Нарком загасил папиросу в пепельнице.
— О вашем отце я знаю и что родина ваша — деревня Суриха под Костромой, тоже знаю…
Разговор шел прямой и душевный — о флоте, о кораблях и людях, о том, как совершенствовать на флотах противолодочную оборону: дело это нелегкое.
— Это проблема проблем, — горячо и убежденно сказал нарком, — и не сразу все сделаешь разумно. Перед войной мы же многое отладили, но многое и не успели, за что немец нас больше всего и бьет. Постоянно искать и совершенствовать организацию — вот в чем гвоздь!
— Свою «моду» диктует и противник, — улыбнулся Виноградов. — Я это испытал на Северном флоте.
— Естественно, — усмехнулся нарком. — Противник тоже ищет на море новые формы борьбы, и это особенно выявилось на том же Севере. Что было главным на морском театре в первом периоде войны? — спросил Николай Герасимович и сам же ответил: — Защита судоходства! Это прекрасно поняли и немцы. Авиацию, эсминцы, подводные лодки они бросили на уничтожение наших кораблей и судов. Однако большого эффекта так и не добились. Тогда противник начал широко применять минное оружие, а командование Северного флота не сразу нашло средство от вражеских мин. Тут, наверное, есть и ваш просчет, Николай Игнатьевич?
— Я этого не отрицаю, — без обиды согласился Виноградов.
— Оба, и вы, и я, ищущие люди, и забота у нас одна — научить моряков воевать с малыми потерями и что для этого надо сделать. Так что порыв у нас с вами весьма благородный. Вы же знаете, даже на хлебном поле вырастают сорняки, и чтобы они не пошли в корень, их нужно вовремя вырвать.
В кабинет на костылях вошел адмирал Исаков. Виноградов встал, чтобы помочь ему закрыть дверь, но тот резко сказал:
— Не надо, я сам… — Исаков взглянул на наркома. — Я вам не помешал, Николай Герасимович?
— Нет, Иван Степанович. — Он кивнул на контр-адмирала Виноградова. — Вчера Николай Игнатьевич прибыл из Полярного, как говорится, с корабля на бал.
— Если кто-то считает, что у нас тут бал, то я ему не завидую. В Главморштабе работы по самое горло…
После ранения под Туапсе и ампутации ноги Исаков долго лежал в госпитале, вернулся в наркомат весной 1943 года. Он сел в кресло и посмотрел на Виноградова.
— Я помню вас по академии.
— Я тоже вас не забыл, — оживился контр-адмирал. — Когда я там учился, вы были начальником кафедры стратегии и оперативного искусства. Мы всегда заслушивались вашими блестящими лекциями.
— Я могу подтвердись этот факт, — улыбнулся Николай Герасимович.
— Ну, это вы зря, — смутился Исаков. — Лекции самые обычные, как и у других преподавателей. Возможно, у меня было чуть-чуть больше примеров из флотской; жизни. Знания — это всегда хорошо, но как говорил Леонардо да Винчи: наука — полководец, а практика — солдат.
— В июне тридцатого года вы, Иван Степанович, служили в штабе РККА, а я прямо из училища прибыл в Севастополь, — вновь заговорил Виноградов. — Мечтал, конечно же, о корабле. А меня назначили флаг-секретарем начальника Морских сил Черного моря Орлова. Короче, я стал его адъютантом. А через год Орлов уехал в Москву начальником Морских сил РККА. Подумалось, в самый раз бежать на корабли. Но тут пришел Иван Кузьмич Кожанов, и я остался у него флаг-секретарем.
— Я знал и Орлова, и Кожанова, — сказал адмирал Исаков. — Они немало сделали для флота, и флот их не забудет. — Он посмотрел на Кузнецова. — Николай Герасимович, Фролов был у меня, мы все обговорили, так что он готов убыть в длительную командировку. — Он встал. — Если не возражаете, после обеда я хотел бы поделиться с вами мыслями о работе с кадрами в Военно-морской академии. Есть там пробелы, и довольно серьезные.
— У меня тоже есть некоторые мысли на этот счет, так что приходите, Иван Степанович. — Николай Герасимович нажал кнопку звонка, и тотчас в дверях появился адъютант. — Попросите ко мне контр-адмирала Фролова…
Неделю назад возник вопрос о посылке в штаб англо-американского командования в Средиземноморье советского представителя. Начальник Генштаба маршал Василевский пригласил к себе наркома ВМФ и попросил его подобрать толкового адмирала: надо, чтобы этот адмирал знал службу подводника и умел общаться с союзниками, как это неплохо получается у адмирала Головко.
— Долго он там пробудет? — поинтересовался Кузнецов.
— Месяца три, а то и больше. — Василевский посмотрел на наркома. — А что вас смущает, Николай Герасимович? Это же почетное задание! Я бы давно послал туда своего генерала, но им нужен подводник.
Тогда-то Кузнецов и поручил своему заместителю адмиралу Исакову подобрать такого адмирала, а тот предложил кандидатуру Фролова, заметив, что Александр Сергеевич — подводник, прекрасный тактик в вопросах противолодочной обороны, эрудированный, да и английский язык ему не в новинку. И кроме того, Фролов хорошо знает Средиземноморский театр.
«Прав Исаков, и как это я не подумал о Фролове?» — уколол себя нарком. А вслух сказал:
— Фролов подходит по всем статьям. Побеседуйте с ним, и пусть готовится к отъезду.
А вот и Фролов.
— Ну что, Александр Сергеевич, будем вас провожать? — Глаза наркома добродушно заискрились. — Вам все объяснил адмирал Исаков?
— Так точно!
Николай Герасимович дал ряд советов Фролову, как держаться с союзниками, как осуществлять связь с Наркоматом ВМФ, потом подошел к нему и взял его ладонь в свою.
— Тогда с Богом, как любили говорить в старину наши доблестные предки — адмиралы российские!..
Фролов, проходя мимо своего преемника, сказал:
— Ты уж, Николай Игнатьевич, меня тут не посрами.
— Постараюсь, Александр Сергеевич…
— Как видите, Николай Игнатьевич, у нас в наркомате надо крутиться, если не хочешь плестись в хвосте событий… — Николай Герасимович взял коричневую папку и раскрыл ее. — Ну так что, продолжим наш разговор? Так вот, о минах. Перед беседой с вами я проанализировал действия подводных лодок и кораблей на флотах. Северный флот в минувшем году потерял в море девять подводных лодок, семь из них подорвались на минах. Не много ли?
Слова наркома не смутили Виноградова.
— Да, но за сорок второй год подводники-североморцы совершили сто семьдесят боевых походов! И «улов» у них приличный — потоплено двадцать шесть транспортов, десять кораблей врага!
Кузнецов усмехнулся, как бы говоря: «Молодо-зелено».
— Моя мысль не в том, сколько было походов, хотя и это немаловажный фактор, — горячо возразил он. — Я хочу подчеркнуть, что в основном наши лодки погибли на минах! Выходит, что в этом деле у североморских подводников слабина. Правда, на Балтике у Трибуца дела хуже. За тот же период он потерял девять лодок, из них шесть погибли на минах, хотя балтийцы совершили лишь тридцать два выхода на вражеские коммуникации — в пять раз меньше, чем на Северном флоте. В чем же дело?
— Тут корень зла в командирах лодок, — ответил Виноградов, — в их умении провести корабль сквозь минное поле, если такое возникает на пути.
— Вот-вот, все или почти все на совести командира, — согласился Николай Герасимович. — Я хочу показать это на двух примерах. В ноябре сорок второго года подводная лодка «Л-3» капитана 2-го ранга Грищенко у острова Утё, Лиепаи и на подходах к Клайпеде поставила двадцать мин. Но как удачно все рассчитал Грищенко! Он не просто выбросил мины. Нет! Он, как потом говорил мне Трибуц, понаблюдал за районом передвижения вражеских кораблей, судов, проверил со штурманом глубины, дважды прошел фарватером, а уж после взялся за дело. И что вы думаете? На его минах в районе Лиепаи подорвался транспорт «Остланд», у острова Утё — судно «Гинденбург» и транспорт «Вольфрам», в январе взлетел на воздух корабль «Мари Фердинанд», в феврале — транспорт «Грундзее» и в марте — подводная лодка «И-416». Не правда ли, богатая добыча?
— Очень даже богатая.
— А теперь возьмем подводную лодку «С-7» капитана 3-го ранга Лисина. — Кузнецов извлек из папки листок с данными, пробежал его глазами. — Летом сорок второго Лисин торпедами и артиллерией потопил четыре транспорта, за что Военный совет флота представил его к званию Героя Советского Союза. Но вот в октябре его лодка снова вышла в море и… погибла. Она всплыла у входа в Ботанический залив, и ее торпедировала финская подводная лодка. Что скажете, Николай Игнатьевич? Два командира, два корабля, два эпизода, а почерк у них разный.
