— Николай Герасимович, отчего вдруг такая скромность?! — воскликнул Антонов. — Вы же главком! Так что сами решайте, ну а если возникнут неясности — прошу ко мне. Кстати, вы не забыли, что завтра в десять утра вам тоже надо быть в Ставке? У Верховного могут возникнуть вопросы по Дунайской военной флотилии. Видимо, пойдет речь и о помощи союзникам…
Сталин принял решение помочь союзникам, о чем телеграфировал Черчиллю. Эта помощь была весьма внушительной. Красная Армия предприняла Висло-Одерскую операцию с рубежа Вислы не 20 января, как планировалось ранее, а 12-го, начав наступление с трех плацдармов: 1-й Белорусский фронт — с магнушевского и пулавского, 1-й Украинский — с сандомирского. Удары Красной Армии были мощными и сокрушительными: было уничтожено 35 немецких дивизий, а 25 дивизий потеряли половину своего состава. До Берлина оставалось 70 километров! Гитлер был вынужден отдать приказ об отводе своих войск из Арденн: на советско-германский фронт в январе фюрер перебросил 8 дивизий, 800 танков и самоходных орудий.
Совещание в Ставке закончилось поздно. Все стали расходиться, а Кузнецова подозвал к себе Сталин.
— Адмирал Октябрьский что, болеет? — спросил он.
— Накануне нового года ему сделали сложную операцию. Теперь, как сообщил мне начальник штаба флота адмирал Басистый, кризис миновал и дело пошло на поправку. Но пролежит он в госпитале два-три месяца.
Сталин смотрел в окно. Во дворе шел снег, он бил в стекло, рисовал замысловатые узоры.
— Жаль, — наконец сказал Верховный. — Хорошо, идите, товарищ Кузнецов.
Прошло некоторое время, и главком ВМФ принял на себя новый «удар» Верховного: он потребовал заменить командующего Дунайской военной флотилией адмирала Горшкова. Случилось это как-то неожиданно для Николая Герасимовича. После освобождения Белграда началась перегруппировка войск Второго и Третьего Украинских фронтов. Им предстояло тщательно подготовиться к Будапештской операции, и Дунайская флотилия принимала в ней самое активное участие: корабли перевозили на левый берег Дуная войска и боевую технику. Казалось, все шло как нельзя лучше. Флотилия высадила десант, который после ожесточенного боя захватил на берегу Дуная Герьен. Здесь командующий фронтом приказал высадить части 83-й отдельной бригады морской пехоты, а затем 1-й стрелковый корпус. Горшков сделал все, как полагалось, однако командование фронта усмотрело в действиях моряков флотилии медлительность в переправе войск. Адмирал Горшков такое обвинение отверг, он заявил командующему фронтом, что «корабли не летают, а плавают и плавают на Дунае, где их подстерегают мины, в реке их тысячи». После этого Кузнецова вызвали в Ставку. Сталин сердито произнес:
— Надо заменить адмирала Горшкова на посту командующего флотилией. У вас есть достойная кандидатура?
Кузнецов знал, что и Малиновский, и Толбухин высказывали критические замечания в адрес командования флотилии, но он и мысли не допускал, что кто-то из них пожалуется Верховному. И уже не думая о том, как это воспримет Сталин, он спросил:
— Извините, но я как главком должен знать, в чем провинился адмирал Горшков.
Глаза Сталина вспыхнули. Он жестко сказал:
— Я вас спросил, есть ли достойная кандидатура на пост командующего флотилией?
— Есть, — торопливо ответил нарком. — Контр-адмирал Холостяков Георгий Никитич.
— Это тот, что командовал Новороссийской военно-морской базой?
— Так точно! Могу еще добавить, что Холостяков умело руководил высадкой десантов в Новороссийском порту и в Эльтигене.
— Холостяков, товарищ Сталин, достойная кандидатура, — подал голос Антонов. — Я узнал его, когда сам был в Крыму.
Сталин взглянул на Кузнецова.
— Свяжитесь с адмиралом Холостяковым и скажите, что Ставка назначила его командующим Дунайской военной флотилией. Пусть срочно вылетает на место боевых действий флотилии.
— Есть, понял. — Кузнецов выждал паузу. — А что делать с Горшковым?
— Подыщите ему должность, он в вашем распоряжении, — резко отозвался Верховный.
— У меня есть вакантная должность — командующего эскадрой кораблей Черноморского флота.
— Назначайте на эскадру Горшкова. Не умеет он работать с армейцами. Много спорит, а дело от этого страдает. — Верховный снова взглянул на наркома. — Что вы стоите? Садитесь, у меня к вам важное дело… Сейчас готовится встреча глав правительств антигитлеровской коалиции. Состоится она в Крыму, в Ялте, и наши союзники на это согласны. Сначала они хотели прибыть к нам на кораблях Северным морским путем, но потом решили лететь самолетом на один из флотских аэродромов в Крыму. В Севастополь придут корабли связи для обеспечения своих правительств. Но это уже детали. Вы будете отвечать за подготовку аэродромов, обеспечение всем необходимым самолетов, на которых прибудут наши союзники, а также за безопасность британских и американских кораблей. Это район Севастополя и Ялты. Что надо еще сделать для безопасности, решите сами. Подключите к этому делу командующего ВВС Военно-морского флота генерала Жаворонкова. Вместе с Главморштабом подготовьте к конференции вопросы, связанные с флотом. — Сталин посмотрел на Антонова, который слушал их разговор и делал пометки в своей рабочей тетради. — Кузнецов включен в состав советской делегации, так что объясните ему, что к чему…
— Когда я могу вылететь в Севастополь? — спросил Кузнецов.
— Хоть завтра. Кстати, когда будете навещать в госпитале адмирала Октябрьского, передайте, пожалуйста, ему мои сердечные пожелания скорейшего выздоровления.
— Есть! — Нарком вышел из кабинета.
Кузнецов никогда еще так не волновался, как в этот раз, даже ощутил пот на лбу, когда надевал фуражку. Задание, полученное от Сталина, затмило все остальное, чем нарком жил еще недавно, о чем думал, переживал. Мысли в его голове то вспыхивали, то угасали, словно морской маяк. Только бы все сделать так, как того пожелал Верховный!.. Прежде всего надо отправить в Севастополь генерала Жаворонкова, пусть сразу же займется подготовкой аэродрома. Так, что еще? Траление мин на фарватерах и в бухте. Этим он займется сам, и, хотя после освобождения главной базы флота море уже не раз пахали винтами тральщики, мины могли остаться.
В дверь постучали. Это был генерал Жаворонков.
— Я на минуту, товарищ главком. — Жаворонков шагнул к столу, за которым сидел Кузнецов, и вручил ему листок. — Прошу подписать командировку.
— Вашу поездку на Балтику отменяю! — произнес Николай Герасимович. — Полетите в Севастополь. И срочно!..
Жаворонков оторопел, не зная, что сказать. А Кузнецов продолжал:
— Ваша задача, Семен Федорович, подготовить аэродром к приему самолетов союзников. Адмирал Октябрьский лежит в госпитале после операции, поэтому все вопросы решайте с начальником штаба адмиралом Басистым. Я ему позвоню. Дело-то у нас с вами не флотское, а государственное!..
Николай Герасимович прошелся по кабинету, потрогал рукой затылок. У него с утра болела голова, наверное, от нервотрепки повысилось давление. Надо бы сходить к врачу, но это потом, после беседы со своими заместителями. Он поднял трубку прямой связи с начальником Главморштаба.
— Владимир Антонович, жду вас. По пути пригласите Галлера, он сейчас в минно-торпедном управлении.
В кабинет вошел начальник Главпура ВМФ генерал Рогов. Кузнецов сообщил ему о конференции глав государств антигитлеровской коалиции. В Ялту приедут Черчилль, Рузвельт, министры иностранных дел.
— Нашу делегацию возглавит Иосиф Виссарионович. Я тоже включен в ее состав. Мне приказано уже сейчас отправиться в Севастополь. Повидаюсь с Октябрьским и поеду в Ялту. Верховный поручил мне ответственное дело, и нужно его выполнить как можно лучше. Сам понимаешь, союзники приедут, один Черчилль чего стоит. Ну что, все собрались? — Кузнецов встал из-за стола. — Товарищи, я передам вам важную информацию…
Кузнецов в конце января прибыл в Севастополь. Едва вышел из самолета, как встретивший его генерал Жаворонков доложил, что аэродром готов для приема гостей из-за океана.
