за руку и увлекла за собой. Она не решалась приблизиться к Тошану, который разговаривал с Гамеленом и третьим участником гонки.

— А где четвертая упряжка? — спросила она. — На озере больше никого не видно. Надеюсь, с ними ничего плохого не случилось?

— Нет, — ответил Симон. — Я слышал, четвертый тип отказался ехать обратно. Остался в Перибонке. Тошан положит в карман пятьдесят долларов, а может, и больше. Посмотри, как он доволен! Иди, иди поздравь его!

— Нет, не хочу его отвлекать, — сказала молодая женщина. — Ему не понравится, если я подойду сейчас. Иди лучше ты и скажи, чтобы подошел ко мне, как только сможет. Я оставила Мукки с матерью, она ждет меня в «Château Roberval».

Молодая женщина трепетала от нетерпения. Она мечтала оказаться с мужем наедине, хотя и знала, что этого не случится. Шарлотта, которая всегда тонко чувствовала эмоции старшей подруги, сказала, что предпочла бы вернуться в отель.

— Если Мукки проголодался, я его успокою, — пообещала она. — Я даю ему пососать мой мизинчик, и он перестает плакать!

— Нет, уже почти ночь, — отрезала Эрмин. — Останься со мной.

Они замолчали, услышав радостные возгласы. На берегу озера образовалась толпа, состоящая исключительно из мужчин. Из этой пестрой сутолоки вязаных шапочек и картузов доносились низкие голоса; рядом, требуя пищи, лаяли собаки. И в этот момент наконец появился Тошан. Он остановился перед юной супругой, лицо его сияло от радости.

— Я выиграл! — улыбаясь, сказал он.

— Браво! — нежно отозвалась Эрмин, любуясь его белоснежной улыбкой. — И что ты намереваешься предпринять? Было бы лучше отложить эти деньги про запас.

— Ты о деньгах? Я их не взял! — объявил Тошан. — У этих бедняг есть дети, и их надо кормить. Времена сейчас тяжелые, да и этот проклятый кризис… Эрмин, я только хотел доказать, что мои собаки лучше. Я думал о своих предках, родителях и дедах моей матери Талы. Тем более что мой патрон не постеснялся сказать, что мне и так повезло, ведь моя жена — дочка богатой вдовы Шарлебуа.

Черные глаза Тошана, казалось, стали еще темнее. Было очевидно, что этот намек не пришелся ему по душе.

— Сейчас мы пойдем выпьем по стаканчику в таверне, — добавил он. — А потом вернемся на лесопилку. В будущую среду я приеду в Валь-Жальбер.

Тошан поцеловал жену в щеку, ласково погладил Шарлотту по подбородку и повернулся, чтобы уходить.

— И это все? — спросила Эрмин, наконец придя в себя от изумления, но он уже ушел. Горло молодой женщины словно сжало тисками тоски, она изо всех сил пыталась сдержать душившие ее рыдания. Эрмин ощущала себя отверженной, оставленной на произвол судьбы, словно сверток с покупкой, которая разонравилась своему владельцу.

«Почему он так со мной обращается? — спросила она себя. — Я понимаю, ему хочется поскорее вернуться к товарищам, но ведь я — его жена!»

Симон отвлек ее от полных разочарования мыслей. Он поднял до самых ушей воротник своей куртки и похлопал ее по плечу.

— Скажи, Мимин, ты сможешь вернуться домой с Хансом и Лорой? Тошан пригласил меня в таверну. Я никуда не тороплюсь.

Тихим, слегка дрожащим голосом она спросила:

— Ты хорошо укутал Шинука? Нельзя допустить, чтобы он простудился.

— Я умею обращаться с лошадью! — возмутился Симон. — Не дуйся, Мимин! До встречи!

На обратном пути в Валь-Жальбер все молчали. Уставшая за день Шарлотта дремала, но автомобиль трясло, и она просыпалась. Эрмин, которая устроилась на заднем сиденье, дала сыну грудь и созерцала окутанный синеватыми сумерками пейзаж, расцвеченный серебристым светом молодого месяца. Лора тоже была погружена в свои мысли. Ханс Цале насвистывал какую-то мелодию. В общем, каждый думал о своем.