Долго молчал адмирал, ощущая, как гулко билось в груди сердце.
— Вот что, старпом, — наконец заговорил он глухим голосом: — Все, что произошло в море, изложите в своем рапорте на мое имя. Потом я пойду на доклад к командующему флотом.
— А что мне прикажете делать? — спросил Борисов.
— Пока исполняйте обязанности командира подводной лодки. А что решит адмирал Головко, пока мне неведомо.
— Ну, чем ты меня порадуешь, Евгений Аронович?! — воскликнул адмирал Головко, увидев в дверях кабинета комбрига Коровина.
— У нас потери, товарищ командующий, — смутился контр-адмирал.
— Что, лодку потеряли?
— Да нет, товарищ командующий, лодка цела, а вот вернулась она в базу без командира. Старпом привел…
Адмирал Головко сел за стол.
— Садись и ты, комбриг, и расскажи, как это лодка вернулась в базу без командира?..
Коровин старался коротко изложить ситуацию, в которую попала подводная лодка. Он сообщил, что сначала Климов торпедировал транспорт, потом уходил от преследования кораблей охранения, разоружил торпеду, застрявшую в торпедном аппарате. Голос комбрига то и дело прерывался. Комфлот слушал внимательно и вопросов не задавал. Когда комбриг умолк, сказал хмуро:
— Мы потеряли хорошего командира. Сколько на его счету было потопленных кораблей и судов? Девять?
— Торпедированный транспорт был одиннадцатым, — уточнил комбриг.
— Где живет семья Климова, куда он ее эвакуировал?
— Под Саратов, там в деревне Красный Дол живет его мать. — Комбриг помолчал. — У меня к вам просьба, Арсений Григорьевич. Надо бы отвезти личные вещи Климова его семье. Память все же будет о нем…
— Семья у Климова большая?
— Сын учится в десятом классе, а жена Дарья Павловна — учитель литературы в школе… Разрешите мне отправить в командировку офицера?
— Пошлите, я не возражаю. Сейчас ведь не сорок первый год, когда Военный совет флота принял решение эвакуировать семьи командиров. Многие сюда вернулись, Климов и свою семью мог бы привезти.
— Мать его сильно хворала, и жена решила еще там пожить, — пояснил Коровин. — Да и сыну надо было окончить десять классов.
— Кого хотите туда послать? Не сами же вы желаете поехать?
Комбриг сказал, что лодка Климова получила повреждения, когда ее обстреляли корабли охранения. На неделю ее надо поставить в ремонт, а старпом Борисов тем временем съездит в Саратов.
— А если кого-то другого послать? — спросил комфлот.
— Они дружили семьями и хорошо знают друг друга.
— Это, конечно, существенная деталь, — согласился Головко. — Ладно, пусть едет старпом. На пять суток, не больше. Хватит?
— Вполне…
— Давайте сразу решим и вопрос о том, кого назначить командиром лодки. — Адмирал Головко подошел к столу, взял папиросу и закурил. — Кого вы предлагаете?
— Старпома Борисова, товарищ командующий. Он пять лет прослужил на этой лодке, хорошо себя проявил. Экипаж его уважает, сам он неплохо подготовлен.
— Согласен. Пишите на него представление, вопрос о назначении мы решим на Военном совете флота.
— Есть, понял…
Весь день командующий флотом адмирал Головко пробыл на Рыбачьем. В штабе Северного оборонительного района вместе с его командующим генерал-майором Дубовцевым Арсений Григорьевич проверял воинские части, посетил боевые позиции артиллеристов. Он был доволен тем, что бойцы горели желанием «дать урок поганым фрицам», если они решатся высадить десант на полуостровах. А люди тут бывалые, пороху давно понюхали. В сорок втором комфлот Головко приказал Северному оборонительному району и охране водного района главной базы уничтожить опасный для полуостровов и перевозок в Мотовском заливе опорный пункт Пикшуев. Эту задачу генерал Дубовцев возложил на отряд десантников из 12-й бригады морской пехоты.
— Он давно сидит у меня в печенках, этот опорный пункт Пикшуев, — произнес генерал. — Мы его враз расколошматим.
— Постарайся, Ефим Тимофеевич, я и сам по ночам спать не буду, — не то в шутку, не то серьезно промолвил комфлот.
Трое суток готовились десантники к операции и когда начали действовать, то в лоб на огневые точки врага не пошли, а обошли их с фланга и с тыла и дерзко атаковали. Бой шел тяжелый, но опорный пункт был разрушен. Морские пехотинцы уничтожили до 200 гитлеровцев, взяли в плен 9 солдат и офицеров, подорвали и разрушили 19 дотов и дзотов, 8 складов с боеприпасами, захватили минометную и артиллерийскую батареи. Наши потери — 18 убитых и раненых.
Нарком ВМФ адмирал Кузнецов дал высокую оценку десанту, высаженному в районе мыса Пикшуев, и приказал остальным флотам изучить опыт десантных действий Северного флота.
Комфлот Головко и в этот раз остался доволен тем, как несут боевую службу бойцы и командиры Северного оборонительного района, о чем он заявил генералу Дубовцеву.
— Но будьте начеку! — предупредил Головко. — Полуострова Средний и Рыбачий — это морские ворота в Кольский залив, а немцы еще не отказались от попытки высадить здесь десант, собрали в портах Варангер-фьорда самоходные баржи и другие десантные корабли. Так что держи, Ефим Тимофеевич, уши топориком!
— У меня тут шлюпка не проскочит незамеченной, не то что катер! — улыбнулся генерал.
— Это хорошо, что ты так уверен в своих людях. — Головко встал, надел черный реглан. — Что ж, Ефим Тимофеевич, мне пора…
— Есть просьба, товарищ командующий, — робко заговорил Дубовцев. — Вы говорили, что нарком ВМФ собирается посетить Северный флот. Если такое случится, то мы бы просили Николая Герасимовича побывать у нас на Рыбачьем. Передайте, пожалуйста, ему нашу просьбу.
— Гарантировать его приезд не могу, но просьбу бойцов и командиров передам. Я тоже хочу пригласить его в ваши края.
Возвращался Головко в Полярный на своем катере. С утра дул стылый ветер, шел снег, и пока добрались до порта, комфлот продрог.
— Виктор! — крикнул он своему адъютанту. — Давай горячий чай! Хочу согреться… Да, там, кажется, остался армянский коньяк после угощения союзников. Тащи и его сюда!..
Глубокой ночью затрещал телефон. Головко вскочил с дивана, сон вмиг прошел.
— Еду к вам, Арсений Григорьевич! — услышал он в трубке голос наркома ВМФ.
— Когда? — только и спросил несколько растерявшийся Головко.
— Вылетаю через час, а возможно, чуть позже. У меня «Дуглас» старенький. К утру буду в Мурманске.
«Как в воду глядел Дубовцев, когда говорил о приезде наркома», — подумал Головко.
И вот адмирал Кузнецов стоит в кабинете командующего — высокий, грузноватый, но все такой же деятельный и энергичный. Он снял шинель, повесил ее на вешалку, потом, приглаживая ладонью волосы, сел в кресло.
— Чертовски устаю в последнее время, — сказал он. — Да и ездить приходится часто. Но я люблю ездить: встречаешься с новыми людьми, лучше узнаешь их жизнь, проблемы, которые их волнуют. Вообще-то вся наша жизнь — проблемы… Ну а как ты поживаешь, Арсений Григорьевич?
— Вы садитесь к столу, Николай Герасимович, — пригласил комфлот. — Сейчас нам подадут завтрак. Вы с дороги, еще не успели перекусить, а я тоже дома ничего в рот не брал. Чай или кофе?
— Что-нибудь… Так как ты живешь? — повторил вопрос нарком.
— В делах и заботах флота, — улыбнулся Арсений Григорьевич. — Если кто-либо добыл победу над врагом — радуюсь, хвалю героев и вроде как сам переживаю эту победу. А когда флот что-то теряет — места себе не нахожу: и людей жаль, и себя укоряешь в том, что, видно, не все делаю, чтобы уменьшить свои потери. Словом, жизнь — это радости и печали.
В кабинет вошел адъютант с подносом.
— Чай и бутерброды, товарищ командующий. Есть вино, дать?
— Как вы, Николай Герасимович, насчет наркомовского пайка?
— Если паек, да еще наркомовский, давай наливай, что-то с дороги озяб…
Адъютант был уже у двери, когда Головко попросил его найти члена Военного совета флота Николаева.
— Он на подводной лодке…
Вице-адмирал Николаев появился, когда они допивали чай. Увидев наркома ВМФ, он остановился у двери.