Они вступили на мост. Река разлилась. Недели непрекращающихся дождей сделали свое дело, река расширилась почти вчетверо, залив берега и поднявшись почти до самого моста. Вода текла мощно, издавая заметное гудение, как на гидроэлектростанции.

– Жаль, веревки не подарил, – сказал Зимин. – Привязал бы к жирафам и с моста…

– Брось, красиво ведь. Это какое-то литье редкое.

– Ладно…

Дошли до середины моста. Зимин остановился, поставил литье на перила.

На залитом лугу сидели птицы. Крупные, серые с голубым отливом, с длинными толстыми шеями и красными клювами. Они сидели в воде, медленно поворачивали головы и крякали. Зимин уже не очень удивился.

– Это что? – спросил он. – Утки, что ли?

– Гуси, – уточнила Лара. – Короче, у нас тут нашествие гусей приключилось. Говорят, магнитный пояс сдвинулся, вот они к нам и прилетели. Около сорока тысяч на полях вокруг города.

– Да уж…

Зимин глядел на гусей. Они стояли над рекой, под ногами волновалась вода, мутная и заворачивающаяся в спирали, глубокая и гипнотизирующая. Зимину вдруг стало страшно, он подумал, что вода поднялась настолько, что тут может спокойно пройти небольшая подводная лодка. Или дракон. Он мог вполне уместиться здесь, между опорами, древний змей мог лежать на дне, ловить языком сонных налимов и думать о вечном.

Зимин представил, как он кидает вниз жирафов и они бьют змея по башке, он всплывает, оглушенный, и весь город питается рыбой. Зимин вспомнил, как отец верил в то, что в реке живет такой змей, конечно, не настолько огромный, но вполне внушительный, отец вроде бы видел его два раза, один раз в детстве, другой совсем недавно.

– Ты чего? – Лара потрясла Зимина за плечо. – О чем думаешь?

– А… – отмахнулся Зимин. – Вспомнил. Отцу хочу позвонить.

– Кому?

– Отцу. Давно не звонил. То есть звонил, но он что-то не отвечает.

– Зимин, ты меня пугаешь, – негромко сказала Лара. – Я понимаю, у тебя нервный срыв, ты устал, ты очень сильно устал, а потом в тебя ударила молния. Это, конечно, многое объясняет, Зимин…

Лара погладила жирафов.

– Но не все.

Лара поглядела на Зимина внимательно и озабоченно.

– И что же тебя так пугает? – ехидно осведомился Зимин.

– Пугает. То есть уже не пугает, я уже испугана до дрожи.

Лара вытянула перед собой руки, Зимин отметил, что пальцы трясутся.

– Зимин, – сказала Лара надтреснувшим голосом. – Зимин, твой отец умер пять лет назад.

– Твой отец умер пять лет назад, – повторила Лара.

Зимин промолчал.

Он боялся что-то говорить. Вот сейчас он скажет, что нет, не умер, а она начнет доказывать. Вспомнит похороны, вспомнит номер свидетельства о смерти и что они написали на надгробной плите, а сама она была мраморная с веткой рябины, и прочие обстоятельства вспомнит. И Зимин втянется в это, и тоже вспомнит, как он стоял и смотрел в яму, а в руке грелась земля, мягкая, с кусками корней…

Зимин вдруг понял, что не хочет вспоминать. Он хочет оставить все так, как есть.

– Ты хочешь ему позвонить? – вкрадчиво спросила она.

– Не знаю… Голова болит сильно.

Зимин приложился к жирафам, чугун был холоден и приятен, Зимин закрыл глаза.

– Что-то не так, – сказала Лара. – Я это чувствую. Мы точно в западне… После того трамвая…

Лара вздрогнула.

– И эта особа говорит, что я псих, – ухмыльнулся Зимин.

– Я говорю, что все идет не так, как раньше. Я чувствую… Как будто мы не одни. Как будто за нами наблюдают.

В дяде Васе тоже есть польза, подумал Зимин. Вот подарил жирафов, они холодные, к ним можно прикладывать лоб. Правда, таща жирафов до дома, он немного надорвался, но ничего, грыжа – это тоже часть духовного опыта.

Всю дорогу до дома Зимин молчал. Тащил жирафов и молчал. И Лара молчала. Он обдумывал то, что она сказала. Старался понять – зачем?

Зачем она ни с того ни с сего, на пустом месте, старается его обмануть. Если отца нет, то это легко проверить, просто взять – и навестить. Чтобы увидеть все собственными глазами.

А что, если он провалялся в больнице долго? Так долго, что за его отсутствие… Но Лара-то не изменилась. Совсем. И осень. И всё…

– Голова болит, – повторил Зимин. – Наверное, легкое сотрясение. Сотрясся…

Зимин потрогал свой лоб.

– В этом нет ничего страшного, – ласковым голосом прошептала Лара. – Такое со многими случается. Переутомление, это всего лишь переутомление, я уже по этому поводу договорилась…

– Что значит договорилась? – насторожился Зимин. – С кем это ты договорилась?

– С одним доктором. У него собственная клиника закрытого типа…

– Апраксин Бор, – усмехнулся Зимин.

– Нет, при чем здесь Апраксин Бор? Никакой не Апраксин Бор, обычный такой санаторий. Там очень хорошее питание, грязевые ванны, иглоукалывание, медовая бочка. Я поеду с тобой.

– Это очень мило с твоей стороны. Будешь держать меня за руку?

– Не шути, Зима. С этим не надо шутить. И запускать это тоже не надо, может аукнуться. Это серьезно.

– Ага. Непременно. На пару неделек в дурдом. Писатель в дурдоме, тебе это ничего не напоминает?

Зимин рассмеялся.

– Не надо так, – попросила Лара.

– Шапочку мне уже вышила? С буквой «W», разумеется.

– Ты себе льстишь, – сказала Лара. – Но если тебе так уж хочется, я тебе, конечно, могу вышить шапочку. Или валенки. Что лучше?

Зимин пожал плечами.

Лара отвернулась.

– Я хотела как лучше, – повторила она. – Только и всего. У тебя синдром хронической усталости…

– А в трамвае?! – почти крикнул Зимин. – В трамвае тоже был синдром хронической усталости?!

– В трамвае было отключение света, – объясняла Лара. – Опустился туман, влажность повысилась, на подстанции выгорел трансформатор. А я от тебя невроза набралась…

– Ты давно это придумала?! Сама?

Лара вздохнула.

– Ты давно это придумала?! – повторил Зимин злобно. – Чтобы меня в психушку? Давно?! А может, ты со своей мамашей договорилась?! Я в психушку, а она к нам со своими помидорами…

– Идиот, – сказал Лара уныло. – Какой же ты идиот. Как мне надоело…

– Ну, конечно, я идиот, – Зимин хлопнул в ладоши. – Идиот, ты не хочешь написать новую книжку? Хорошие ведь деньги предлагают! Дяде Васе нужна дача!

– Знаешь, Зимин, я ведь тоже могу так. Сделать морду косую и страдать, лежа на диванчике. Я ведь тоже…

Она замолчала, Зимин увидел по шевелящимся губам, что она считает. Досчитай до двадцати, а потом действуй. Внезапно ему захотелось, чтобы она не досчитывала до двадцати.

– Вали! – рявкнул Зимин. – Вали отсюда! Вали! Вали к своей мамочке!

– Ты что, Зима?

– Давай-давай! Варите варенье, солите грибы… Обои поклейте! Вон!

Лара хмыкнула, спрыгнула с подоконника и вышла.

– Вали, – повторил Зимин. – Вали-вали. Вали!

Крикнул он вдогонку.

Дверью Лара не стала хлопать.

– Достали, – сказал Зимин. – Все достали. Отец умер…

Интересно, с чего это она? Отец умер. Бред. Его бьет молнией, он видит дракона, ему сообщают, что отец умер. Его любимая девушка сообщает.

Его любимая девушка ему врет. Зачем все-таки?

Зимин набрал отца.

Номер не ответил, но Зимин не очень удивился, отец всегда не отвечал, неполадки на линии.

– Ладно, – сказал Зимин. – Ладно, ладно, посмотрим.

Он быстро оделся и вышел из квартиры на площадку, спустился в гараж.

Руки тряслись. Сильно. И в локтях какая-то расхлябанность наблюдалась, наверное, из-за жирафов, перенапрягся, так что Зимин решил на мотоцикл не садиться. Вызвал такси и ждал его полчаса, сидя на скамейке перед домом, наблюдая за крысами.

Они выбирались из подвала и серой веревочкой струились вдоль бордюра. В канализационные решетки крысы не спешили, предпочитали перемещаться по улице. Зимин и не представлял, сколько крыс обитало в подвале его дома.

А крысы уходили.

Некоторые тащили что-то в зубах, но что именно, Зимин увидеть не мог, дождь был не прозрачным, а каким-то серым, он размывал все, и уже в десятке метров все приобретало крысиный цвет.