— Товарищ нарком, немцы усилили натиск на подступах к Таллину. Наши войска отступили на последний рубеж, а кое-где моряки уже пошли в штыковую. Прошу дать «добро» на перебазирование кораблей в Кронштадт! Промедление в этом деле крайне опасно! Боюсь не за себя и не за свои адмиральские погоны — за корабли и людей…
— Не горячитесь, Владимир Филиппович, горячность в этом деле плохой советчик, — осадил его нарком. — Что у вас еще?
Трибуц сказал, что моряки на суше сражаются выше всяких похвал, есть и настоящие герои, например краснофлотец Евгений Никонов с лидера «Минск». В районе Палдисского шоссе, где с немцами бился отряд моряков, он был ранен, но не покинул строй. Позже ушел в разведку. Возле хутора Харку моряки попали в засаду. Раненого Никонова схватили немцы и стали пытать, но он и слова не обронил. И что же они, гады, сделали с моряком? Заживо сожгли его на костре!..
— Я намерен своим приказом навечно занести героя в списки экипажа корабля, — информировал наркома Трибуц.
Кузнецов поддержал его:
— Пусть живые знают, что павших героев Родина чтит. Что у вас еще? Крейсер «Киров» и лидер «Ленинград» нанесли мощный артудар по немцам на переправе реки Кейла? Так это же здорово, Владимир Филиппович! Таких бы артналетов да побольше… Лидер «Минск» уничтожил гаубичную батарею врага? Молодцы моряки! Представьте к орденам отличившихся!..
Прошло еще несколько тревожных дней, и стало ясно, что Таллин обречен. Бои шли уже на главном оборонительном рубеже.
— Что сделал Трибуц для перебазирования кораблей флота в Кронштадт? — спросил Кузнецов, выслушав информацию Алафузова.
— Подготовка в основном завершена, — сообщил Алафузов. — Сформировано четыре конвоя из транспортов, которые вывезут войска, грузы и гражданское население. Обеспечивать переход будет отряд главных сил, куда вошел и крейсер «Киров», на нем поднимет свой флаг комфлот Трибуц. Отряд прикрытия во главе с лидером «Минск» поведет начальник штаба флота адмирал Пантелеев, а арьергард из эсминцев и сторожевых кораблей — адмирал Ралль. Конвои и корабли выйдут в море в ночь на двадцать восьмое августа.
— Ну что ж, будем надеяться, что корабли и транспорты благополучно придут в Кронштадт, хотя им ох как нелегко придется…
Адъютант предложил попить чаю. Нарком кивнул Алафузову:
— Давай со мной за компанию…
Отхлебнув из стакана, Алафузов скривился:
— Кисловат…
— С лимоном, — пояснил Николай Герасимович. — Ты знаешь, я люблю чай с лимоном. Снимает усталость, нервы успокаивает… Владимир Антонович, а где немецкая субмарина подстерегла плавбазу ВВС Северного флота «Мария Ульянова», шедшую в Архангельск?
— К востоку от острова Кильдин. Взрывом торпеды у судна оторвало кормовую часть.
— У плавбазы что, охранения не было?
— Охраняли два эсминца, но подводная лодка их перехитрила. Туман был над водой, видимость слабая. — Алафузов поставил на край стола стакан и взял бутерброд с колбасой. — ЧП могло не быть, если бы начальник штаба флота адмирал Кучеров вовремя выслал для усиления противолодочной обороны поисково-ударную группу кораблей. Лодка попыталась снова выйти в атаку, чтобы добить плавбазу, но эсминцы «Гремящий» и «Громкий» этого не допустили. А когда плавбазу атаковали «юнкерсы», эсминцы сбили два самолета, остальные ретировались. Вот еще одна информация. — Алафузов вынул из папки листок. — Сто семьдесят вторая «малютка» капитан-лейтенанта Фисановича прорвалась в порт Линахамари и торпедировала большой транспорт. Кстати, как объяснил Кучеров, это первый прорыв нашей подводной лодки в Линахамари. Там немцы создали очень мощный противолодочный рубеж…
Нарком прервал Алафузова, спросив, что донес комфлот Головко в отношении союзного конвоя.
Алафузов сказал, что послезавтра в Архангельск прибывает первый в этом году конвой союзников. Англичане везут нам десять тысяч тонн каучука и шестнадцать истребителей английской группы с личным составом — пятьсот четыре человека.
— Эту авиагруппу сразу же перебазируйте в Ваенгу, — заметил нарком. — Я обещал это сделать, Головко ждет ее.
— После того как Ставка передала Северный флот в непосредственное подчинение командующему Карельским фронтом, Головко уже встретился с комфронтом генералом Фроловым в Мурманске и обсудил с ним вопросы взаимодействия флота с армейцами.
— Арсений Григорьевич молодцом, умеет дело поставить, — похвалил комфлота нарком. — А вот Трибуц нередко паникует. Этим страдает и адмирал Октябрьский. Опять звонил мне насчет обороны Одессы, просит прислать туда новые подкрепления. Что скажешь?
— Положение там действительно серьезное, — подчеркнул Алафузов. — Но вчера в Одессу прибыло пополнение — более десяти тысяч человек. Я даже не успел вам об этом доложить.
— Мне пришлось буквально умолять маршала Шапошникова, чтобы помочь Одессе, — признался Кузнецов. Он встал, заходил по кабинету. Он всегда так делал, когда волновался. — Сейчас в Одессе войск, Владимир Антонович, хватает, но к сожалению, как говорил мне вице-адмирал Левченко, сражаются они без достаточного упорства. Это мнение не только Левченко. — Нарком достал из стола лист бумаги и протянул его Алафузову. — Прочти, пожалуйста…
Это была телеграмма Генштаба на имя наркома ВМФ и командующего Черноморским флотом адмирала Октябрьского. Ставка приказывала потребовать от войск большей устойчивости в обороне, до конца использовать людские резервы…
— Строгая телеграмма! — вздохнул Алафузов, возвратив наркому листок.
— Не строгая, а справедливая, — поправил своего заместителя нарком.
Скрипнула дверь. Кузнецов поднял голову и увидел адмирала Галлера.
— Что-нибудь срочное, Лев Михайлович?
— И да, и нет, — улыбнулся Галлер. — Я к вам только на минуту… Большая часть кораблей и сухопутных подразделений Дунайской флотилии через Ак-Мечеть и Евпаторию прибыла в Севастополь. Существенных потерь нет. Об этом мне сообщил командующий флотилией адмирал Фролов. А теперь, Николай Герасимович, я хотел бы убыть в Наркомат судостроительной промышленности. Кое-что надо обговорить в отношении новых кораблей…
Для обороны Одессы нарком ВМФ сделал немало, город упорно сражается. Но долго ли еще продержится? Еще 19 августа по директиве Ставки был создан Одесский оборонительный район — ООР — с непосредственным подчинением Военному совету Черноморского флота. Кузнецов считал и об этом прямо заявил Верховному главнокомандующему, что без активной поддержки Черноморского флота оборона Одессы не может быть устойчивой. И когда Сталин спросил, кто, по его мнению, может возглавить оборону города, нарком решительно произнес:
— Контр-адмирал Жуков, командир Одесской военно-морской базы!
— Надо подумать, все взвесить, — Сталин отложил этот вопрос до неопределенного срока.
В Одессу по указанию Верховного была послана телеграмма Ставки: «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот». Нарком недоумевал, отчего вдруг Сталин тогда не согласился с ним? И только позже ему стало известно, что маршал Шапошников опасался подчинения сухопутных частей некомпетентным в войсковых делах флотским начальникам. Кузнецов не поверил этому и решил лично переговорить с маршалом.
— Вы, голубчик, что-то давно у нас не были, — улыбнулся начальник Генштаба, увидев в дверях наркома ВМФ. — По лицу вижу, что-то вас угнетает, не так ли?
— Борис Михайлович, поддержите в Ставке назначение моряка старшим в обороне Одессы! Посудите сами, кто лучше других сможет наладить взаимодействие всех сухопутных и флотских частей? Ясно, что Военсовет флота и Жуков как его представитель в Одессе. У него боевой опыт, он дрался с фашистами в Испании. И неплохо дрался! Ну, так как?
— Это решать Верховному, голубчик! — Шапошников встал. — Извините, мне надобно на узел связи.
«Что-то Борис Михайлович не в духе, — подумал Кузнецов. — Наверное, снова о чем-то поспорил с Верховным».
Кузнецов какое-то время постоял в коридоре Генштаба в раздумьи, потом решительно направился к Верховному. «Возможно, мой визит будет ему не по душе, но отступать некуда», — грустно подумал он.
