Петя опять вспомнил Лука и его scenius.

– Табуретка, – произнес он задумчиво.

– Готов, – сказал Аксель и похлопал Петю по плечу.

С Катей все было по-прежнему непонятно. Иногда Петя ее терял, она не брала трубку и пропадала.

Петя пробовал ей не звонить, но долго не выдерживал, ноги сами несли его в ателье, и когда он наконец ее видел, на какое-то время все в его жизни становилось на свои места.

В общем, было сложно. От себя она его не отпускала, держала на орбите, но и сказать, что она его девушка, Петя по-прежнему не мог.

В первый день лета он ее провожал.

– Давай-ка я тебя накормлю, – вдруг предложила она.

Есть Петя и вправду хотел, поднялись на седьмой этаж, Катя жила в соседнем с Антоном подъезде. В квартире она занимала комнату, очень большую, окна выходили на балкон невероятных размеров, с двумя мощными колоннами и лепниной.

– Балкон соседский, когда они гуляют по нему, могут и сюда случайно заглянуть, – предупредила она.

Она разогрела на кухне борщ, котлеты с макаронами и принесла все в комнату.

– Ешь давай.

– Без тебя не буду.

– А я с тобой выпью.

Катя достала из серванта бутылку крепленого вина и налила им по рюмке.

Выпили. Она долго на него смотрела.

– Знаешь, – вдруг сказала она, – оставайся-ка ты у меня. Зубную щетку я тебе найду.

На следующий день она исчезла. Дома ее не было, на звонки не отвечала, в ателье сказали, что взяла отпуск за свой счет.

Петя позвонил Вере. Та сказала, что вечером будет у Антона и он может после работы туда за ехать.

Весь троллейбус жарко обсуждал последние события – мясо подорожало на треть, а молоко – на четверть. Диагноз поставили сразу – Лысый во всем виноват, при Сталине цены только снижались.

Родителей Антона дома не было, вскоре приехала Вера, чувства ее переполняли, в метро она тоже наслушалась про мясо.

– Нет, ну нельзя же так примитивно мыслить, – не могла успокоиться она, – ведь никто не обратил внимание, что одновременно повысились и закупочные цены, теперь у крестьян не за копейки скот будут отбирать. Просто у нас в стране такой бардак с ценами, как еще все держится, не знаю.

– Какой бардак, Веруня? Цены годами не меняются. Десятилетиями, – возразил Антон.

– Это для тебя. Взял авоську – и вперед. А в экономике с ценами десятилетиями царит хаос. Ты хоть знаешь, что из отрасли в отрасль цены на одно и то же меняются в разы? Для сковородки сталь будет стоить в шесть раз дороже, чем для станка. Никто до конца не знает, кто кому платит и за что.

– Глупости.

– Эх, Антоша. В начале это хоть какой-то логике поддавалось, пусть людоедской: развивали тяжелую промышленность. Стали грабить крестьян, платили за хлеб и картошку гроши, а машины продавали втридорога. Назвалось это «ценовые ножницы». Ну а сейчас-то? Индустриализация давно позади, тяжелая и легкая промышленность в равном положении, так давайте выстроим прозрачную цепочку «производитель – потребитель», пусть он платит столько, сколько это реально стоит, пусть напряжется хоть чуть-чуть. Все просто.

– Ну так и работайте в этом направлении.

– Ну так и стараемся. Только толку чуть.

– Вера, хватит политинформации, давай уже еду готовь, – занервничал Антон.

Вера всех накормила и понемногу пришла в себя.

– Что-то случилось, – сказала вдруг она. – Отец вечером был сам не свой, а сегодня его дернули по тревоге. Улетел.

– Куда?

– В Новочеркасск. Рабочие там забастовали. Сказал, что там все дошло до танков.

В это никак не верилось. Некоторое время сидели молча.

– Видели, Хрущев вчера по телевидению выступал? – спросил Петя. – Объяснял про цены. Все вроде по уму говорил… Путано только, как всегда. Но без бумажки.

– Да не нужно было ему этого делать, – поморщился Антон. – Послал бы Микояна или Косыгина. Поберег бы репутацию.

– Зато честно.

Вера посмотрела на Петю:

– Антон, иди погуляй.

– Она в Сухуми.

– В Сухуми? Что ей там делать?

– Мужчина там у нее. Любимый. Вернее, он сам из Тбилиси, но встречаются они всегда там.

– Она что, не могла мне это сказать? Боялась?

– Да чего ей бояться-то? – вздохнула Вера. – Просто пыталась разобраться – видимо, себя слушала. Ты ведь для нее тоже не просто так.

– Давно он у нее?

– Давно, года три уже. Он учился в Москве. Сразу влюбились друг в друга, да так, как в жизни раз бывает. Захотели пожениться, ее родители в принципе не возражали, хотя отец ворчал, семья у нее простая, он шофер, генералов в войну возил. Но все равно добро им дал. А у грузина все оказалось не так просто. Жениться на русской? Никогда. Погуляй сынок, сколько нужно, а женись на своей, мы тебе невесту давно присмотрели.

– Ну и что, он не мог по-своему сделать?

– Там у них, Петя, не как у нас. Может, так и лучше… С тех пор то он к ней приедет, то она к нему. Встречаются в Сухуми, Тбилиси город маленький. Там у нее уже полно друзей.

– Мужчины? Туда же, говорят, опасно девушкам ездить.

– Ну так она не одна, она с ним, а это другое дело. Знаешь, как ее любят? Чудит она там только иногда. В фонтане выкупалась в прошлый раз.

– Катя?

– Ты еще ее мало знаешь. Но знай, девка она хорошая, такая на всю жизнь будет, и счастье даст, и детей нарожает. Оденет по-человечески.

– Ну так что мне с этого? Она же к нему уехала. Все.

– Да ничего не все. Больно им друг от друга отрываться-то, а все равно придется. Приду к ней домой иной раз, она меня булавками обколет, а потом вдруг раз – и завоет. Доля бабья – все равно мужику все решать.

Чувствовалась, что у нее самой все устроено по-другому.

Лето в Москве – время хуже не придумаешь. Ощущение, что жизнь катится мимо. Трава, еще вчера свежая и аккуратная, превращается в лохматый бурьян. Автоматы с газированной водой не спасают. «Спартак» не радует, позорно проигрывает одну игру за другой. Одно хорошо – половина Москвы выехала на дачи, и в троллейбусе можно сесть, а потом ехать, читать «Советский спорт» и никому не уступать место.

Петя как-то после работы зашел в «Детский мир», который недавно открыли по соседству. Говорят, что начальство в Комитете было против его строительства, мол, зачем тут под носом вечная толчея, но Хрущев их в конце концов сломал. На третьем этаже Петя купил кордовую модель самолета: набор реек, фанеры и папиросной бумаги – и собрал ее в выходной. Лететь она не захотела.

Антон с Верой укатили на Рижское взморье. Филиппыч тоже ушел в отпуск, остались они с Кирой одни, предоставленные сами себе. Составляли еженедельные «объективки», добавляя в рапорты о настроении людей в стране свою часть, посвященную анекдотам.

Чапаева пока остановили, ждали Антона, да и многое уже удалось сделать. Филиппыч как-то успокоился и в их безумный проект поверил.

Однажды Петя побывал у Киры в гостях. Жил он недалеко от пирожковой, во Втором Неглинном переулке, рядом с Сандуновскими банями. Дом был старый, трехэтажный. Рядом церковь с колокольней и пивной ларек. Пейзаж конца прошлого века.

– Этот дом когда-то мой дед построил. Он бабушку совсем юной взял, но умер вскоре. Революцию она уже вдовой встретила, поэтому ее и не тронули. Только стали уплотнять. В конце концов у нее осталась одна большая квартира. По идее должны были оставить только комнату, но в этот момент ее сын, мой отец, получил патент на изобретение. Так квартира и осталась.

– А кто твой отец?

– Конструктор. Ракеты. Видимо, поэтому меня сочли для органов не совсем пропащим.

Они поднялись на второй этаж, из прихожей шли комнаты анфиладой, со старинной мебелью, тяжелыми портьерами с бахромой, в гостиной стояло пианино с канделябрами. И везде были книги. Очень много книг.

Мать накрыла на стол. Несмотря на неюный возраст, выглядела она очень хорошо. Кира рассказал, что она с конца апреля открывает окно и садится на подоконник принимать солнечные ванны, когда все уйдут.