Шагая по гладкому покрытию обсаженных деревьями улиц, Бартон позволил своему восприимчивому разуму поглощать кипящие вокруг мысли. Теперь, когда он знал, кого нужно искать, это было нетрудно, хотя и требовало терпения. Лишь иногда в мешанине мыслей попадались обрывки информации. И Бартон сделал то, к чему лыски прибегали очень редко: стал мысленно задавать нелыскам наводящие вопросы.

Бартон вынужден был пойти на это, поскольку мог читать только то, что находилось над порогом сознательного восприятия, а введение в обычное сознание даже легкого стимулирующего импульса требовало немалых усилий. С человеком, не обладающим телепатическими способностями, вступить в мысленный контакт так же трудно, как воткнуть иглу между двух плотно подогнанных плит. Он может, при определенных обстоятельствах, воспринимать мысли, но не осознает, что поступают импульсы из другого мозга.

Когда Бартон закончил это занятие, он был весь в поту. Тем не менее ему удалось собрать значительную информацию. Более того, он действовал так тонко, что сам Фэйкс, подключившись, наверняка ничего бы не заподозрил. Очень многие люди в этот вечер мимоходом думали о Фэйксе, и для них это были обычные мысли. А Бартон собирал сведения по кусочкам, чтобы составить для себя цельную картину. Немного здесь, немного там, и вот, наконец, перед ним описание деятельности Фэйкса: этот переводчик слегка изменял оттенки значений в разговоре между тибетцем и бенгальцем и еще немного позже, когда они оба обращаются к физиохимику — американцу. Ему помогало то, что ученые, поглощенные своей работой, как правило, не обращали внимания на особо тонкие нюансы человеческого общения; в результате Фэйксу удалось создать в Галилео механизм, который в конечном счете мог всех привести к беде.

Как именно, не знал, пожалуй, даже сам Фэйкс; однако его поверхностных научных познаний оказалось достаточно, чтобы дезорганизовать и потихоньку развалить всю работу. Какое-то значение изменено в сознании одного человека, слегка смещен его оттенок в уме другого, в то время как у обоих они должны в точности совпадать. Все, что Бартон узнал о Фэйксе, позволило ему сделать заключение, что Фэйкс — предал их расу.

Вдобавок он выяснил, где Фэйкс живет.

Теперь, стоя перед его домиком, он попробовал связаться с Мелиссой Карр. Почти сразу же их мысли соприкоснулись на обычном радиационном уровне.

Будь осторожна, — приказал он. — Используй общие понятия.

И вновь он почувствовал ее глубокую женственность, мягкость ее вьющихся волос и гладкую кожу ее щек. Прохладный, свежий вечерний воздух, казалось, донес даже легкий запах духов.

Согласна.

Ты можешь найти для меня других? Бистро и точно?

Да. За…

Оставайся настроенной на… ты знаешь, на что.

И снова согласие, и та же утонченная женская стеснительность, мягкая и удивительно привлекательная. Бартон ощутил, что она немного напугана, и испытал сильное желание ее защитить. В его мыслях начал складываться портрет Мелиссы Карр, хотя Бартон и понимал, что он — неизбежно — является предвзятым. Ментальные и визуальные образы могут значительно отличаться друг от друга. И все-таки ему казалось, что у нее небольшое, треугольное лицо с хрупкими и тонкими чертами, обрамленное блестящими, черными, как смоль, локонами. Он видел ее черты, можно сказать, изнутри, в противоположность тому, как лицо человека помогает составить представление о том, что прячется за его внешним обликом.

Как это ей удается? Переходя улицу, Бартон размышлял об этом счастливом стечении обстоятельств. Ведь из всех людей на земле только она смогла настроиться на специальную длину волны..

Барьер!

Он уже стоял на крыльце перед закрытой дверью. Через фанеру, выкрашенную под древесину, просочилась настороженная мысль, коснулась его мозга и вернулась назад. В тот же миг человек в доме поднял собственный барьер.

Отлично. Пока его мозг заслонен таким образом, Фэйкс никак не может использовать свою суперволну, чтобы связаться с другими параноидами. Или… или может?

Бартон отступил чуть в сторону к круглому окну. Сквозь одностороннее стекло ничего не было видно. Предусмотрительно оглядевшись, он поднял ногу и разбил стекло сапогом. Бартон осторожно пролез через разбитое окно в хорошо обставленную комнату, где у стены, повернувшись к нему, стоял толстый человек. По тому, как обставлено помещение, Бартон понял, что Фэйкс, вероятнее всего, живет один, — это было и естественно для настоящего параноика, ведь ему требовалось бы от жены полное подчинение. Ни одна телепатка не стала бы его женой, да и любая обычная женщина не смогла бы с ним долго прожить.

Лет двадцать назад Фэйкс наверняка не носил бы парика, но лыски параноидного типа с тех пор научились осторожности. Его огненно-желтый парик странно сочетался с крупными чертами румяного лица.

Внезапно барьер в сознании Фэйкса исчез; его мозг был совсем пуст, гол, как земля под паром. Бартон мысленно услышал предупреждающий крик Мелиссы: Он сообщает другим…

Бартон выхватил из-за пояса кинжал и бросился вперед. Барьер Фэйкса мгновенно появился вновь, он так же быстро выхватил свой кинжал и сжал его в жирной ладони. На дуэли с другим телепатом главное держать свой мозг огражденным, чтобы противник не мог предвидеть твоих намерений. Покуда Фэйксу угрожает серьезная опасность, он не осмелится снять барьер.

Бартон приблизился, рассчитывая каждый шаг, готовясь к любым неожиданностям; так же он мог бы наблюдать за раскачивающейся головой кобры. Его пальцы сомкнулись на рукоятке кинжала, который он держал на уровне бедра. Толстяк отошел от стены и напряженно ждал.

В сущности, все произошло слишком просто: не нужно было быть телепатом, чтобы предугадать удар неуклюжей руки. С хирургической точностью Бартон всадил кинжал в нужное место, затем проследил, чтобы Фэйкс не связался со своими единомышленниками — пока тот не умер. Потом, удовлетворенный, он вышел из дома через парадную дверь и, не спеша, направился к ближайшей трамвайной остановке.

Одно дело сделано. Он попытался мысленно связаться с Мелиссой. Где-то далеко, в загадочной темноте, она услышала и ответила.

Они получили сообщение Фэйкса?

Нет. Ты действовал слишком быстро; они не ждали, что он выйдет с ними на связь.

Хорошо. Теперь Варган и Смит.

Сегодня?

Да.

Хорошо. Не думаю, что ты завтра сможешь со мной связаться.

Почему нет?

Увертка. Варган — в Райе.

Слушай. Это важно. Если их всего только трое — отлично. Но если они попробуют связаться с другими, дай мне знать — непременно!

На этом их связь прервалась, но Мелисса — такая, какой он ее себе представлял, все время была перед мысленным взором Бартона, когда он летел сквозь ночь на северо-запад. Его ничуть не тревожило то, что он совершил убийство. Да он и не считал это убийством: в том, как лыски воспринимали предательство, был, безусловно, некий налет фанатизма. А это предательство к тому асе не было заурядным. Средство связи, открытое Фэйксом и его дружками, представляло собой самую страшную из опасностей, когда-либо грозивших расе, — более серьезную, чем суды Линча, которых опасались даже спустя несколько десятилетий после Взрыва.

У Бартона появилось такое настроение, какое у него бывало, когда он охотился. Теперь он преследовал людей, но гораздо более кровожадных, чем любой хищник из джунглей. Животные убивали ради пропитания, это элементарный дарвинизм, основной закон природы. А три параноида коренным образом нарушили другой закон — закон сохранения вида. Своим существованием они угрожали ему.

Глядя на тусклые огни далеко внизу — бесчисленные факелы городов, заполонивших Америку, Бартон думал о том, что конфликт неизбежен в развитии любой новой культуры. А лыски, безусловно, несли новую культуру. Пока еще она была почти в зародыше — мутация, ведущая к неизвестному концу. Но это был первый серьезный шаг, сделанный человечеством за миллион лет. До сих пор мутации всегда были малозаметными, либо вообще оказывались неудачными. Теперь же, благодаря ускорению, приданному жесткой радиацией, перед истинной мутацией открылись тысячи возможностей, но и на ее пути таились подводные камни.