Эмили, немного смутившись, выполнила просьбу отца.
За дверью раздались тяжелые шаги. Они становились все громче, и наконец в поле зрения возникли какие-то силуэты, которые затем превратились в двух охранников, сопровождающих мужчину в свободной серой одежде.
Охранники усадили пациента за стол приблизительно в десяти футах от отверстия, сквозь которое на него смотрели Де Квинси и Эмили.
– Доктор Арбетнот, нельзя ли его переместить поближе? – попросил Де Квинси.
– У меня четкие инструкции, и они это запрещают.
– И охранники должны стоять рядом с ним?
– Да.
– Эдвард Оксфорд, мое имя Томас Де Квинси. А это – моя дочь Эмили.
Когда Оксфорд выстрелил в королеву Викторию, он был восемнадцатилетним юношей, щуплым и низкорослым, с почти детскими чертами лица. Теперь он прибавил в весе, вероятно из-за жирной пищи, которой кормили в лечебнице. Оксфорду исполнилось тридцать три года, но дряблые щеки прибавляли ему возраста. Некогда длинные темные волосы были теперь коротко острижены и уже начинали седеть.
– Я незнаком с вами, – недоверчиво ответил Оксфорд.
Де Квинси и Эмили пришлось наклониться к окошечку, чтобы услышать его слова.
– Лорд Палмерстон дал нам разрешение встретиться с вами, – сказал Де Квинси.
– Надо же, сам лорд Палмерстон!
– Мы хотим поговорить с вами о «Молодой Англии».
Оксфорд перевел взгляд на Эмили:
– Как можно говорить о том, чего, по мнению полиции, не существовало?
– Нас с дочерью больше интересует ваше мнение, – заверил его писатель.
Оксфорд продолжал смотреть на девушку.
– Нас было четыреста.
– Да, именно так сказано в документах, найденных в вашем сундуке, – признал Де Квинси.
– Там все сказано, – горько усмехнулся Оксфорд. – Мы взяли себе вымышленные имена. Втерлись в доверие к весьма влиятельным людям и ждали, когда Ганновер прикажет действовать.
– Вы говорите о правителе германского государства Ганновер? – Не дождавшись ответа, Де Квинси оглянулся на Эмили.
– Мистер Оксфорд, вы сейчас имели в виду старшего дядю королевы? – спросила она.
– Благодарю вас. Меня еще никогда не называли «мистер». Да, я говорил о Ганновере, дяде королевы. Ни к чему переспрашивать. Неужели о нем забыли за пятнадцать лет?
– Он умер четыре года назад, – объяснил Де Квинси.
Оксфорд продолжал демонстративно не замечать его и обращался только к Эмили:
– Он умер?
– Да.
– Ха. Мне говорили, что он хотел занять место Виктории, после того как мы арестуем правительство.
– Кто говорил?
– Другие члены.
– Члены чего?
– «Молодой Англии».
– Вот видите, насколько он безумен, – проворчал доктор Арбетнот. – Если пациент из-за вас перевозбудится, мне придется отвести его обратно в камеру.
– Мистер Оксфорд, вы не скажете, был ли членом «Молодой Англии» тот ирландский мальчик? – задала еще один вопрос Эмили.
– Какой еще мальчик?
– Когда вы выстрелили в королеву…
– Из незаряженного пистолета! – Оксфорд внезапно пришел в волнение и затряс кулаком.
– Рядом с каретой королевы бежал маленький ирландский мальчик в нищенской одежде, – объяснила Эмили. – Он просил ее величество помочь его отцу, матери и сестрам, чем отвлек охранников королевы. Кое-кто посчитал, что это была часть вашего плана.
– Часть моего плана? – озадаченно повторил Оксфорд.
– Пока охранники смотрели на мальчика, вы могли выбрать удобную позицию для выстрела.
– Из незаряженного пистолета! – Оксфорд ударил кулаком по столу. – Я ничего не знаю ни об ирландском мальчике, ни о его отце с матерью, ни о его сестрах. У нас была «Молодая Англия», а не «Молодая Ирландия».
– Я вынужден прервать свидание, – заявил доктор Арбетнот. – Уведите Оксфорда в камеру, – велел он охранникам.
Оксфорд заупрямился, не отводя взгляда от Эмили:
– Дайте еще мгновение посмотреть на вас.
Охранники потащили его к выходу, но он продолжал упираться.
– Вы очень красивая.
– Спасибо, – ответила Эмили.
– Я всего лишь исполнял приказы, и посмотрите, куда это меня привело! «Молодая Англия», будь она проклята!
Охранники увели пациента в темноту за сводчатой дверью, но его безумный взгляд до последнего цеплялся за Эмили.
Когда Де Квинси с дочерью вернулись в галерею, раздался еще один пронзительный вопль. Умолкли птицы в подвешенных к потолку клетках. Снова встревоженно подняли головы собаки, лежавшие под скамьями. Замерли в испуге посетители.
Только доктор Арбетнот не обратил на крики никакого внимания, торопясь проводить гостей к выходу.
– Я не мог допустить, чтобы вы продолжили беседу, – недовольно объявил он. – Потребуется не одна неделя, чтобы вернуть Оксфорду прежнее душевное равновесие. И чего вы добились? Лишь подтвердили давно известный факт: Оксфорд безумен.
– В некотором роде его слова совершенно разумны, – возразил Де Квинси.
– Вы уловили смысл в его бессвязном бреде? Постойте, до меня только сейчас дошло. Де Квинси! Господи! Так вы тот самый Любитель Опиума? И пилюли, которыми вы хрустели… Это опий! Тогда вам любой лишенный логики бред покажется разумным.
– Спасибо, доктор. Наша беседа была весьма познавательной.
Де Квинси и Эмили миновали охранника и вышли на холодный воздух.
– Ветерок освежает, – заметил Де Квинси, осматривая покрытую грязью лужайку.
Он протянул руку, и Эмили передала ему бутылочку с лауданумом.
– Что ты выяснил, отец?
– Что существует множество видов государственной измены.
– Кэтрин, прошу прощения, если я поставил вас в неловкое положение, – произнес полковник Траск.
– Из-за выходки сэра Уолтера? Вы ни в чем не виноваты. – Глаза Кэтрин решительно сверкнули, отчего она стала еще красивей. – Я была в своей комнате, но отлично все слышала. Как слышали соседи и кебмены. Когда вы уехали, он обрушил всю свою ярость на моего отца.
Они стояли возле камина в гостиной дома лорда Грантвуда. Траск коснулся руки Кэтрин. Дверь в комнату была приоткрыта, но подобная встреча наедине все равно считалась бы недопустимой вольностью, не дай родители девушки разрешения на свадьбу.
– Я боялся, что вам станет стыдно за меня. Ведь я не ответил, когда он толкнул меня в грязь.
– И к чему бы это привело? К ссоре на пороге нашего дома? Мы лишь еще больше опозорились бы перед соседями. Энтони, я горжусь вашей выдержкой.
– Тем не менее будьте готовы к пересудам, – предупредил Траск. – Меня считали героем войны. Теперь, возможно, кто-то решит, будто я трус. – Он старался отвести взгляд от губ девушки.
– Но что вы могли сделать одной рукой?
– Сказать по правде, я все-таки подрался с ним.
– Что? – переспросила Кэтрин удивленно и в то же время обрадованно.
– После ссоры с вашим отцом он приехал ко мне на Уотер-лейн. И наговорил много гадостей про ваших родителей.
– Что именно он сказал? – потребовала ответа Кэтрин.
– Сказал, что я вас у них купил и что ваши родители больше любят деньги, чем вас.
Щеки Кэтрин запылали.
– Купили меня? Как лошадь?
– Мы сцепились с сэром Уолтером перед дверью моей конторы.
– Что ж, по крайней мере, это произошло в переулке Уотер-лейн, а не здесь, на Хаф-Мун-стрит.
Полковник не сразу понял, что она имела в виду. Может быть, Кэтрин хотела выразить презрение к тому способу, которым разбогатели сам Траск и его отец?
Через мгновение девушка фыркнула, затем мелодично рассмеялась, а вслед за ней расхохотался и Траск.
В гостиную с недовольным выражением лица заглянул дворецкий. Пара постаралась взять себя в руки.
– Надеюсь, на этот раз вы сбили его с ног? – спросила Кэтрин.
– Конечно.
– Замечательно, – восхищенно сказала она.
– Даже дважды.
– Еще лучше. И всего лишь одной рукой. – Она провела ладонью по щеке полковника и прошептала: – Я люблю вас.
Платье с кринолином мешало Кэтрин подойти ближе, но она приподнялась на носки, наклонилась вперед и поцеловала его.