– Инициатива пока у нас, – сказал он. – Будем действовать по плану.

Они забрались в шестой танк и завели моторы. Это будет единственная машина, способная двигаться. Ян медленно покатился по центральной улице и подъехал к надувному куполу.

К этому времени люди вокруг уже зашевелились, но операция по обездвиживанию танков и тягачей продолжалась без каких-либо помех. Сначала заговорщики действовали очень осторожно, стараясь не попадаться на глаза, – пока не поняли, что никто не обращает на них ни малейшего внимания. Они были просто-напросто техники-механики, которые всегда делают что-то непонятное. Освоившись с этой мыслью, они стали работать совершенно открыто, окликая друг друга с тайным ликованием. Настроение у всех было приподнятое.

Но не у Яна. Он сидел в танке, глядя на экраны, наблюдая, как первый из его людей шагает к танку со связкой кабелей на плече, и не замечая, что механически стучит кулаком по боковой панели. Потом пришел второй механик, третий… Гизо сидел наверху у открытого люка и передавал кабели Яну вниз.

– Ну вот и все, – сказал он наконец. – Что нам дальше делать?

– Лучше всего, чтобы ты и все остальные просто затерялись в толпе. Нам незачем противопоставлять себя всем и нарываться на обвинение в заговоре. Пока не время.

– Ладно, остальные пусть. Но нужно, чтобы кто-нибудь был с тобой здесь.

– Гизо, но ты же не обязан…

– А я добровольно. Что дальше делать?

– Совсем просто. Собирать людей.

Сказав это, он нажал кнопку сирены. Раздался такой пронзительный вой – от рычащего рева до сверлящего визга, – что не заметить его было невозможно. Спавшие мигом проснулись; те, кто уже успел приняться за какую-нибудь работу, тотчас все побросали и бегом кинулись на звук. Когда центральная улица стала заполняться народом, Ян выключил сирену и снял с переборки рупор-динамик. Гизо ждал его наверху, небрежно облокотившись на ствол плазменной пушки.

– Вот тебе толпа, – сказал он. – Все твои.

– Сюда! – Ян говорил в мегафон, и многократно усиленный голос отражался эхом. – Все сюда! У меня важное объявление! – Он увидел, как Тэкенг высунулся из двери своего вагона, грозя кулаком. – Главы семей тоже! Все! Сюда!

Тэкенг снова замахнулся кулаком, потом отвернулся и стал слушать человека, только что подбежавшего к нему. Потом снова поднял голову, ошеломленно посмотрел на Яна – и пошел следом за гонцом к надувному куполу.

– Сюда все, поближе! – Ян выключил микрофон. – Смотри, – сказал он Гизо, – ни одного старейшины. Они что-то замышляют. Что будем делать?

– Ничего. Пока не из-за чего шум поднимать. Просто распорядись о разгрузке зерна. Ты готовишь поезда к повторному рейсу.

– Но они же отменили этот рейс и не хотят нас пускать.

– Тем лучше. Ведь об этом никто не знает – так пусть они сами поднимут шум. Здесь, перед всеми.

– Ты прав! – Ян снова включил микрофон и заговорил: – Мне очень жаль прерывать ваш отдых, но праздник закончен, пора снова браться за работу. На севере осталось зерно, и ехать за ним надо срочно.

В толпе горестно заохали; из задних рядов начали расходиться, впрочем, не все. Тем временем из надувного купола вышел Хайн Риттершпах и стал проталкиваться через толпу. Он что-то кричал, покраснев от натуги, в кобуре у него был новый пистолет… Игнорировать его было невозможно.

– Что тебе нужно, Хайн? – спросил Ян.

– Ты… давай сюда… срочно… купол… собрание!

Большая часть его слов потерялась в шуме толпы; но он проталкивался все ближе, теперь уже размахивая пистолетом, чтобы внушить людям максимум почтения. Яна вдруг осенило – он наклонился к Гизо.

– Слушай! Надо, чтобы этот боров поднялся сюда и заговорил. Пусть все услышат, что он скажет. Иди к ребятам, закиньте его наверх.

– Это опасно…

Ян рассмеялся:

– Вся эта затея чистейшее безумие. Давай помоги-ка ему.

Гизо кивнул и соскользнул вниз, в толпу. Ян снова заговорил в рупор:

– Здесь проктор-капитан. Пропустите его, пожалуйста, он хочет что-то сказать.

Хайну помогли – пожалуй, даже больше, чем ему хотелось. Он попытался остаться внизу и говорить оттуда; но не успел и глазом моргнуть, как оказался на танке, рядом с Яном, по-прежнему держа в руке пистолет. Он попытался заговорить тихо, но Ян подставил ему мегафон.

– Ты должен идти со мной. Убери эту штуку.

Он толкнул мегафон ладонью, но Ян держал крепко, и их голоса разносились над толпой.

– А почему это я должен идти с тобой? Что случилось?

– Ты сам знаешь!

Хайн брызгал слюной от злости. Ян тепло улыбнулся ему и подмигнул.

– Нет, Хайн! Ничего я не знаю, – сказал он невинным тоном.

– Прекрасно знаешь! Тебя судили и признали виновным! Немедленно иди со мной!

Он поднял пистолет. Ян постарался не замечать побелевших пальцев на рукоятке.

– О каком суде ты говоришь? – Он повернулся к Хайну спиной и обратился к толпе: – Здесь кто-нибудь знает о суде?

Некоторые замотали головами – нет, мол, – и все теперь слушали очень внимательно. Ян повернулся и снова поднес мегафон к губам Хайна, следя за пистолетом – готовый ударить, как только тот попытается нажать на спуск, – и надеясь, что Хайн успеет разоблачить и себя, и старейшин, прежде чем вздумает стрелять. Хайн начал было что-то кричать, но его заглушил другой голос:

– Хватит, Хайн! Убери пистолет и слезай с машины!

Это была Градиль. Она стояла в дверях купола с микрофоном в руке, а динамики там были гораздо мощнее танкового мегафона. Иначе и быть не могло: ни у кого больше из глав семей не хватило бы ни ума, чтобы понять, что Хайн разоблачает их игру, ни находчивости, чтобы отреагировать так быстро.

Хайн сник, словно проткнутый воздушный шар; даже краска с лица сошла. Он неуклюже затолкал пистолет в кобуру, и Ян не стал его задерживать, прекрасно понимая, что нечаянной помощи со стороны Хайна больше не будет. Теперь придется иметь дело с Градиль, а это всегда было трудно.

– Градиль, о каком суде он говорил? Что, значит, меня судили и признали виновным? Что он имел в виду?

Голос его, усиленный мегафоном, летел к ней через головы безмолвной, затаившей дыхание толпы. Так же вернулся и ее ответ:

– Он ничего не имел в виду. Он болен. У него жар, рука воспалилась. Доктор уже идет сюда.

– Это хорошо. Бедный Хайн. Так, значит, никакого суда не было – и я ни в чем не виновен?

Она ответила не сразу, Ян даже отсюда видел, что она хочет его смерти – как никогда еще ничего не хотела за всю свою долгую жизнь. Он стоял, не шевелясь, как каменный, дожидаясь ее ответа. И ответ наконец прозвучал:

– Нет… никакого суда не было. – Видно было, как трудно дались ей эти слова.

– Вот и прекрасно. Ты права: раз никакого суда не было и ни в каких преступлениях меня не обвиняют – Хайн на самом деле болен.

Теперь, когда он сказал это при всех, Градиль была у него в руках. Надо действовать дальше.

– Ну ладно. Вы все слышали, что сказала Градиль. Давайте приниматься за работу. Второй рейс должен начаться как можно скорее…

– Нет! – зазвенел ее голос, усиленный динамиками. – Предупреждаю тебя, Ян Кулозик, ты слишком далеко зашел. Ты будешь молчать и подчиняться. Никакого рейса за зерном не будет, это решено. Ты будешь…

– Нет, старуха! Я не буду! Во имя всех нас было решено, что мы должны вернуться за зерном. И мы вернемся!

– Я тебе приказала!

Градиль разъярилась не меньше, чем Ян. Их голоса гремели над толпой, словно перебранка богов. Теперь уже не было смысла апеллировать к закону и логике, бесполезно было пытаться привлечь зрителей на свою сторону. Убеждать не время, сейчас можно только приказывать. Ян нагнулся, достал из башни снятый кабель и взмахнул им, чтобы она видела.

– Я твоих приказов не признаю! Ни один тягач, ни один танк, кроме этого, не будет работать до тех пор, пока я этого не позволю. Ясно? Мы едем за зерном, и ты нас не остановишь!

– Хватайте его, он сумасшедший! Убейте его, я приказываю!..