Собаки всеми возможными способами демонстрировали нетерпение: лаяли и рычали все громче и громче. Их голоса сливались в дикий, оглушительный хор. Полозья саней скрипели по снегу, все четверо возничих стояли на них, крепко взявшись за поручни. Тошан свистнул. Дюк бросился вперед, и его примеру последовали другие собаки. Несколько одобрительных возгласов — и над набережной повисла тишина. Как и Эрмин, все следили глазами за упряжками, шедшими на расстоянии нескольких метров одна от другой. Они стремительно удалялись.

Шарлотта сжала ладонь молодой женщины, чтобы поддержать ее. Октав Дюплесси мельком посмотрел на девочку. Уходить он не спешил.

— Я не получал от вас известий со времен моего визита в Валь-Жальбер, — сказал он наконец. — Что так пугает вас в моем предложении, мадам? Мне трудно называть вас так, вы кажетесь совсем юной.

Эрмин решила расставить все точки над «i».

— Я совсем не ребенок, мсье Дюплесси! У меня есть сын, и, надеюсь, скоро я рожу еще детей. Единственное, о чем я мечтаю — это жить со своей семьей и вести хозяйство. Я скажу вам то же самое, что и матери: я не собираюсь становиться певицей!

— Это просто смешно! — возмутился импресарио. — Я рассказал о вас директору Капитолия. Он был бы счастлив пригласить вас на прослушивание. Что до контракта, который я предлагаю, то вы не обязаны подписывать его немедленно. Я слышал ваше пение всего раз, но этого оказалось достаточно. У вас уникальный голос. Приезжайте в Квебек, когда сможете, и вы услышите мнение специалиста еще более квалифицированного, чем я. Путешествие на поезде доставит вам удовольствие. Десять часов чтения, приятной дремы или любования пейзажами, и вы на месте. Я часто пользуюсь этим современным видом транспорта. Благодаря железным дорогам расстояния уже не кажутся такими огромными[17], уверяю вас.

— Я не могу решиться на такую поездку зимой, с младенцем на руках, — тихо сказала Эрмин.

— Для себя я делаю вывод, что вы заинтересовались, — отозвался Дюплесси.

— Вовсе нет! — отрезала молодая женщина. — А сейчас я должна с вами попрощаться, мсье! Я договорилась о встрече с давней подругой.

— Она так же хороша собой, как вы?

Эрмин не могла не улыбнуться. Речь шла о Мелани Дунэ, старушке, некогда проживавшей в Валь-Жальбере.

— Конечно же, она хороша собой, невзирая на свои шестьдесят восемь лет и ревматизм! Сестры из монастырской школы посылали меня к ней с лечебными настойками, и когда шел сильный снег, я ходила для нее за покупками. Мадам Дунэ часто просила меня спеть для нее «Странствующий канадец», а слушая, всегда плакала. Она вспоминала своего мужа. И тогда я пела ей «Ave Maria» Гуно.

— Я хочу знать о вас все! — заявил импресарио. — Уверен, ваше детство достойно быть описанным в мелодраматическом романе, и у прессы, когда вы станете знаменитой, не будет недостатка в интересных фактах из вашей биографии.

Молодая женщина посмотрела на Дюплесси. На вид ему было не больше тридцати. Несмотря на крупные черты лица и тонковатые губы, он был довольно привлекательным мужчиной. Тонкая линия темных усиков подчеркивала несколько хищную улыбку.

— До свидания, мсье, — сказала она, давая понять, что дискуссия закрыта. — Идем, Шарлотта, Мелани Дунэ будет рада нас видеть.

Толкая перед собой коляску с ребенком, Эрмин пошла по дороге. Она сожалела о том, что рядом нет Симона, но юноша отправился поставить на Тошана и не вернулся. Шарлотта несколько раз оглядывалась, чтобы посмотреть на Октава Дюплесси. Убедившись, что он остался стоять на набережной, девочка весело высказала свое мнение об услышанном:

— Мимин, почему бы тебе не съездить в Квебек? Я бы гордилась, если бы ты стала оперной певицей, и рассматривала бы твои фотографии во всех газетах.

Эрмин не удивилась, услышав это из уст своей подопечной. Она ласково погладила девочку по волосам.

— Хорошая моя, ведь я тебе уже объясняла: я теперь замужем, и у меня есть ребенок. Тошан не хочет, чтобы я куда-нибудь уезжала. Мне надоело петь. Когда Жозеф был моим опекуном, он решил, что я — его курочка, которая несет золотые яйца, и за счет моего голоса он обогатится. Он откладывал каждый су, хотел, чтобы я, как Ла Болдюк, записала пластинки.

Услышав про «курочку, которая несет золотые яйца», Шарлотта расхохоталась. Перепрыгивая с ноги на ногу, она чуть было не упала. Эрмин вовремя поймала ее за воротник пальто.

— Смотри под ноги, Лолотта! — сказала она.

— Прошу, не называй меня так больше! Мне уже десять лет, Мимин!

— Прекрасно, мадемуазель! Но тогда и ты не называй меня Мимин.

Скоро они добрались до улицы Сент-Анн, где проживал сын мадам Дунэ с семьей. Вдруг Эрмин остановилась.

— Я открою тебе один секрет, Шарлотта! Мне очень хочется поехать в Квебек, особенно на поезде, но с тобой и так, чтобы никто не узнал об этом. Если сказать маме, она сразу решит, что я передумала и хочу делать карьеру. А если узнает Тошан, будет еще хуже! Он решит, что я не держу обещания, которые ему дала. Но поскольку сделать это тайно невозможно, я никуда и не поеду.

Признание потрясло девочку. Она посмотрела на Эрмин сияющими от восторга глазами и сказала:

— Если я поеду с тобой, то буду присматривать за Мукки. Я ведь для него уже как нянюшка, ты сама говорила.

Молодая женщина начала упрекать себя за сказанное. Теперь Шарлотта без конца станет говорить о предполагаемой поездке.

— А вот и дом номер 28! — сказала Эрмин.

Супруга Ксавье, третьего сына Мелани Дунэ, открыла дверь. Пожилая дама, проводившая свои дни за вязанием у окна, встретила их радостным возгласом.

— Я пришла показать вам своего сына Жослина! — Эрмин подошла к мадам Дунэ. — Его отец и я прозвали малыша Мукки.

Это были волнительные минуты. За чашкой чая с печеньем они вспоминали Валь-Жальбер в те дни, когда на целлюлозной фабрике работали сотни людей, а поселком, дома в котором были оборудованы по последнему слову техники, восхищались все расположенные по соседству муниципалитеты.

— Теперь в Валь-Жальбере едва наберется пятьдесят жителей, — уточнила Эрмин. — У меня сердце разрывается, когда я смотрю на пустые дома и место, где раньше стояла церковь, тоже пустое. Но монастырская школа все еще работает. И учительница просто замечательная.

Мелани слушала и расспрашивала. Наконец она утерла ностальгические слезы. В Валь-Жальбере женщина провела свои лучшие годы в качестве супруги и матери.

— Не грустите, мадам, — сказала Шарлотта. — Водопад остался на своем месте! Он поет очень громко, особенно весной, и теперь я его вижу. Это так красиво!

— Я и забыла, что тебя прооперировали, малышка! — обрадовалась Мелани. — А ты, Эрмин, ты поешь еще, как наша река? Спроси у моей невестки, я часто рассказываю ей, как ты пела мне «Ave Maria» и как это было чудесно.

Через четверть часа молодая женщина согласилась устроить маленькое выступление. Было бы жестоко отказываться. Она закончила арией из «Лакме», которую просто обожала Шарлотта. От звука ее голоса вибрировали стены дома.

Между тем на улице Эрмин слушал Октав Дюплесси.

Эрмин с сожалением попрощалась с Мелани Дунэ. К этой пожилой даме с серебристыми волосами она всегда испытывала искреннюю симпатию. А еще у них были общие, очень приятные воспоминания о Валь-Жальбере в те времена, когда все дома были заселены. С приходом вечера над печными трубами взвивался дымок, в окнах зажигался умиротворяющий свет. Сердце молодой женщины на мгновение сжалось от тоски.

— Ты пела хорошо, как никогда, — заявила Шарлотта, в то время как они вышли на улицу. — А Мукки слушал тебя и тихонько ворковал.

— Да, мой малыш всегда ведет себя хорошо, когда я пою, — пошутила молодая женщина.

Они направились к порту. Солнце укрылось за пушистыми тучами, мороз вступал в свои права. Эрмин подумала о муже, который, конечно же, уже доехал до Перибонки и теперь повернул обратно.