– Больше не станем, – вру я, не совсем удачно скрывая напряжение. – Это мы в счет обеденного перерыва. Того, который три дня уже у нас из-за объема работ отсутствует! – как в детском саду, честное слово! Наблюдает, церберит, контролирует. И главное, что? Вовсе не «продукт», выходящий из принтера, а количество этого самого продукта, да еще нашу постоянную занятость. По Лиличкиному выходит, что хороший текстовик – это дятел. Все, как ей хочется. И нос сует только в сторону своего дерева, и стучит безостановочно…

– Хорошо, – нарочно не замечая моего раздражения, тянет Лиличка. – Пусть будет в счет обеденного. Тогда у вас есть еще два перерыва времени… Эх, Сафо, на все ты найдешь аргумент и оправдание. Твою бы ушлость, да в нужное русло… – и тут же, не дожидаясь моего возмущения по поводу «ушлости», направляется к выходу. – Эх, пойду, что ли, гляну, как у вас тут все складывается… – по дороге она забирает стопку бумаг из принтера и одобряюще хмыкает, прикидывая количество листов.

– А! Вашу мать! Какого черта ЭТО тут делает?! – верещит, спустя миг. У Гава, у обычно мирного, безобидного Гава сработал инстинкт. Мало того, что на вверенной ему территории находился некто неприятный, так он еще и попытался унести что-то хозяйское… Гав подскочил и – совсем не больно, но грозно тяфкая, – цапнул Лиличку за лодыжку.

– Гав, ты что?! – глаза Людмилы на миг стали больше очков, потом она опомнилась, полезла в сумочку за аптечкой, засуетилась. – Извините, извините, с ним это в первый раз, да сейчас его дядя Миша приедет заберет. Нет, он не прогуливает, у него отгул сегодня. Ох, Лилия Валерьевна – гадость, дрянь, сволочь! – мне так неловко… Нет, это я не вам, что вы… Ругательства, это все Гаву-сволочи!

Сплошь покрытая заботой и извинениями, обработанная всеми препаратами из Людмилиной аптечки, включая детский крем и кусок лейкопластыря, офонаревшая от нашей наглости – собака в помещении! Да кто позволил такое! Ну что мне, снова охрану увольнять? – Лиличка, наконец, уходит к себе.

– Приплыли, – разводит руками Людмила, выглядя очень растерянной. – Нет, ну надо же!

Решаем забыть, возвращаемся к игре, успокаиваясь…

– Я уже возле ворот! – бодро рапортует дядя Миша из телефона. – Подготовьте Гава к транспортировке!

– Что? – шок сменился у Людмилы повышенной смешливостью. – Ты тоже не в своем уме, как и наша псинушка? Что значит «подготовьте», как это? Я его что, запеленать и вынести должна? Образно? А, чтоб предупредить, что уже близко… Давно пора быть близко, у нас тут сплошное обхохочешься. Пьем? Нет, не пьем. Играем в шахматы. На что играем? Об этом как-то пока не задумывались… – Людмила откладывает трубку, посмеивается в сторону Гава. – Все, друг мой, сейчас дяде Мише нажалуюсь, он тебя будет воспитывать.

Пес с несчастным видом отворачивается. Он хотел, как лучше, не посмотрел на общую усталость организма после прививок, не пожалел своих сил, а оказывается…

– И правда, на что играем-то? – переключается Людмила. – На деньги – наивно, все равно нет их у нас и не будет, на щелбаны – неаристократично. Выходит, на желание…

– Ага, – загораюсь вдруг. – Давайте тот, кто проиграет… Х-м… – встречаюсь глазами с заинтересованным взглядом Гава. – О, знаю! Кто проиграет, тот повторит подвиг Гава. Точно! Укусит первого же вошедшего к нам за щиколотку. Так сказать, для наглядной демонстрации. Должен же дядя Миша понимать, какую подлость совершил воспитуемый…

Людмила закрывает рот обеими ладонями и отчаянно прыскает. Я и сама хохочу на весь кабинет. М-да уж, выдался рабочий денек, ничего не скажешь…Обычно играем примерно на равных, но тут Людмила делает детскую совершенно ошибку, нервно бегает от шахов, но не спасается.

– Мат! – объявляю приговор. В тот же момент дверь распахивается. На пороге… – как?! но ведь дядя Миша позвонил, что у ворот уже, он ведь должен был войти, он обязан был!!! – разъяренная Лиличка:

– Что за хохот на весь коридор. Вы хоть вид делайте, что трудитесь. Хоть изображайте рабочую обстановку, что ли, для приличия…

На Людмилу больно смотреть. Краснеет, бледнеет, сглатывает застрявший в горле комок. Потом пересиливает себя, подходит к Лиличике, медленно опускается на колени, наклоняется, кусает.

– А-а-а! – визжит совсем очумевшая наша руководительница. – Вы что, дури нанюхались? Что у вас тут творится?

Я хватаю ее за руки, чтоб не сбежала, пытаюсь объяснить, давлюсь смехом, пытаюсь снова.

– Я смотрю, корпоративный дружеский дух на пике развития? – невозмутимо замечает дядя Миша, заглядывая в дверь. – Я могу забрать собаку?

– Ох, – хватается за живот Лиличка, корчась в кресле. – Сделайте уж одолжение!

Нам снова очень повезло. Инцидент с Гавом проделал все необходимое. Мы с Лиличкой снова были в нормальных отношениях. Смех сломал выросшую было между нами преграду субординации, и вот теперь я была приглашена посмотреть, что там у нее за новые друзья.

Все это оказалось как нельзя кстати. Прямо будто специально, честно слово. Ведь еще вчера мы с моими аферистами тщетно ломали голову, как бы наладить контакт с Лиличкой и вынудить ее пойти на некоторые уступки нашим условиям.

– Ну вот, теперь ты будешь на меня давить. Скучно! – Лиличка поднимает одну бровь, тянется к сигаретам. – Ладно, выкладывай, что там у вас за нижайшие просьбы-требования.

Мы сидим в одном частном клубе, хорошо знакомом мне по предыдущим образам жизни. Очередная закрытая вечеринка, очередные тонущие в табачном смраде завсегдатаи. От квартирных посиделок отличается лишь степенью беспредела. Тут, все – таки, нужно блюсти лицо, ввиду элитарности заведения. А в остальном – все то же. Кстати, обещанные Лиличкиными друзьями– хозяевами клуба – угощения должны лихо ударить по мозгам. Ради предстоящих плодов разговора, соглашаюсь употребить что угодно.

– Мне не хочется использовать Люду и Мишу, как рабов. Пусть их фамилии будут указаны в тексте. – предотвращаю Лиличкин отказ, повышая голос. – Не на обложке! На титульном листе с названием. Небольшим шрифтом, что-то вроде «книга создана при содействии…». Ну, Лиль, ну тебе ведь это вообще ничего не стоит, а мне – очищение совести.

Несколько минут она молча крутит все это в голове.

– В принципе, мне все равно, – соглашается. – Если не на обложке и с такой формулировкой – согласна.

– Ес!Ес!Ес! – верещу по-детски и вполне искренне. Лиличка расплывается в улыбке. Ей нравится выступать в роли щедрой покровительницы. Эх, если б еще и два других пункта плана осуществились…

– О-о-о, смотри какие люди! – хищно сощурившись, шепчет Лиличка, указывая куда-то в сторону. Оборачиваюсь и обалдеваю. Там, возле барной стойки, возвышаясь «над скоплением тупиц» улыбающейся, умиротворенной глыбой, стоит Боренька. На нем, активно размахивая руками и что-то горячо доказывая, висит Владлен. Оба уже хорошо поддали и потому говорят довольно громко. Музыка на миг замолкает и нам вдруг становится слышен обрывок их диалога…

– Инвестиции в искусство – это наш конек! – намеренно картавя кричит Леночка. – Мы сделаем мир лучше! Кто же – если не мы!

Боренька кивает молча и с пониманием. Потом морщится, без тоста опрокидывая в себя очередную рюмку.

– У меня пять профессиональных музыкантов. Они увидели во мне талант. Поверили. Из таких групп поуходили – сказать страшно…

«Я все вру, я все вру…» – мощно и метко перекрывает их треп включенный барменом «Аукцион». Не могу не радоваться таким милым совпадениям. Лиличка меня полностью поддерживает:

– Действительно просто морочат друг другу головы. И главное – оба понимают, что разговор не серьезный. Просто тешут свои амбиции бессмысленным трепом. Ну и порода! Ничтожные лгуны…У одного нет средств, у другого – музыкантов. Зато у обоих понтов выше крыши. Я наводила справки, когда исследовала твое окружение, – ничуть не стесняясь, заявляет она.

И тогда я решаюсь:

– Лиль слушай, ну его все, а? Я устала. Я смертельно устала. Давай устроим отпуск.