— Знаешь ли ты, жулик, что полагается за это? — задумчиво спросил он.

— Я не жулик, — вяло сказал я. — У меня брешь в ванной. Для полного счастья мне не хватает только одной плитки.

— А мне после наезда на столб для полного счастья не хватает всего одной фары для «Жигулей», — почти трагически произнес он. — Но я же не пытаюсь снять фару с чьей-нибудь машины!

Я посмеялся над ним:

— Мне бы ваши заботы! Я механик «автосервиса» и хорошо знаю, что фары у нас есть.

— А очереди на два месяца? — уже менее трагично спросил он.

— Очередь тоже имеется, — подтвердил я.

Мы посмотрели друг на друга просветленно.

— Как мало человеку надо для полного счастья! — глубокомысленно сказал он.

— Да, — подтвердил я. — Мне нужна всего одна плитка кафеля, а вам всего одна фара.

— А главное, человеку надо, чтобы его понимали. Вы понимаете меня?

— Понимаю, — заверил я его. — Приезжайте ко мне завтра — поставлю фару без очереди.

— И я понимаю вас, — заверил он меня. — Можете взять вон тот ящик кафеля.

Так я заделал свою брешь. А заодно и потолок в ванной выложил кафелем. И обрел внутренний покой. И все благодаря — подумать только — какому-то ерундовому столбу, на который наехал мой новый знакомый.

За окном лениво порхали снежинки. Шармаев пытался подсчитать, сколько их пролетает в оконном проеме за одну минуту, но налетал ветер и снежинки устремлялись кверху, как бы издеваясь над Шармаевым и сбивая его со счета. Как председатель колхоза Шармаев мыслил аналитически: каково там его коровушкам на ферме без крыши, велик ли снежный покров на их пятнистых боках.

В кабинет через открытую форточку впорхнула снежинка. Шармаев вскочил и, обогнув стол, бросился за снежинкой, которая почему-то направилась к двери. Он пытался поймать ее, как муху, в кулак, чтобы определить, насколько она холодна, но дверь открылась и снежинка то ли упорхнула, то ли растаяла, а на пороге появилось существо в ситцах.

— Ты кто? — спросил он.

— Посланница неба! — почему-то басом ответило существо.

Шармаеву сделалось жутковато. Хотя перед ним и стояла самая обыкновенная цыганка, в появлении ее было нечто мистическое. Появилась она вместо исчезнувшей снежинки и, кстати, заявляет, что она тоже оттуда, с неба.

— Чепуха какая-то, — сказал Шармаев, захлопнув на всякий случай форточку и заняв официальную позу за столом. — Чем могу служить?

Путаясь в длинных юбках, цыганка подошла к столу.

— Дай руку, красавчик! — обратилась она к председателю.

— Это еще зачем! — испугался Шармаев и спрятал руку под стол.

Но цыганка зашла сбоку и, вцепившись в правую руку хозяина кабинета, извлекла ее из-под стола. Шармаев пытался выдернуть руку, но не смог. Цыганка обладала неженской силой, и в этом Шармаев усмотрел тоже что-то сверхъестественное.

Взглянув на ладонь Шармаева, гостья пришла в неописуемый восторг.

— Не может быть! — забасила она. — Редчайший случай! Впервые в моей практике!

— В чем дело? — похолодел Шармаев.

— Не пугайся, красавчик. У тебя все линии перекрещиваются. А каждый перекресток — это счастье. Судя по всему — трудовые успехи.

— А нельзя ли поконкретнее? — заинтересовался Шармаев.

— Вижу лысого мужика. Если его голову повернуть подбородком вверх, он станет рыжим. Нос у него кривой, уши торчат.

— Не пойму: у кого будут трудовые успехи — у меня или у этого лысого? — спросил Шармаев.

— У тебя, но через него. Без помощи лысого не построить тебе счастья в личной и общественной жизни. Не говоря уже о служебной. Запомни: нос кривой, уши торчат, если голову повернуть, сделается рыжим.

Взяв за гаданье рубль, цыганка исчезла. Весь остаток дня у Шармаева ныла рука, а ночью снилась совершенно лысая цыганка, и он, Шармаев, предсказывал ей по лысине будущее.

И что удивительно, — на другой день под окном председательского кабинета топтался рыжебородый незнакомец в шляпе. Шармаев приник к стеклу, вопросительно глянул на незнакомца, и тот снял шляпу. Под шляпой оказалась лысина. Нос у мужчины был свернут набок, а уши торчали на голове, как переросшие опята. Шармаев мысленно крутанул голову лысого на сто восемьдесят градусов, и тот превратился в рыжего.

— Строим и ремонтируем, — певуче закричал лысо-рыжий незнакомец, и Шармаев вспомнил, как во времена его детства по деревням ходили мастеровые люди и кричали: «Лудим кастрюли и чайники!»

— Эй, любезный, войдите, — открыв форточку, пригласил Шармаев мужчину.

Тот не спеша, с чувством собственного достоинства направился в контору.

— В общем-то чертовщина, конечно, — нерешительно сказал Шармаев, когда незнакомец важно уселся перед ним, — но вчера одна гражданка утверждала, что именно вы или, вернее, человек с вашей внешностью будет, так сказать, кузнецом моего счастья. Не поясните ли, что конкретно вы строите и ремонтируете?

— Мы — летучая стройбригада. А возводим и латаем все, что вашей душе угодно. К примеру, можем покрыть вашу ферму. А будет у фермы крыша — вот вам и счастье. Удои повысятся. В передовики попадете. Впрочем, не навязываемся — заказчик всегда найдется.

Он встал и направился к выходу.

— Куда же вы! — бросился за ним Шармаев, испугавшись, что упустит свое счастье. — Достройте мне ферму.

— Честно говоря, мы такую мелочевку не берем, — нежно поглаживая свою лысину, сказал мужчина. — Но раз уж вы так просите… Оформляйте договорчик на три тысячи. Через несколько дней вы вместе с вашими коровами обретете счастье.

И действительно, крыша была сооружена в рекордно короткий срок.

Правда, и простояла она всего неделю. Когда шабашники скрылись с колхозными тысячами в неизвестном направлении, племенному быку вздумалось почесаться о косяк, и крыша рухнула.

— Обманула меня цыганка! — негодовал Шармаев. — Плакал мой рублик!

А через полгода он прочитал в районной газете заметку о разоблачении афериста, который переодевался в цыганку и облегчал бригаде строителей-халтурщиков, с которой орудовал заодно, получение заказов.

Перевод с башкирского Э. Полянского.

— Любите, цените друг друга. Дай вам бог жить и состариться вместе, — такие тосты произносили на свадьбе Вано и Нуцки.

Но не получилось. Вано покинул этот свет гораздо раньше, чем его подруга.

— Немудрено! — судачили соседи. — Это она его своей скупостью раньше срока загнала в могилу. Сам-то Вано был хлебосольный и щедрый.

Да, такую скрягу, как Нуцка, поискать. Еще муж немного сдерживал ее. А когда овдовела, тут уж дала себе волю. На все свой кладовые и чуланы навесила замки величиной с бычью голову. И днем и ночью ключи у нее за пазухой. Если даже кто-то с голоду будет помирать — не даст куска хлеба. Более того, в масленицу, когда все добрые хозяева открывают свои запасы сыра и масла, Нуцка до них и не дотрагивается.

У нее и араки немало хранится в пыльных бутылях. Выдержанная, старая арака. Ровесница Зыги — молодого соседа Нуцки.

А Зыга был не дурак выпить и закусить, особенно на чужой счет. И запасы скупой соседки не давали ему покоя. Частенько он про себя размышлял: «Как же мне подобраться к этой сквалыге? Какой ключ подобрать к ее черствому сердцу? Какую нащупать у нее слабую струнку?»

И вот однажды рано утром постучался в двери соседки.

— Заходи, пожалуйста, Зыга. Что стучишь, как посторонний?

«Небось к пустому столу приглашаешь, ведьма», — подумал Зыга, а вслух сказал:

— Заходить я не буду, Нуцка. Пришел рассказать тебе, что видел во сне.

— Что же ты видел, о мой дорогой сосед? — спросила Нуцка.

— Всю ночь я беседовал с твоим мужем.