Жизнь – оригинальная штука, подумал Зимин. Просто весьма и весьма. Он мог бы сейчас сидеть в кинотеатре, жевать попкорн с солью, попивать газировку и смотреть кино про драконов. А он торчит в своем подъезде с разбитыми кулаками и смотрит на сумасшедшего с глупой фамилией, которую он когда-то выдумал сам, отравившись просроченным кокосовым молоком. И этот, с придуманной фруктовой фамилией, рассказывал…

– Просто спросить хотел, – заплетаясь языком, сказал Кокосов. – Всего лишь… А ты гадина, господин Зимин… драться научился…

– Сейчас я тебе еще навешаю, – пообещал Зимин. – Еще. Чтобы ты прочувствовал. Пожалуй, я тебе зубы выбью. Не все, а всего лишь парочку штук.

Кокосов поднялся на четвереньки.

– Гадина, – повторил он.

Выпрямился и побежал вниз по лестнице, прихрамывая и цепляясь за стены.

– Ты куда? – крикнул вслед Зимин. – А ну стой!

И тоже побежал вниз. В Зимине вдруг проснулся азарт. Ему захотелось догнать Кокосова, догнать во что бы то ни стало, и Зимин не стал отказывать себе в удовольствии.

Они скатились до второго этажа, здесь Зимин Кокосова все-таки и бортанул, так, что Кокос влетел в подоконник и опрокинул несколько горшков с цветами, и застрял в кактусе, Зимин же сбежал на площадку первого.

– Виктор Валентинович! – удивился консьерж. – Что произошло…

– Зачем вы пустили к нам этого маньяка?! – рыкнул Зимин.

– Какого маньяка? – перепугался консьерж.

– Вот этого! – указал Зимин.

Показался Кокосов, с кактусом, он пытался от этого кактуса как-то открепиться, но не получалось.

– Да не пускал я никого! Виктор Валентинович, вам плохо?

Зимин кинулся к Кокосову, подхватил его за шиворот и вытолкнул на улицу. Под дождь.

Дождь, холодный и частый, Зимин почувствовал его на своем лице и остыл. Внезапно ему перехотелось бить Кокосова. Он почувствовал усталость и умиротворение, злость растворилась.

– Ладно, – сказал Зимин. – Успокоились.

– Успокоились, – согласился Кокосов.

Он оторвал от себя кактус, опустил его в урну. Выглядел он катастрофически, и он сам, и кактус. Но Зимину показалось, что Кокосов не очень на него обижался. Во всяком случае, бежать в полицию не торопился. Зимин вдруг вспомнил, как два года назад подрался с охранником в кинотеатре. Ну, как подрался, треснул этому уроду по шее, тот упал. А как поднялся, так сразу побежал в милицию, накатал заявление… Короче, судились почти полгода. Так что лучше с этим Кокосовым не связываться.

Зимину стало немного грустно, печально за себя. Еще десять лет назад он лупил таких кокосовых по щам без страха и упрека, теперь стал прежде думать.

– Нечего тут стоять, – сказал Зимин. – Давай лучше погуляем. Лара все равно не выйдет, она кошаком занимается.

– Она любит кошек, я знаю, – кивнул Кокосов.

– Это почти ее единственный минус. Я люблю собак. Она любит кошек.

– И кофе. А ты чай любишь.

– Я пепси-колу люблю, – зло сказал Зимин и направился в сторону парка. – Пошли, кошколюб, а то сейчас жильцы полицию вызовут.

Они пошагали к парку. Зимин первым, Кокосов за ним. Зимин шагал, перепрыгивая через лужи, жалел, что не захватил зонтик, думал о том, что Кокосов выглядит довольно чахоточно, неплохо бы ему хорошенько простыть. И отстать, наконец, отстать…

– Тут карусель недалеко, – сказал Кокосов. – Я вчера гулял, карусель встретил. Там зонтики над сиденьями.

– Я знаю.

Они пошли к карусели.

Зимин помнил ее с детства, и всегда она была старая и ржавая и никогда не крутилась, только печально скрипела на ветру и ржавела под дождем. Раньше на ней безобразничали дети, затем, когда появились компьютеры, дети утратили к карусели интерес, и вот уже много лет карусель была никому не нужна.

– Вы ничего странного в последнее время не замечали? – спросил Кокосов, прикладывая к глазу ключи. – Необычного? Странного?

– Как же, как же. Вот сон мне приснился, что меня змея укусила – а тут ты как раз, и цап меня за ногу.

– Нет, я о другом.

– Погода плохая. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь было столько много плохой погоды.

– Погода это тоже… – покивал Кокосов. – Погода шепчет… Вы прочитали? Тетрадь, что я вам дал?

– Читаю. Должен признать, небезынтересно, увлекся немного. Но все равно фанфик.

– Это не фанфик, это…

Кокосов замялся, пытаясь найти слово.

– Это больше, – закончил он. – Я не знаю как, но мы все связаны с этим сочинением. Мне кажется…

Зимин запнулся. Как во сне, запнулся, только не за змеиную шкуру, а за арматурный штырь, торчащий из асфальта. Упал пребольно, въехав левым коленом в асфальт и изрядно это колено расковыряв, через джинсу проступила кровь.

– Я же вам говорил, – сказал Кокосов. – Предупреждал.

Зимин принялся ругаться. Нога болела не сильно, однако при попытке на нее опереться над коленом вспыхивала острая точечная боль.

– Дальше все будет только хуже, – пообещал Кокосов. – Только хуже. Все посыплется, вот увидишь…

– А тебе-то что?! – крикнул Зимин. – Тебе-то что? Ну, все посыплется, и что? Вот для тебя лично?

На лице Кокосова образовалось неопределенное выражение, одновременно страдание, изумление, отчасти и восторг, Зимин понял, что сейчас Кокосов выдаст. Откровение.

– В конце «Темной материи» вы написали, что все это… – Кокосов почему-то указал пальцем в газетный киоск. – Что все это – эфемерная жизнь, не настоящая. Там главный герой отказывается от своей мечты, боится с ней встретиться, остается на вокзале…

– Я помню содержание своей книги, – сказал Зимин.

– Да-да, конечно. Просто я хочу сказать, что я оказался каким-то образом связан с вашими книгами…

– То есть я виноват, что ты стал неудачником? – спросил Зимин, растирая колено. – Прекрасно!

– Нет, просто я замечаю определенные совпадения. Например, взять Апраксин Бор…

– А что Апраксин Бор?

– Я обнаружил, что он находится совсем недалеко от моего дома. И на самом деле там была психиатрическая лечебница. И я поехал туда посмотреть…

Зимин злобно рассмеялся. Они стояли на улице под козырьком витрины хозяйственного магазина. Лил дождь, и с козырька стекали тонкие струи, за которыми просматривалась дорога, мир был размыт в одну сторону, в другую он состоял из пластиковых ведер, молотков, лопат и дрелей, а посредине были они, у Зимина кровило колено, у Кокосова была разрушена жизнь.

– Ты себя послушай! – Зимин постучал себя пальцем по голове. – Ты сам что говоришь?! Ты отправился в заброшенную психиатрическую лечебницу, чтобы найти там ответы на то, почему твоя жизнь не удалась? Это поступок полного идиота. Ты ведешь себя как кретин! Как остолоп! Если бы я писал книгу «Повадки остолопа» – ты был бы в ней главным героем!

Зимин вышел из-под навеса и, пропуская машины, стал перебираться через дорогу в парк. Кокосов за ним.

Дорожки в парке были размыты, по ним ползли черви, их было много, и ползли они все в одну сторону, точно спасались. Мокрые и давно не стриженные кусты походили на мертвых мамонтов, Зимину это не понравилось, и он поспешил к карусели. Закончить день неудач и кретинизма мощным карусельным аккордом.

Кокосов догнал и мельтешил рядом, с трудом попадая в широкий шаг Зимина.

– У меня зубы стали выпадать, – жаловался Кокосов. – Зубы расшатываются.

– Так лечись. У тебя, значит, пародонтит, а я страдай?

Зимин прибавлял скорость, ему хотелось, чтобы Кокосов бежал рядом, чтобы подпрыгивал.

– Да при чем здесь я?! – взвизгнул Кокосов. – Как ты не поймешь-то?! Это же…

Он замолчал, точно вдруг наткнулся на прозрачную стену и не смог сквозь нее пройти, расплющился по холодному прочному стеклу.

– Что опять? – устало спросил Зимин. – Видение? Прозрение? Приступ сверхслуха?

– О себе не думаешь, о других подумай, – устало сказал Кокосов.

– О тебе, что ли?

– При чем здесь я? О Ларе. Она…

Зимин почувствовал, что начинает злиться по второму кругу. Он снова пошагал быстро, не оглядываясь, дожидаясь, когда Кокосов его догонит. Но Кокосов не догонял, тогда Зимин обернулся.