– О! – Клык заволновался и даже вскочил на костыли. – Я об этом как раз много думал, всю ночь сегодня, пока они грызлись. Мы не простые ребята.
Это Клык сказал самовлюбленно.
– Мне кажется, мы супермены.
Я отвернулась к стене. Потому что мне очень хотелось рассмеяться. Расхохотаться. Супермены. Посмотрел бы этот супермен на себя в зеркало в полный рост – на ногах-то еле держится, валится, на скворечник ходячий похож, а туда же, в супермены метит.
– Просто мы об этом не знаем, – уточнил он. – Хотя нет, вон Дрюпин знает. Он изобретатель, очень ценный человек. Ты наверняка на саблях здорово дерешься.
Клык подмигнул мне.
– Ну, или на пистолетах.
– С чего ты решил? – спросила я.
– У тебя на курковых пальцах мозоли, – пояснил он. – И кисти крепкие. А двигаешься ты быстро и точно. Значит, или сабля, или пистолеты.
Клык не дурак, отметила я.
– Ну, так что? – спросил он. – Сабельница?
– Пистолетчица. А ты кто? Чем знаменит? Смертельный бой на костылях? Робин Гуд в сморкании?
– Не знаю точно, – ответил Клык. – Я кем-то был, это не вызывает никакого сомнения.
– Может, на тебе дельтапланы испытывали? – предположила я. – Или гидравлические системы?
– Не знаю. Может, и дельтапланы. Кажется, я высоты не боюсь. У меня все кости переломаны. И все суставы вывернуты. А в башке дырки, они кожей заросли, и слышно, как мозг пульсирует. Хочешь потрогать?
Я отказалась, как-то мне не хотелось трогать пульсирующую голову Клыка.
– Мне кажется, что я… умел что-то… необычное.
Клык вдохновенно потряс костылями.
– Я и сейчас умею необычное, – сказал он. – Хочешь, покажу?
Я вдруг представила, что Клык возьмет и продемонстрирует какую-нибудь необычайную пакость. Проткнет щеку ножкой стула и споет про покорителей космоса. Или башкой сломает стул и съест щепки. Когда живешь с этими людьми, привыкаешь ко всему.
– Ну, давай, – осторожно сказала я.
– Нужны какие-нибудь вещи, – он оглядел мою комнату. – Какие-нибудь корявые.
Жрать будет, подумала я. Возьмет лампу – и сожрет. А я смотреть буду на это. Вот и все сверхвозможности.
Клык дотянулся до лампы. Потом схватил ботинок, молоток, кружку железную и… Других свободных предметов на виду ему не встретилось, и Клык воспользовался-таки своим костылем. Неужели он все эти предметы будет поедать?
Но Клык удивил по-другому.
– Отвернись, – попросил он.
Представилось – я отвернусь, а он меня костылем по башке. Но я все равно отвернулась, хотелось посмотреть, что он выкинет.
Секунд двадцать Клык пыхтел и покряхтывал, а потом сказал, чтобы я поворачивалась.
Я повернулась.
Сначала я не очень поняла.
Посреди комнаты стоял костыль. На нем красовалась лампа, балансируя на самом краешке. А на лампе ботинок, а на ботинке молоток. И на самом верху пирамиды алюминиевая кружка. Все это не падало. То есть оно должно было рухнуть, потому что ощутимо кренилось в сторону… Но не падало.
– Как это? – спросила я.
– Я – мастер равновесия, – объяснил Клык. – Кажется, это мой талант.
– Ставить костыль, а на него кружку?
Клык кивнул.
– Необязательно костыль, – сказал он. – Можно и без кружки. То есть это могут быть любые вещи, какие попадутся.
Он толкнул костыль, и башня рухнула.
– Вот так-то, – сказал Клык. – Я – мастер равновесия.
Как-то от этого известия мне стало уныло. Мастер равновесия. Его-то нам и не хватало.
– А в чем смысл? – спросила я. – Как практически это можно применить?
– Не знаю, – Клык поднял костыль. – Не знаю.
Идеальное чувство равновесия. Где это вообще может использоваться? В китайском цирке, скорее всего.
– Нет смысла, – нервно сказал Клык. – Нет смысла. Но ведь он должен быть!
Он попытался встать, но запутался в костылях и свалился обратно на стул.
– Человека без смысла не бывает, да? – Клык схватил меня за руку, заглянул в глаза. – А я ведь человек! Человек ведь?!
У него задрожали губы. Он стал притоптывать ногой, погрохатывать своими подпорками, хлюпать носом.
– Наверное, тебя готовили для пилотирования, – предположила я.
А что мне ему сказать было? Что, скорее всего, господин Ван Холл купил его по сходной цене, испытал на нем какое-нибудь очередное свое бредовое устройство, а потом бросил сюда, как отработанный материал. Не могла я ему такое сказать.
– Точно, для пилотирования, – повторила я.
– Да? – с надеждой спросил Клык.
– Само собой. У пилотов должно быть идеальное чувство равновесия, иначе они летать попросту не смогут. Так что, скорее всего, тебя готовили в пилоты сверхсекретного истребителя. А потом авария…
– Они не успели меня вылечить, – подхватил Клык. – Не успели. Потому что на нас напали они!
Они напали на них. Логично. Хотя здравый смысл в этом, безусловно, есть, так ведь оно всегда и бывает – они на них. А кто все эти люди, мы и не знаем.
– Нас только спрятать сюда успели, – прошептал Клык. – А потом началось обледенение. Но ничего. Ничего, ничего…
Он вдруг замолчал.
– А они ведь скребутся, – сказал он. – А если они доскребутся, а? Они нас… Что они сделают? Что они сделают?!
– Ничего, – успокоила я Клыка. – Никто к нам не скребется. Просто над нами скальные породы, они нестабильны, они смещаются, по трещинам камни стекают, вот звук и получается. Никто к нам не лезет.
– Правда? – с надеждой спросил Клык.
– Правда.
– Ну, не знаю…
– Точно, – сказала я. – Я немного изучала геологию…
– А ты слышишь? – перебил Клык. – Ну, то, что они скребутся? Копают?
Можно соврать, но лучше не стоит, Клык наверняка спросил про это и у Клавдии, и у Дрюпина.
– Я-то не слышу. Но у меня слух не очень, если честно. Я и так-то плохо слышу, а вот ночью и вообще…
– Дрюпин тоже не слышит. И Клавдия. Я что, сумасшедший?
Нос и губы у Клыка снова задергались.
– Нет, что ты. Просто у тебя тонкий слух. Он гораздо лучше, чем у нас, вот ты и слышишь. Пилоту истребителя как раз нужно чувство равновесия и отличный слух. Просто все, что ты слышишь, это не они. Это скалы трескаются.
– Наверное… А знаешь, почему они трескаются? Потому что там ледник. Он давит на землю, и все трещит… А шаги? Ты их слышишь?
– Дрюпин ходит, – пояснила я.
– А чего он ходит-то?
– Да он лунатик.
Брякнула я первое, что пришло в голову.
– Лунатик?! – восхитился Клык. – Он – настоящий лунатик?!!
– Ага. Первостатейный. Его уж лечили сколько раз, и пиявками, и электричеством, а все равно – лунатик. Закоренелый. Только это между нами, это тайна.
– Конечно. Никому не скажу. А лунатик – это кто?
– Он ходит во сне. Уснет, потом просыпается и идет.
– Куда? – не понял Клык.
– Куда хочешь. Шагает, руки перед собой вытянув. Вот так.
Я показала.
– А еще что делает?
Вопросы лунатизма явно живо интересовали Клыка.
– Что еще делает? Ну, как все лунатики. Воет на луну, в койку мочится…
– В койку мочится?! – восторженно спросил Клык.
– Увы. Только так. Поэтому он даже без простыни спит, прямо так, на решетке.
Клык захлопал в ладоши и вдруг резко остановился.
– Что? – не поняла я.
– У меня был брат, – сказал Клык. – Тут же, здесь. Я вчера вспомнил.
– Брат? – удивилась я.
– Брат. Его звали… – Клык замолчал и принялся почесывать уши. – Как-то его звали… Нет, я точно помню, ты мне веришь?
Клык схватил меня за руку и посмотрел в глаза. Ему очень хотелось, чтобы я ему верила.
– Верю.
– Они с ним что-то сделали, – шепотом сказал он. – Что-то нехорошее. Он кричал. Я помню, что он кричал. Кричал, кажется… Они его электричеством стучали…
Клык принялся протирать виски стальными шариками размером с лимон каждый. Сначала по часовой стрелке, затем против, затем приложил шары ко лбу.
– Били электричеством, – повторил он. – Топили. Подвешивали.
Клык принялся перечислять, но я его остановила, не хотелось мне это слушать.