— Вы же знаете, что я тут ни при чем. Это ваша вина, что вы не смотрели, куда едете. — Она посмотрела на него, стараясь держаться храбро, хотя на самом деле у нее тряслись коленки. На нем снова была надета его дурацкая шляпа. Ничего удивительного, что он ничего перед собой не видит.

Он ухмыльнулся.

— Эй, послушайте, разве это я наехал на вас задним ходом?

— Нет, вы наехали на меня передним ходом.

Они впились друг в друга глазами. У них снова начинался очередной психологический поединок. С тоской вздохнув, он снял шляпу и пробежал пальцами по растрепанным волосам. Это уже становилось привычкой. Дурной привычкой.

— Слушайте, я не могу тут стоять с вами бесконечно и спорить. У меня работа.

— У меня тоже, — возразила Фрэнки. Черт. Работа. Она уже почти про нее забыла.

— Таким образом, я полагаю, что нам надо обменяться телефонными номерами. Для улаживания проблем по страховке. — Последнее слово он особенно подчеркнул.

Фрэнки почувствовала, как у нее сжимается желудок. С ее английским акцентом он наверняка имел все основания подозревать, что она не застрахована. Она смотрела, как он шарит в заднем кармане своих выцветших «левайсов», на два размера больше, чем надо, потом в кармане потасканной кожаной куртки с дырой на одном рукаве, и решила сблефовать. Она не скажет ему правду, с какой стати? Их отношения вряд ли можно назвать дружественными. Ему, скорее всего, доставит величайшее удовольствие позвать копов и упрятать ее в тюрьму. От этой мысли ее внутренности похолодели. Перспектива представлялась не такой уж нереальной, и дело тут не в ее разыгравшемся воображении, а в самом настоящем предчувствии.

В конце концов он нашел какую-то старую шариковую ручку с обгрызенным концом. Она посмотрела на нее. Очень хорошо, что у него такая ручка. Перед ее мысленным взором блеснул образ другой ручки фирмы «Мон Блан», которую Хью всегда держал во внутреннем нагрудном кармане своего пиджака.

— Итак, как ваше имя?

— Фрэнки… Фрэнки Пиклз. — Потом она назвала номер Ритиного телефона, чувствуя, как от стыда ее лицо заливается краской.

Он накорябал его на внутренней стороне спичечного коробка, а затем, оторвав от него кусочек, точно так же накорябал свое. И протянул его через окно.

— А это мое.

Она взяла его дрожащей рукой и бросила взгляд на написанное. И тут только до нее дошло. Неожиданно аккуратным почерком, хотя и расплывшимися чернилами, там был выведен телефон, а под ним имя: Рилли. У нее упало сердце. Это был ее новый босс.

…В студии было полно народу и царила муравьиная суматоха. «Крутые парни» с пивными животиками и в майках с эмблемами хэви-метал взбирались на подмостки высотой двадцать футов, в то время как тощие «инфернальные личности, выходцы с того света» с черными повязками на лбу и татуированные черепом и костями монтировали осветительную аппаратуру стоимостью в сотни тысяч долларов. Скелетоподобные стилисты, с головы до пят во всем черном, сновали по всему павильону с ворохами одежды в руках, а художественные ассистенты разгружали инвентарь и паниковали по поводу того, что, возможно, они что-то забыли. В дальнем углу павильона команда визажистов суетилась со своими губками и тональными кремами.

Подальше от опасных зон разместились директор, продюсер и заказчики. С царственным величием они сидели на высоких парусиновых стульях и обозревали разворачивающуюся у них перед глазами сцену. При этом они обсуждали «концепции» и «фирменное лицо продукта», пили кофе со сдобными булочками и пончиками, которые поставлялись сюда Ширлином — разорившимся техасцем, который сперва работал в аэрофлоте, а потом стал возглавлять отделение общественного питания в Голливуде. Ширлин уже давно работал с особо влиятельными директорами Западного побережья и хорошо знал их вкусы: он всегда заранее, с вечера, загружал свой прицеп свежими продуктами от фирмы «Криспи Крем Донат» на улице Ван Нуис.

Сегодня компания «Пасифик продакшн» снимала рекламный ролик для продвижения нового, «абсолютно натурального» зернового продукта, который по каким-то причинам требовал антуража джунглей, пары настоящих львов (которые без устали мерили шагами свои клетки и провожали голодными глазами каждого проходящего мимо них человека, в то время как дрессировщик, лысеющий мужчина лет пятидесяти, осторожно кормил их сквозь прутья белыми мышами) и одетого Тарзаном актера. Будучи новичком в этом деле, Фрэнки не могла взять в толк, какая связь существует между всеми этими предметами и зерновым продуктом, но ведь ей и не платили пятьсот тысяч долларов за то, чтобы она брала это в толк. Вместо этого ей платили сто пятьдесят долларов за то, чтобы нагруженную, как ослицу, двумя треножниками, тремя рефлекторами, сумкой для камеры, чемоданом с лампочками и бог знает сколькими рулонами пленки, ее можно было бы гонять в хвост и гриву по всему павильону.

Чувствуя себя как новичок в школе, она нервно отошла в сторонку и разглядывала павильон, который разворачивался перед ней, как огромный самолетный ангар. Все здесь было для нее совершенно незнакомым. Она жадно рассматривала всех этих серьезных, очень занятых людей. Таких уверенных в себе. Таких устрашающих.

— О, привет! — К ней подкатила женщина породы Ла-Ла, одетая в штаны хаки (размер не иначе как нулевой) и завязанную на невообразимо тоненькой талии белую рубашку. Она была оснащена по всем правилам производственной техники: планшет для записей, пейджер, уоки-токи. А ведь ей, по всей видимости, не более девятнадцати. Фрэнки мельком глянула на нее и немедленно пожалела о своем решении явиться на работу в старых джинсах, как на воскресную загородную прогулку. Вместо того чтобы выглядеть, как временный работник, то есть модно и привлекательно (например, как мисс Хаки), она выглядит как старомодная, непривлекательная и бесформенная старая калоша. — Меня зовут Тина, я из производственного отдела. — Очевидно, работа Тины заключалась в том, чтобы встречать и приветствовать всех вновь пришедших в съемочный павильон. Она просто излучала доброжелательность. Создавалось впечатление, что раньше она работала продавщицей в магазине и усвоила все профессиональные приемы. — А вы ассистентка Рилли?

— Да, — с обидой в голосе произнесла Фрэнки.

Ассистентка Рилли! Эти слова — просто пощечина для ее эго. Она испытывала жгучую боль от того, что из всех фотографов Лос-Анджелеса она ухитрилась угодить в ассистентки именно к нему. Ей казалось, что она этого не переживет. Особенно когда ей пришлось стоять на улице возле его грузовика и, не говоря ни слова, терпеливо сносить, как он грузил ее, как шерпу. Она, конечно, понимала, что он делал это не из плохих побуждений и в конце концов тоже взял внушительную ношу (гораздо более внушительную, чем нагрузил на нее), но ничего не могла с собой поделать. Она хотела сказать ему, чтобы он подавился своей работой, чтобы отправил ее туда, куда даже солнце не заглядывает, но ей пришлось проглотить свою гордость и отправиться вслед за ним. Ей очень нужны были деньги. И сейчас более, чем когда-либо.

Своим стильным квадратным ногтем Тина прошлась по списку имен в своем планшете и напомнила Фрэнки одну из тех красивых девушек, которые стоят возле охранников у дверей торгующих наркотиками баров в Сохо и с наглым видом объявляют дрожащим клиентам, не имеющим счастья водить компанию с разными Робби Уиллиамсами и Бобби Ричардсами, что они «в списке не значатся» и поэтому им вход запрещен. Но Тина совсем не была похожа на сволочную и зловредную англичанку. Она была полной энтузиазма и доброжелательной американкой.

— Чудесно! — зачирикала она, черкнув какую-то закорючку в своем планшете. — Ваше место возле декораций джунглей, и поэтому… — Тут ее слова были прерваны назойливым прерывающимся бибиканьем пейджера. — О да, мужчина, — выдохнула она, хватаясь за голову и без всякого перехода переходя от радости к трагедии, как плохая начинающая актриса. — Мне срочно нужно в костюмерную. Подождите здесь. — Она отчаянно взмахнула рукой по направлению к клеткам со львами и устремилась через павильон, громко разговаривая по уоки-токи и пытаясь добиться правильного соотношения между «крайней озабоченностью» и «полным самообладанием».