В ,,Мотылекˮ приходили и уходили, но Варуша усердствовал разбавлять одиночество и кровь содержимым бутылки. Опорожнив одну, с хрустом свернул колпачок со второй. Спиртное помогало не думать. Совсем. Позволяло не помнить. Никого. Позволяло анальгировать чувства и их как будто не было. Ни самих, ни их признаков. Ощущение марионеточности нивелировалось. Поиграв, тебя оставили впокое и ты этим покоем наслаждаешься.

  Варушу о чем-то спрашивали. Он не отвечал, чтобы не разрушить шаткой внутренней сбалансированности: Не хочу, не буду, не могу и не надо. Какая-то женщина скромно ему улыбнулась. В другое время он конечно бы ответил. Он, конечно, попытался бы свести с ней короткое знакомство. Он, конечно, угостил бы её знаменитым здешним карпаччо. Он напросился бы её проводить. Он, конечно, настоял бы по пути зайти к нему. Он бы оставил её ночевать у себя. Он долго бы её раздевал, путаясь в её пуговицах, застежках, крючках и резинках. Толкался бы носом в шею, в яремную ямку, в грудь, в пупок, в... Блаженствовал, вдыхая смесь запахов разгоряченного тела, духов и непослушных волос. Он бы провел бессонную ночь. Возможно, лучшую. Волшебную. Он бы сделал женщину счастливой, ибо обходился бы с ней, как с женщиной, а не как с приложением к пиз...е. Возможно, сам был, сделался счастлив, забывшись сном не от спиртного, а от приятной усталости, доброй опустошенности, от её запаха и её вскриков. Так бы оно все и происходило. Но не сегодня. Сегодня он топил себя в алкоголе и не желал впускать посторонних в душу. Ни за ласки, ни за деньги, ни за дружбу. Когда закончилась выпивка и заполнилось место, куда её вливать, он воспринял как доказательство, у него ничего не осталось. Варуша вывалился на улицу под неугомонный дождь. На востоке бледнел горизонт. В сером небе ни грамма розового. Светло-серо и всего лишь. В нем четче проступали контуры крыш домов, уполовиненный силуэт телемачты, виделась облупившаяся зеркальность высоток и черная звезда одной из башен. Но это вверху. Внизу все та же темень, сырость и удручающая тишина.

  Варуша пошатываясь, брел по улице. Все его планы - полчаса добраться до дому. Два часа поспать. Полчаса привести себя в божеский вид. Еще полчаса до хором Богуша. Он так планировал, пока в одной из подворотен не увидел знакомую фигуру. За оружием не полез. Даже не сделал попытки. Сморгнув с век слепившие дождинки, криво улыбнулся.

  − Что белоглазый? Намокнуть боишься? Тогда лезь обратно, − Варуша указал в землю.

  Фигура подалась назад и слилась с мраком. Варуша сделал несколько шагов в темноту, убедится, не померещилось ли? Но зачем убеждаться, если он твердо знал, видел белоглазого. Гусятник задрал лицо к небу. В этом мире у него остался только дождь.

  ***

  9.

  Чтобы поспевать за Пахой, шагал как заведенный, Чили затеяла с ним разговор. В основном спрашивала. Парню пришлось сбавить темп хода. Не орать же за пятьдесят метров.

  − А сколько еще идти?

  − На вал подымимся, − Паха указал подъем. - Там по ровному месту километра три.

  То, что еще пылить по полынному полю добрых полверсты, он уже в расчет не брал. Половину отмахали.

  − А зачем нам туда?

  − Потолковать с одним человеком, прежде чем в город соваться. Кто под кем ходит. Кто чью сторону держит. Полезно знать. К тому же надо Панде отдать Крабовую Вонь. Он из нее мазь сварганит.

  − Тебе?

  − Нет, − Паха рассмеялся. - Мне пока не надо.

  − А чего его Пандой зовут?

  − Диван любит давить.

  − А что панды на диванах живут? - не одобрила Чили наговор на симпотных мишек.

  − Настоящие не знаю, а этот только на них и толчется.

  − А всамделишное имя как?

  − Кто его знает. Он не говорит, я не спрашиваю. Хороший человек, да и ладно.

  − Откуда известно, что хороший?

  − Кто? Панда? Хлебом-водой делился и ничего не просил, в ночлеге не отказывал и в спину не стрелял, уже хороший.

  − Странный критерий.

  − А других здесь не существует. Может где и по-другому о человеке судят, а в этих краях так.

  Паха остановился. Среди полыни небольшой бугор сплошь в землянике. Ярко-алая россыпь радовала глаз.

  − Ух, ты, куда спряталась!

  Он собрал несколько спелых крупных ягод. Пожевал, причмокнул от удовольствия. Смотри, какой гурман, выискался!

  − А мне можно попробовать? - напомнила Чили о себе.

  − А кто не дает?

  Ради любопытства девушка сорвала понравившуюся ягодку. Обдула пыль. Мммм! Вкуснота!

  − Интересно кого здесь зарыли? - вертелся вокруг ягодника Паха.

  Увидев удивление девушки, пояснил.

  −Это в лесу она по полянкам, да на буграх, на солнцепеке растет. А в таком месте обычно на могиле. Удобрение и все такое прочее. Мне фермеры рассказывали.

  Больше ягод Чили не рвала. Почему-то представился череп с земляничными глазами и земляничным носом.

  Поднявшись на вал, отдохнули в тени тополей.

  − Это что? Ровное? - возмутилась Чили пахиной дезинформацией.

  Поле в сплошных рытвинах, колдобинах, ямах. Идти, ноги переломаешь! Не поленилась, обошла дерево, разглядеть путь. Наткнулась на предупреждение: Мины!

  − Мы так пойдем? - засомневалась Чили. Надпись-то он хоть прочитает?

  − Чисто тут, − ворчит Паха. - Гусятники разминировали.

  Чили уже научилась различать по тону своего спасителя, когда хочет рассказывать, а когда нет, а когда и вовсе лучше и не допытываться. Правду узнала, спрашивая совсем о другом.

  − Ты про самоедов говорил в лесу. Кто они?

  − Люди. Обыкновенные. С загибом с небольшим.

  − С каким загибом? - Чили почему-то подумала перво-наперво о людоедстве.

  − Отказались от всего. Пользуются тем, что могут создать своими руками, а едят то, что дает лес и река.

  − Ходят в шкурах, занимаются собирательством и охотой, − пошутила Чили.

  − Огонь тоже сами добывают, − дополнил Паха.

  Девушке показалась, он воспринял её слова с некоторым раздражением. Будто она пошутила не просто над кем-то, а над его родней.

  − И где они сейчас?

  − А вот тут, − Паха кивнул на изрытое поле. − Их гусятники на два раза здесь прогнали.

  − Зачем?

  − Мешали.

  Чили не поняла, кто именно мешал гусятникам. Самоеды? Мины? Но гнать людей на верную смерть? Не может быть никаких уважительных... да что там! Никаких не может быть причин так поступить!

  Через полчаса ходьбы стали хорошо различимы первые улочки и дома.

  − Название у населенного пункта имеется?

  − Ага. Тот, что за полем.

  − Оригинально. Кто придумал?

  − Тот, кто выжил.

  К городку вел асфальт, продырявленный тополиной порослью. В кюветах разноцветные кузова легковушек.

  Вошли в первую улицу. Часть домов разрушено, и гадать не надо - людьми. Часть, растрескавшись стенами, развалилось от времени.

  − Нам туда, − показал Паха в сторону промышленного здания. Пятиэтажка с большими окнами из стеклянных блоков, где целых, где выбитых.

  − Твой Панда один живет?

  − Один.

  − Не очень-то тут здорово, − рассматривала Чили запустение.

  − А куда ему податься? Здесь кантуется. Раньше не так было. Народ кое-какой обитал. Потом уже тюхалы и кенты наповадились, вытаскали все, что хозяева побросали. И не только тюхалы. Тут многие поживились.

  − И ты в их числе? - догадалась Чили.

  − Вон в том доме столовый набор ложек и вилок, нашел. На двадцать четыре персоны! Сменял на кексы.

  − На сладенькое прибило?

  − Матери хотел отнести, − обиженно произнес Паха.

  Чили уловила. Не на нее обида. На себя. Не угостил.

  − Мне годов девять было.

  − Годов... Лет, − поправила его Чили.

  − Ну, лет, − не стал, спорит Паха. - Раза три здесь бывал. На первое оружие зарабатывал.

  Он заскочил на бетонный колодец. Оглядел в бинокль улицы, дворики, домики, чахлые садики. Не торопился. Торопыги долго не живут.

  − Тихо, − недоволен Паха.