Тот факт, что среди них оказался лыска, был не столько невозможным, сколько удивительным. Телепаты давно представляли собой расовое единство, разветвляющееся на семейные группы. Дети входили в него, когда подрастали.

Может бить это какая-то интрига параноидов. Не знаю, какого типа.

Макней сделал глоток. Ты знаешь, нет смысла убивать Коллахена, — высказал он свое мнение.

Тропизм, — мрачно прозвучала мысль Бартона. — Таксис. Когда я выхожу на них, я их убиваю.

Не…

Для борьбы с ними я нашел определенные методы. Я использовал адреналин. Нельзя предвидеть действия обезумевшего человека в драке, потоку что он сам их не предвидит. С ними нельзя драться так, словно играешь в шахматы, Дэррил. Нужно как-то вынудить их ограничить свои возможности. Я убил некоторых, заставив драться с машинами, у которых нет, в отличие от мозга, мгновенной реакции. Фактически — привкус горечи — мы не можем планировать действия наперед. Параноиды могут читать наши мысли. Почему не убить это?

Потому что нам, возможно, придется пойти на компромисс.

Взрывная волна горячей, страшной ярости заставила Макнея поморщиться. Несогласие Бартона было сок шительно категоричным.

Макней повертел свой бокал, глядя, как на его стенках собираются капельки влаги.

Но параноиды расширяют сферу влияния.

Так найдите способ лишить их этой возможности!

Мы пытаемся. Такого способа нет.

Узнайте их секретную длину волны.

Мозг Макнея окутал туман. Бартон мысленно отвернулся Но он все же уловил обрывок какой-то мысли и изо всех сил старался не задавать мучивший его вопрос.

— Пока нет, Дэйв, — сказал Макней вслух. — Я даже не должен об этом думать. Ты же знаешь.

Бартон кивнул. Он тоже понимал, как опасно строить планы заранее. Невозможно было воздвигнуть никакого эффективного заслона против зондирования параноидов.

Не убивай Коллахена, — взмолился Макней. Позволь действовать мне.

Бартон неохотно согласился.

Оно приближается. Сейчас.

Его более дисциплинированный ум, привыкший обнаруживать излучения, свидетельствующие об интеллекте, уловил вдалеке отдельные фрагменты мыслей. Макней вздохнул, поставил свой бокал и потер лоб.

Бартон подумал: Этот лиска с Бродячими Псами. Можно привезти его сюда, если понадобится?

Разумеется.

Тут их сознаний коснулась чужая мысль — уверенная, сильная, спокойная. Бартон тревожно пошевелился. Макней послал наружу ответ.

Минуту спустя Сергей Коллахен, выйдя из подъемника, стоял перед ними, с осторожностью разглядывал натуралиста. Это был стройный блондин с мягкими чертами лица; волосы его парика были такие длинные и густые, что напоминали гриву. Парики такого нестандартного типа параноиды носили только из жеманства — да еще из-за своей врожденной неприспособленности.

Он не выглядел опасным, но у Макнея возникло такое чувство, как будто в комнате оказался дикий зверь. Что там символизировал лев в средние века? Плотский грех? Точнее он не мог вспомнить. В голове Бартона появилась аналогичная — словно эхо — мысль:

Плотоядное животное, которое надо бы зарезать!

— Добрый день, — сказал Коллахен, и, поскольку он заговорил вслух, Макней понял, что он, как и любой параноид, относится к ним, нормальным лыскам, как к низшим существам, со снисходительным презрением. Для параноидов это было весьма обычно.

Макней встал; Бартон нет.

— Не присядете ли?

— Конечно. — Коллахен опустился в кресло. — Вы — Макней. О Бартоне я слышал.

— Уж наверное, слышал, — произнес Бартон вкрадчивым тоном. Макней поспешно разлил выпивку. Бартон к своему бокалу не притронулся.

Несмотря на тишину, в комнате звучало что-то, напоминавшее звук в четвертом измерении. Никто не пробовал установить прямой телепатический контакт; однако ни один лыска не бывает в полной ментальной тишине — разве что в стратосфере. Подобно чуть слышной, далекой музыке, интроспективные мысли, как токкаты и фуги, смутно прорываются наружу. Мысленный ритм одного человека спонтанно подстраивается под ритм другого — так шагают солдаты, привыкшие держать шаг. Коллахен, правда, шагал не в ногу, и атмосфера, казалось, вибрирует от легкого диссонанса.

Их гостя переполняла огромная самоуверенность. Параноиды редко испытывали те сомнения, что время от времени вызывали у нормальных телепатов неотвязный, неизбежный вопрос: аномалия или истинная мутация? Хотя со времени Взрыва сменилось несколько поколений, рано еще было что-то утверждать. Биологи проводили исследования, но проверить выводы экспериментально не могли, поскольку у животных выработать телепатическую функцию было невозможно. Лишь специализированный коллоид человеческого мозга обладал этой скрытой способностью, даром, который по-прежнему оставался загадкой.

К настоящему времени ситуация стала понемногу проясняться. С самого начала существовало три различных типа мутантов; это признали лишь после того, как хаос, возникший после Взрыва, прошел, уступив место децентрализации. Итак, были психически нормальные лыски — к ним принадлежали Макней и Бартон. Но плодовитое космическое чрево произвело на свет также чудовищное потомство — это были существа с ужасающей патологией, появившиеся из пронизанной радиацией зародышевой плазмы, — двухголовые сросшиеся близнецы, циклопы, сиамские уроды. Надежду вселяло лишь то, что появление подобных чудовищ почти полностью прекратилось.

Между нормальными лысками и сумасшедшими телепатами находился мутационный вариант — параноиды с их навязчивой идеей превосходства. Вначале параноиды отказывались носить парики, и, если бы угрозу разглядели тогда, их уничтожение не составило бы труда. Теперь сделать это было сложно, они стали гораздо хитрее. По большей части параноида невозможно стало отличить от здорового лыски. Они научились хорошо маскироваться и находились в безопасности; лишь отдельные их промахи давали время от времени Бартону и его охотникам возможность пустить в ход кинжалы, висевшие на поясе каждого мужчины.

Война, по необходимости совершенно секретная, подпольная, велась в мире, ничего не знающем о смертельной битве, происходящей во тьме. Ни один из нетелепатов даже не подозревал ни о чем. Но все лыски знали об этом.

Знал об этом и Макней, и сердце его сжималось от чувства огромной ответственности. Обожествление собственной расы, отождествление себя, своей семьи и друзей со всеми телепатами — это была часть платы лысок за свое выживание. Сюда, однако, не входили параноиды — хищники, угрожающие безопасности живущих на земле лысок.

Наблюдая за Коллахеном, Макней подумал о том, чувствовал ли тот когда-нибудь неуверенность в себе. Вероятно, нет. Чувство неполноценности заставляло параноидов боготворить свою группу. Девизом этих самовлюбленных людей было: ми сверхлюди! Все остальные виды существ — низшие.

Они не были сверхлюдьми. Но недооценивать их было бы серьезной ошибкой, параноиды безжалостны, умны и сильны. Хотя, может быть, и не так сильны, как считают они сами. Лев может без труда загрызть дикую свинью, но стадо свиней вполне может убить льва.

— Если сможет его найти, — сказал с улыбкой Коллахен.

Макней поморщился.

— Даже лев оставляет следы. Вы не можете до бесконечности делать свои делишки так, чтобы люди ничего не заподозрили. Неужели не ясно?

Коллахен мысленно выразил презрение.

— Они не телепаты. И даже если бы ими были, у нас есть Способность. А с ней даже вы ничего не можете поделать.

— Тем не менее мы можем читать ваши мысли, — вставил Бартон. — И это уже помогло нам разрушить некоторые ваши планы.

— Случайности, — сказал Коллахен, махнув рукой. — Они никак не отражаются на долгосрочной программе. К тому же вы можете читать только то, что выше порога сознательного восприятия. Мы думаем и о других вещах, не только о завоевании. И едва мы готовы сделать очередной шаг, мы делаем его как можно быстрее, чтобы свести до минимума опасность прочтения деталей каким-нибудь предателем.