В дни хаоса, когда военные моряки были единственными защитниками Бреста и никто не знал, где находятся оборонительные линии или когда союзники начнут наступление, в злосчастном порту оставалось только две лодки: «У-953» и «У-247». Заканчивался их ремонт в доке, который позволял надеяться на то, что они вырвутся на свободу. Первой вышла и попыталась прорваться на родину «У-247». Она погибла со всем экипажем. Теперь оставалась только моя подлодка.
19 августа «У-953» посчитали наконец пригодной для выхода в море – с некоторыми ограничениями, правда. Дизели находились в плачевном состоянии. Давно следовало заменить аккумуляторные батареи, но для этого не было ни материала, ни времени. Короче, ремонт сделали только профилактический. Разумеется, у нас не было возможности совершить учебные погружения или опробовать «шнеркель». Опираясь на самоотверженность и неутомимость каждого подводника, мы удвоили свою бдительность на вахтах, стараясь предупредить попытки французских подпольщиков совершить диверсию на нашей лодке. Нам удалось запастись горючим и продовольствием. К моему изумлению, мне было приказано не брать на борт торпеды, но загрузить лодку и трубы торпедных аппаратов ценным оборудованием и приборами, а также вывезти с собой из западни высокопоставленных лиц. Этот ценный груз было предписано доставить в южный порт Ла-Рошель, откуда гражданские лица могли еще добраться домой через Францию.
Я критически проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что, если лодку предназначили для спасения гражданских лиц, то тем более в этом нуждались оставшиеся подводники с «У-415». Получив разрешение Винтера взять их на борт, я разыскал всех своих парней, отправленных в окопы, сводил их подлечиться в госпиталь и попрощался с теми подчиненными, которые были вынуждены из-за ран остаться в осажденном Бресте. Затем я приказал обеим командам оставить на суше все ненужные вещи и проследил за их уходом из компаунда базы. Когда мы прибыли на пирс, я столкнулся с большой группой плачущих и жестикулирующих гражданских лиц, французов и немцев, которые пытались пробиться на борт подлодки. Охрана стремилась оттеснить возбужденных людей обратно на пирс. Некоторые из них были настолько агрессивны, что их пришлось взять на мушку, чтобы держать на расстоянии.
Объединенная команда быстро выстроилась для переклички на кормовой палубе. Шесть штатских с напряженными лицами стояли на мостике. Старпом сообщил о численности людей на лодке. Всего оказалось 99 человек – на 45 больше, чем предусмотрено инструкцией. Стремясь умерить страсти оставшихся на пирсе людей, я, умышленно повысив голос, произнес:
– Хочу подчеркнуть, что этот переход будет одним из самых тяжелых. Экипаж лодки должен находиться на боевых постах. Основная ответственность ляжет на плечи постоянной команды, ей поможет, если необходимо, экипаж «У-415». Работать, принимать пищу и спать придется не меняя своего места. Исключить лишние передвижения и разговоры. В санитарных целях будут расставлены в удобных местах жестяные банки. Хочу, чтобы вы знали, что прибрежные воды кишат кораблями противника, наши шансы пробиться весьма незначительны. Десять к одному, что мы не прорвемся сквозь заслон из британских кораблей в Ла-Рошель, так что не питайте иллюзий. Нужно быть готовыми к немедленному выходу в море. Ни шагу с лодки, какие бы ни были причины.
Я распустил строй подводников и повернулся к шести штатским. Они с ужасом узнали о предстоявших опасностях. Двое схватили свой багаж и поспешили покинуть лодку. Меня позабавил и обрадовал их уход. Он давал нам хоть немного, но больше пространства. Четверо более храбрых последовали за мной под палубу. Центральный проход и все отсеки, кроме помещения центрального поста, были завалены крупногабаритным оборудованием, деревянными ящиками, чемоданами и картонными коробками. В носовом торпедном отсеке грузы были уложены в днище, на свободных от торпед стойках, в торпедной трубе. Я сказал четырем гостям, чтобы они никуда не уходили, оставив их там в полном смятении.
Затем я отправился доложить Винтеру о готовности подлодки к выходу в море. Когда я поднимался к верху холма по извилистой тропинке в компаунд, то слышал глухую дробь пулеметов на севере и увидел адъютанта Винтера, спешившего вниз. Запыхавшись, он сообщил, что я должен взять на борт еще четырех специалистов, которых рейх не может позволить себе отдать американцам. Поскольку эти ценные персоны не могли прибыть на лодку до утра, наш выход в море откладывался на 24 часа. В негодовании я повернул обратно к пирсу, потому что было ясно, что чем дольше мы оставались в порту, тем труднее будет пробиться сквозь блокаду в Ла-Рошель.
Вскоре в корпусе лодки распространился аромат гуляша. Подводники и гости, усевшись на ящики, чемоданы, трубопроводы и койки, поглощали ужин, который, как им казалось, был последним в порту. Радио передавало приятную мелодичную музыку. Я сидел за крохотным столиком в своем углу и составлял план перехода, когда музыка затихла и английский диктор стал передавать новости: «Передача адресуется нашим друзьям – подводникам в Бресте. Наступило время для вас прекратить участие в боях. Если вы выйдете из порта с белым флагом на своем перископе, мы отнесемся к вам с уважением. Но если вы решитесь сражаться, то вам грозит быстрая гибель. Я с большим волнением говорю это вам, экипажу „У-953“, которому снова придется выходить в море. Могу сообщить, что десятки британских эсминцев ожидают встречи с вами. Они отправят вас на дно, если вы осмелитесь воевать. Предупреждаю, это будет ваш последний…»
Это было уже слишком. Я сердито крикнул в радиорубку:
– Убери из эфира этого кретина, найди музыку!
– Но, герр капитан, – сказал радист, – это единственная радиостанция, которую мы можем поймать в бункере.
– Тогда крути пластинки.
Утром 21 августа на борт подлодки прибыли последние четверо гостей с большим багажом и приборами. Я не разрешил им взять столько багажа, и после горячей перепалки новички расстались с личными вещами. Я поместил их в кормовой торпедный отсек и сказал, что они не должны выходить оттуда ни при каких условиях, должны есть, спать и, возможно, умирать там. Затем я приказал плотно задраить люки лодки, выключить радио и поставить подзарядку батарей на полную мощность. Когда я сошел с лодки, оба дизеля дымили и рокотали на мелководье стоянки.
