* * *
Нет ничего приятней, чем подойти к утреннему газетному киоску, сунуть купюру продавщице и небрежно так, свысока:
— Такая–то газета есть?
И услышать в ответ:
— Продали уже почти все… Вот, возьмите, последняя…
«Такая–то» — это там где он, Обозреватель работает, в которую пишет.
Старая привычка — еще с подготовительно–университетских времен, когда он ходил по редакциям с торбочкой незамысловатых статей на коммунально–бытовые темы и таскал свои первые эксерзисы в «Московскую правду». Его теперешнее издание, конечно же, куда солидней, но привычка — она и у киоска привычка.
Скупив и просмотрев все газеты (а все газеты, разумеется, только и писали, что о трагедии), Обозреватель с удовольствием отметил правильность хода собственных мыслей относительно траурной заметки: две газеты, не сговариваясь, назвали печатные соболезнования «У него был честный взгляд», еще две — «Последний взгляд», три обыграли «час пик, который стал его звездным часом».
Вот так создаются журналистские штампы. Господа преподаватели спецкурса на журфаках, используйте, пожалуйста в своей многотрудной работе!..
* * *
Главный не обманул: через несколько дней Обозревателю действительно привезли видеокассеты — архивные записи с Останкино.
Бесчисленные «Взгляды», «Темы», «Поля чудес», «Часы Пик»…
Смотреть, не смотреть…
Во всяком случае, для сентиментальных воспоминаний материала — и так более чем: с лихвой хватило бы и на сентиментально–криминальный роман, даже с продолжением: «Влад Листьев убит‑2».
Сел за компьютер, просмотрел — много ли там еще про аквариумных рыбок писать?
Немного, вроде бы. Во всяком случае, успеет и то и другое.
Итак — начали: lех892, так, вошли в программу, текст, загрузить, директория, название:
УБИЛИ ЕЩЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА?
Да, теперь, после выступления Президента, после милицейских кордонов, пасмурного мартовского неба над Ваганьковским, после проникновенных слов, произнесенных над гробом, мы наконец поверили тому, во что верить отказывались: Влад Листьев убит. Убит жестоко, безжалостно…
Фу–у–у, как тяжело дается первый абзац!
Он всегда тяжело дается. Главное в таких материалах — дойти до половины, до «экватора», а потом — само собой покатит. Это как дизельная машина, как его «бээмвуха»: главное разогнать, а дальше несется, как танк Т–90 на Гудермес…
Ну, теперь о том, каким он парнем был, самое главное: читатель–идиот заглатывает эту наживку, как таблетку цитромона:
…он был остроумен, обаятелен и на удивление скромен: именно таким запомнили его и миллионы телезрителей, и коллеги. И теперь, когда мы поверили в его смерть…
Ну–ка, ну–ка, что там Коллега говорила?
Гений?
Ну, это уже чересчур. Героизация может стать утрированной, и тогда не статья получится, а пасквиль. Но слово подходящее. Ага: «добрый гений Останкино». Сгодится.
…никто никогда не знал и не узнает, как много он работал, как много делал. Для нас с вами. Ведь мы, россияне, зацикленные, закомплексованные, злые, ненавидящие друг друга и самих себя, становились добрей, свободней, раскованней… Его «Поле Чудес»…
Что–то друг не звонит — наверное, все–таки умудохали в этой Чечне больше пяти тысяч. Надо бы официальные цифры проверить — да некогда вот…
…кто, кто, у кого могла подняться рука на этого незаурядного человека, на такого человека? — этот вопорс задают сегодня не только…
Так всегда: когда проклинаешь этот маленький агрессивный аппарат, он дребезжит, как безумный, когда ждешь звонка — ничего нет.
Нет, наверное, боится, что проспорит: кажется, последняя официальная цифра была две тысячи…
Или нет?
…это позор, позор всего нашего общества. Агрессивность, которая…
Все–таки, если разобраться — телефон не так страшен. Ведь по телефону могут случиться и хорошие новости. Нечасто, правда… И все–таки: сколько в Чечне уже положили?..
…там, в подъезде на Новокузнецкой убили не Влада. Там убили всех нас: тебя, меня, всех, кто…
Может быть — самому позвонить? А–а–а, потом, когда для стейтсов халтура будет готова. Корм для гуппи — и кто его тут будет покупать по пятнадцать баксов за банку?..
…убийство произошло через неделю после того, как было официально заявлено о сокращении коммерческой рекламы, вплоть до её полного исчезновения с экранов и создания «общественного телевидения»… Как–то раз в беседе с коллегами Влад оборонил: безнравственно рекламировать корм для собак в стране, где многодетная мать получает пособие, на которое не проживешь и трех дней. Агрессивная телереклама, которая «промывает мозги» российскому телезрителю, способна…
Так, «козла» сделали. Прилагательные–то какие: агрессивная, безнравственная…
Что–то быстро идет материальчик. Не зря, значит, пол–Москвы исколесил, фактуры поднабрал, зарядился… Может быть, за сегодняшний вечер и рекламный текст про аквариумный корм успеется…
…прости нас, Влад. Ты ушел, но…
— Дзи–и–и–инь!..
Сейчас, сейчас — последний абзац.
Все, точка, записал на винчестер и — гуляй, Вася, жри опилки. То есть — «Абсолют–цитрон».
— Дзи–и–и–инь!..
Подошел к аппарату, скосил глаза на табло определителя: точно, приятель из редакции.
— Алло, — Обозреватель попытался придать своим интонациям как можно больше деланного безразличия, — это ты?
— Да.
— Сколько?
— Чего «сколько»?
— Ну, положили наши славные генералы, слуги царю, отцы солдатам, наследники Суворова и Кутузова?
— Тыщи три будет. Я вот что хотел предложить: давай я к тебе подъеду сейчас, у меня литр «Абсолюта».
— Аванс?
— Считай, что да. Ты свободен?
— Как раз минуту назад материальчик добил, приезжай. Ты откуда?
— С Тверской. Через десять минут буду. Я на такси…
— Ну, жду…
Положил трубку, прошел в зал, включил телевизор и от нечего делать вставил в прямоугольник рта видака кассету — из тех, из принесенных.
«Тема».
Хорошая идея: телевизионное шоу плюс школьный урок; с поднятием руки, с ответами с места…
Впрочем, идея не нова…
Обозреватель со вздохом посмотрел на экран.
Листьев — в своем клетчатом костюмчике, с микрофоном, улыбается в камеру:
— Наша «Тема» посвящена наемным убийцам, или «убийцам по заказу». Я хочу, чтобы никто из нас никогда не испытывал страха, что его убьют…
Обозреватель нажал на перемотку — нет, не то. Можно, конечно, использовать в качестве эпиграфа к материальчику — тем более, что «в тему» но, к сожалению, газетный обзор — не роман; эпиграф будет выглядеть слишком претенциозно и бесвкусно.
Перемотал кассету.
Дальше — «Час Пик». Собеседник, вроде бы, какой–то следователь или крупный чин то ли из ФСК, то ли из Прокуратуры. Беседуют об убийстве Холодова, похоже на то.
— Дзи–и–и–инь!..
Ну, на этот раз не привычное орудие пыток, не изверг электрический, не телефон — дверной звонок. Похоже, кстати, звучит; надо бы на мелодичный поменять, да никак руки не доходят. Вот, халтурка про рыбок продастся — тогда…
— Дзи–и–и–инь!..
Друг, наверное, с «Абсолютом–цитрон». Ну, шас загудим… А завтра можно будет курьера из редакции вызвонить, через него передать и — еще по «Абсолюту»…
— Дзи–и–и–инь!..
Иду–у–у!..
* * *
Обозреватель уже шагнул по направлению к прихожей, но в последний момент замешкался и невольно посмотрел на телеэкран.
Листьев, серьезно, с прищуром глядя на собеседника, спрашивал:
— Версия, которая выдвигается это политическое, заказное убийство. Кто, по–вашему, мог его заказать?..
«Сектор «Банкрот», все ваши очки сгорают»
…огромный «chrisler» цвета яичного желтка, довольно урча пятилитровым двигателем, катит по правой полосе бесконечной и унылой нью–йоркской street; он, сидя за рулем — высматривает, не поднимет ли кто hand, не проголосует ли?..
