Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Однако время вышло, и дальше сидеть за задвижкой ванной комнаты было нельзя. Она обещала Николаю прийти в спальню.

Эрика на цыпочках подошла к двери, на минутку задержалась, потом медленно открыла дверь, робко зашла за порог, и со страхом посмотрела в сторону постели.

Николай не спал. Он лежал и курил. Увидев Эрику, засмеялся, потушил сигарету, протянул ей руку и сказал: «Иди ко мне. Зачем ты надела этот халат? Ну иди же! Дай руку.

Эрика, придерживая одной рукой халат, робко издали подала Николаю другую. Он притянул ее к себе, и она упала в его объятия. Левая рука ее оказалась зажата плечом Николая, а другой, забыв про халат, Эрика отчаянно пыталась защитить недозволенные места, которые Николай успевал покрывать горячими поцелуями. В миг он оставил ее в чем мать родила. Пока она защищалась и отталкивала его, рука Николая скользнула вниз по животу. Эрика безуспешно пробовала остановить его руку. И когда ей это не удалось, она в отчаянье выдохнула: «Какой… ты бессовест…» Но Николай уже жадно целовал ее крепкие губы. Эрика последним усилием воли пыталась остановить неведомое ей ранее чувство. Но Николай своими ласками только сильней разжигал в ней этот костер. И уже трепеща всем телом, она сдалась. И таинство объединения двух жизней в одну окончательно скрепило узы их брака.

Николай, испытавший невыразимое счастье обладания любимой, понял, почему придают такую цену девичьей чистоте, когда ты можешь наблюдать на брачном ложе пробуждение юного существа, его чувственности. И он знал, что с этого дня для них обоих наступит время полного упоения чувств, когда этому будет сопутствовать и доверие, и любовь, и проблески неземного блаженства.

Утомленная любовью Эрика заснула в объятьях мужа.

Николаю нужно было подняться, и он осторожно снял с плеча головку жены, аккуратно положил ее на подушку, поцеловал Эрику в висок и поднялся с постели.

Уже окончательно рассвело. Обвязавшись полотенцем, Николай вышел на балкон покурить. А когда вернулся, чтобы заснуть блаженным сном рядом с женой, места уже не было. Эрика по–детски раскинулась поперек широкой кровати, положив руку под щеку, слегка подтянув одну ногу к животу. Ее длинные золотые волосы веером рассыпались вокруг головы. А мраморное тело на темно–синей атласной простыне казалось изваянным самим Господом Богом. И когда до Николая дошло, что она дарована ему на все времена, на глаза его навернулись слезы.

Он пошел в спальню матери. Принес постель и расстелил ее рядом с кроватью. Затем укрыл Эрику легким покрывалом, вздохнул и лег на пол, сразу же провалившись в сон.

* * *

Между тем время выезда в Алжир все приближалось. Николай понимал, что их ждут перемены и, возможно, не лучшего порядка. В различных инстанциях им постоянно внушали, что они советские люди и вести себя за рубежом должны только в соответствии с инструкциями и никак иначе. Волна внутреннего протеста поднималась в душе Николая. Сколько еще придется терпеть это. — «Вы советские люди» — мы божьи, а не советские. И Эрика не советская женщина, а его, и только его супруга, — возмущалось все в нем, и он разрабатывал план побега уже из Алжира, на тот случай, если Эдуарду не удастся им помочь.

Настал день вылета. И когда самолет был уже в воздухе, Николай прижал к своему плечу золотую головку жены и, облегченно вздохнув, подумал: «Мы на пути к свободе».

* * *

Гедеминовы подписались на все центральные газеты и ждали весточку от Эдуарда. В том случае, если побег молодых из Алжира удастся, советские центральные газеты сообщат об этом. Эдуард должен был написать в «Известия» письмо о том, как «плохо» живется в Германии вновь прибывшим немцам. Текст заранее оговорили, конечно, с расчетом, что газета добавит что–нибудь и от себя.

Наконец в январе следующего года дождались. «Изменник Родины» — гласила большая статья в столичной газете. Клеймили позором доктора геологических наук Плотникова Николая, попросившего убежища во французском посольстве. О нем писали сотрудники Центрального геологического управления, сотрудники института. Вспоминали его дурные качества, моральную неустойчивость, его карьеризм и многое другое, чем обычно клеймили желающих вырваться на свободу. Удивлялись, как власти прозевали и выезд матери изменника Родины. Здесь явно был хорошо продуманный план, строили догадки журналисты.

Огромный груз упал с плеч князя Гедеминова.

— Это первая ласточка, — сказал он радостно жене и добавил: — Это хорошо. И нам не нужно больше прилагать никаких усилий. Все пойдет само собой. Мы вырвемся на волю вместе с детьми, если даже на это уйдет десяток лет. А пока будем жить, обустраиваться и просто радоваться каждому новому дню. Это счастливое событие мы с тобой вдвоем отметим в ресторане.

Долгожданные встречи

Наступила зима. Маленькую Катерину Гедеминовым взять не разрешили. Надя, их домработница, вышла замуж за дьякона, и они удочерили девочку. Адель работала хирургом в Центральной клинике. Гедеминов, после выставки своих изделий, получил звание заслуженного художника республики и мог теперь полностью посвятить себя творчеству и занятиям с Альбертом и сыновьями барона фон Рена. Но мысль о старшем сыне не давала ему покоя. Сейчас появилась возможность увидеться с ним. Еще ему хотелось посетить могилу отца. Звало и золото Дончака, он должен был убедиться, что скалы все еще хранят его.

— Тебя что–то заботит? — спросила чуткая Адель.

— Да, — сказал Гедеминов. — Хочу летом побродить по дорогам юности. Я давно об этом мечтаю. А пока посмотри в окно, как густо ложится снег.

— Без Эрики скучно, — вздохнула Адель.

Гедеминов обнял жену:

— У меня есть одна прекрасная девочка, которую я очень люблю. Но ни разу еще не назначал ей свидания.

— Это я‑то девочка? Мне уже 37 лет. И когда юность успела сбежать от меня? Как время летит! — грустно ответила Адель.

— А чтобы напомнить тебе о юности, я прошу тебя быть завтра в семнадцать часов на автобусной остановке. Развеем грусть–печаль.

— Мы куда–нибудь поедем? Какая форма одежды?

— Валеночки и пуховый платок, белый, кружевной. Он тебе к лицу.

— Хорошо, — засмеялась Адель.

Весь следующий день Адель торопила время. У нее действительно не было ни одного свидания с Александром.

Зимний день был просто сказочным. Адель спешила домой. Крупные снежинки закружились в воздухе, падали ей на плечи, на лицо, и Адель подумала: «Удачный день для свидания». Она шла по длинному коридору барака и слышала, как Володенька репетирует что–то на скрипке и подумала: «Надо его побыстрей оформить в музыкальную школу. Соседей музыка раздражает. Но, ничего, к Новому году переедем в наш дом. Все идет к лучшему. Это Эрика нам счастье принесла. Храни ее Господь, там, на чужбине».

В распоряжении Адель было еще два часа. Надя пыталась посадить ее за стол, но Адель сказала ей:

— Спасибо. Ты так вкусно готовишь! Оставь все на плите. Мы с Александром Павловичем скоро вернемся. И, пожалуйста, проверь уроки у мальчиков.

— Я? — удивилась Надя. — Я и сама ничего не знаю.

— Знаешь, знаешь. Семь классов закончила.

Адель вынула шпильки, и густые волосы рассыпались по плечам.

— Волосы у вас такие красивые, — залюбовалась Надя и, вздохнув, сказала: — А у меня не растут. Сколько не пыталась отращивать, ничего не получается.

Адель ее уже не слышала. Она спешила принять душ…

В назначенное время она улыбаясь пошла на свидание к мужу. Легкие снежинки теперь даже не долетали до земли. Они просто кружились, то поднимаясь, то опускаясь. Когда она подошла к автобусной остановке, уже ничего нельзя было различить — сплошное белое безмолвие. Ни звуков, ни людей, ни машин, как будто она одна на земном шаре посреди зимы. И вдруг, появившись из ниоткуда, тоже весь в снегу, перед ней предстал Александр. Он расстегнул полушубок, полами укутал ее и прижал к себе:

— Долго ждала? Замерзла? — спросил он.

— Нет, не замерзла. Здравствуй, дорогой.

111
{"b":"547201","o":1}