Спустя неделю загрохотали единороги, карронады и мортиры, посылая на Дубровник сотни ядер, бомб, брандскугелей. В городе поползли слухи, что Сенявин скоро начнет решающий штурм крепости. Прекратилась подача воды, запасов продовольствия хватало на несколько недель. Нобили стали поговаривать о сдаче города.

Казалось, сенявинский план полного изгнания французов из Далмации близок к осуществлению, но судьбу Дубровника предопределили события, происходившие за тысячи километров отсюда.

Когда Сенявин приехал на позиции егерей, генерал-майор Вяземский встретил его встревоженно:

— Ваше превосходительство, несмотря на зримые потери, все же у Лористона в крепости солдат поболее наших намного, и не дай Бог Молитор устроит нам какую-нибудь западню.

Сенявин молчал, невозмутимо вышагивая вдоль растянувшихся на многие километры осадных позиций, отвечая на приветствия матросов, егерей, черногорцев.

Выждав, Вяземский продолжал разговор:

— Положение наше усложняется недостачей осадных войск, а кроме того, — князь понизил голос, — черногорцы начали самовольно оставлять редуты и расходиться по домам. Кто-то пустил слух, что наши войска вот-вот уйдут из Дубровника, покинут Которо навсегда и сдадут его австрийцам.

— Об этом мне ведомо, князь. — Сенявин остановился.

Неделю назад ему доложили, что в Которо уже известно о переговорах русского императора с Наполеоном.

— И то, что слухи такие достигли Которо, тоже знаю. Но поймите, что Дубровник — это сердце Далмации. И ежели все черногорцы уйдут, мы все равно останемся хозяевами. Взгляните сами. — Сенявин показал на единственную дорогу из крепости. — Путь этот и сама крепость под прицельным огнем наших пушек. С другой стороны — турецкие владения, оттуда французы не пройдут, турецкий паша меня сам заверил, что французов не допустит. В случае же помощи Молитора и возможной вылазки неприятеля у нас надежный щит на море. — Адмирал кивнул на белеющие паруса эскадры. — До порта Кроче ходу не более часа. Корабельные пушки надежно прикроют и отход, и погрузку войск на суда.

Слушая адмирала, Вяземский сомнительно качал головой. Видимо, не верил в полное морское превосходство над французами и в преимущество данной ситуации. Возможно, потому, что раньше, по службе, не приходилось совместно действовать с моряками.

— И все же, ваше превосходительство, — осторожно заметил генерал, — внезапная вылазка французов может лишить нас всей артиллерии. — Вяземский кивнул на батарею. — Пушки-то мы скоро отсюда не уберем, бросать придется.

Сенявин понимающе посмотрел на генерала.

— Это, князь, пожалуй, верно. Но при этом пушки все, — Сенявин быстро окинул взглядом батарею, — стоят не более тысячи червонцев. В случае их потери я вину приму на себя. Но главное нам — людей вывести из-под удара вовремя. В успехе этого дела я не сомневаюсь.

Покидая позиции, адмирал отвел в сторону командира батареи капитан-лейтенанта Дмитриева:

— На войне всякое бывает. Ежели французы вдруг вылазку успешную произведут и атакуют батарею, так вы немедля пушки заклепывайте. А те, что не успеете заклепать, — Сенявин кивнул на отвесную скалу, — бросьте в пропасть.

Дмитриев лихо вскинул руку к шляпе.

— Неприятелю, ваше превосходительство, ни одной исправной не достанется.

Между тем Лористон в крепости приходил все в большее отчаяние. Он не ожидал такого исхода. Войск у него действительно больше, чем у русских, но в крепости нет воды — ее отрезали, на исходе провиант. Французов может выручить только отряд Молитора. Но он послал уже нескольких гонцов к генералу, а ответа нет.

Неожиданно Лористону доложили, что многие отряды черногорцев начинают покидать позиции. Оказалось, кто-то принес весть — русские должны сдать Которо то ли австрийцам, то ли французам. Услышав об этом, большинство черногорцев, не слушая Негоша, стали разбредаться по домам, отводить отряды в сторону Которо.

А через две недели прибыл лазутчик от Молитора, и Лористон воспрянул. Молитор сообщал, что на днях произведет внезапное нападение на русских со стороны турецких владений. Он уже договорился с турецким пашой, и тот без проволочек пропустит французов.

24 июня, как всегда, батареи с утра обстреливали Дубровник, выпустили около сотни ядер и брандскугелей.

После полудня задремавшего было в палатке Вяземского неожиданно разбудил адъютант.

— Ваше превосходительство, подле турецкой крепости замечено движение французов.

Как был, в расстегнутом сюртуке, князь выбежал из палатки. День стоял ясный, солнечный. Возле турецкой крепости, стоявшей на вершине, километрах в семи, невооруженным глазом были видны колонны французов. Змейками они растекались, спускаясь к дороге. «Вот каналья Молитор, — подумал князь, — никак, обвести нас хочет и отрезать от Которо».

Тут же Вяземский отправил гонца с тревожной вестью к Сенявину.

На «Селафаиле» сигнальный матрос обнаружил французов почти одновременно с пикетами — Сенявин приказал круглые сутки наблюдать за турецкой крепостью, которая хорошо просматривалась через лощины с кораблей, стоявших на рейде.

На шканцы Сенявин вышел одновременно с Рожновым.

— Как всегда, коварные янычары нас предают без совести, — вздохнул Рожнов.

— Что верно, то верно, — согласился Сенявин, наблюдая в подзорную трубу за французами, которые все новыми колоннами беспрерывно появлялись из-за крепостных стен и спускались в лощину. «Сдается, у Молитора тысячи три войска, и он намерен отрезать наши войска с юга. Пожалуй, нынче осада Дубровника нам будет не под силу и потери станут бессмысленными. К вечеру Мармон[65] будет у наших позиций, однако надобно его провести». Сенявин подозвал адъютанта.

— Поспешите к Вяземскому и передайте ему: войскам отходить для посадки на суда в Кроче, и пусть направит небольшой отряд для ложного маневра. Все это изложено в записке. — Адмирал передал адъютанту конверт.

Приказание Сенявина генерал встретил недовольно. Войска строились для марша по дороге в Цавтату и дальше берегом в Которо. В это время подбежал, весь мокрый от пота егерь, посланный Бабичевым.

— Ваше превосходительство, — едва переводя дыхание, выпалил он, передавая пакет, — француза видимо-невидимо. Прет без удержу. Капитан Бабичев наказали передать, что не управится.

Вяземский с досадой прочитал записку Бабичева. Тот сообщал, что французы его теснят, видимо, их не сдержать, и он начинает отходить к Цавтате. «Стало быть, Сенявин прав, — размышлял Вяземский, — иного пути, кроме как морем, у нас нет. Только каким образом все это обернется? Только бы еще не ударил Лористон…»

Собрав офицеров, он наметил маршрут отхода и прикрытие.

— Двигаться только лощинами, скрытно, — объявил он в конце. — Кивера всем снять, дабы неприятель нас не обнаружил.

Неподалеку, на площадке, раздавались громкие крики — матросы и егеря на канатах тянули к пропасти пушки, которые не успели заклепать. Генерал подозвал майора Велисарова:

— Берите батальон егерей, роту мушкетеров и демонстративно маршируйте по дороге в Цавтату. Ваша цель навести Молитора на ложный след — пусть думает, что мы отходим вдоль берега.

Эвакуация, как и задумал Сенявин, прошла успешно. Молитор, следивший за отрядом Велисарова, ожидал русских на прибрежной дороге, ведущей в Которо.

Трехтысячный отряд русских войск без единого выстрела подошел в сумерках к берегу. Сразу же гребные суда начали перевозить их на корабли. И лишь тогда Молитор, а за ним и Лористон из Дубровника бросились к месту посадки. Но было уже поздно. Огонь из фальконетов со шлюпок, меткие залпы и штыковая атака отряда прикрытия отогнали французов от берега. Когда уже в темноте последняя шлюпка подошла к «Уриилу», Сенявин при свете кормового фонаря взглянул на часы и сказал Вяземскому:

— Всего лишь полтора часа с четвертью заняла вся амбаркация. Превосходно, Василий Васильевич. К тому же при этом мы не потеряли ни одного человека.