Женя замер от неожиданно взрослых интонаций, прозвучавших в Ксюшином голосе. В них было всё – и тоска, и обреченность, и прощание с мечтой.

-Но у тебя же её никто не отнимает, - осторожно сказал он. - И любовь твою никто не отнимет.

-Нет, - покачала головой Ксюша. - Если любовь приносит человеку, которого ты любишь, страдания – значит, к черту такую любовь. Она хочет, чтобы этого не было. Хорошо. Она хочет, чтобы я начала вести нормальную жизнь и встречалась с мальчиками. Отлично. Пусть будет так.

***

На следующий день школа №12 Центрального района города Краснодара ахнула от удивления: главная хулиганка, отличница и наказание божье Ксюха Ковальская пришла на учебу вовремя, опрятно одетой в строгую черную юбку и белую блузку, ненакрашенной, и – самое главное! – под ручку с Тимуром Валиевым, лаборантом кафедры физики.

Все перемены ученики обсуждали только одну тему: что же такое случилось с Ковальской? В каком лесу сдох олень? И – главное – что же теперь будет?

Учителя тоже не остались в стороне. После первого урока, когда Макарская Лидия Ивановна влетела в учительскую и сообщила, что Ковальская все сорок пять минут просидела молча, никого не трогая и спокойно записывая в тетрадку материал, весь коллектив принялся обсуждать, каким ремнем отец, наконец-то, отходил эту несносную девчонку, и надолго ли хватит воспитательного эффекта.

Сама же Ксюша держалась в стороне от всех сплетен – на переменах её можно было увидеть входящей в лаборантскую, а на уроках – сидящей у окна и задумчиво глядящей в собственную тетрадь.

Миша и Никола тоже недоумевали: подруга общалась с ними вежливо-отстраненно, на половину вопросов не отвечала и вообще витала в облаках.

До Анастасии Павловны информация о преображении Ковальской дошла не сразу – на большой перемене в столовой рядом с ней присела со своим подносом заведующая кафедрой русского языка и литературы Одинцова Людмила Яковлевна. Присела, и сразу же задала вопрос:

-Слышали про чудесное превращение?

-Какое превращение? – удивилась Анастасия Павловна. Она сегодня пришла в школу попозже, задержалась в гороно, и потому была не в курсе происходящего.

-Отец Ковальской наконец-то занялся воспитанием дочери, - заговорщически зашептала Людмила Яковлевна. Ей явно не терпелось поделиться сплетней, и она не заметила, как изменилось лицо Анастасии Павловны.

-Что вы имеете ввиду? – строго спросила она, не понижая голоса.

-Побил ремнем как следует, - доверчиво хихикнула Людмила Яковлевна. - И сегодня наша красавица явилась до восьми, и за весь день – ни единого инцидента.

-За что же он её? – побледнела Анастасия Павловна. Она забыла о еде, уронила вилку на стол и испуганно уставилась на коллегу.

-Да мало ли за что, дорогая моя! Вы же прекрасно знаете, что если собрать весь список хулиганств этой особы, то никакого личного дела не хватит для записи. Ну, слава тебе, Господи. Я давно говорила Михаилу Егоровичу: дайте вы своей дочери ремня как следует, глядишь, и за ум возьмется.

Не дослушав до конца, Анастасия Павловна выскочила из-за стола и быстрым шагом направилась к выходу из столовой. Людмила Яковлевна что-то кричала ей вслед, но она не остановилась ни на секунду.

Первый этаж. Расписание. 11 «А» класс. Так… Сколько времени? Четвертый урок. Химия. Сорок второй кабинет.

Ступеньки показались сегодня особенно скользкими – добираясь до третьего этажа, Анастасия Павловна два раза чуть не упала.

-Молодой человек, - она за лямки рюкзака поймала какого-то пятиклассника. - Вы не видели Ковальскую?

-Там она, - махнул рукой в сторону правой рекреации мальчишка и побежал дальше.

Ксюшка-Ксюшка. Где же ты, девочка? Простишь ли ты меня, старую дуру?

Анастасия Павловна даже не заметила, как начала говорить вслух. Она сделала несколько стремительных шагов по коридору, вышла в рекреацию и остановилась, глядя, как Ксюша стоит у окна и разговаривает с Тимуром.

Вот она чему-то сосредоточенно кивает, медленно оборачивается, и смотрит на Анастасию Павловну. Куда? Ну, куда же пропал наивный детский взгляд, теплый и полный радости? Чье это серьезное, не по годам взрослое лицо? Почему на нём нет улыбки? Зачем она держит за руку этого парня и идет навстречу?

Боже мой… Анастасия Павловна ахнула, глядя как Ксюша остановилась в двух шагах от неё и крепко-крепко сжала руку Тимура. Отстранилась, улыбнулась ему ласково, провела ладонью по щеке, и повернулась к учительнице.

-Вы этого хотели? – спросила она жестким, металлическим голосом. – Наслаждайтесь.

Ни одного огонька не разглядела Анастасия Павловна в этих огромных зеленых глазах. Ни блеска, ни тепла – только презрение и арктический холод. Молча она смотрела, как Ксюша в обнимку с Тимуром идут по коридору к лестнице, и думала: «Ну почему? Почему? Что же я сделала не так?»

FORVARD. PLAY.

-Странно, - сказала Ксюша, - я думала, что в одиннадцатом классе я стала получше.

-А ты и стала, - Лена улеглась рядом с ней на живот, - не знаю, что у тебя там произошло, но изменения были налицо. Только я затрудняюсь сказать, были ли они к лучшему.

-О чем ты?

-То, что ты перестала устраивать безобразия и превратилась в тихого забитого ботаника могло обмануть кого угодно, только не меня. Люди не меняются за секунду так кардинально. А это значит, что это не были естественные изменения. Это была ломка. Раздербанивание себя на куски, и сбор этих кусков в какую-то новую композицию.

-Забавно, - Ксюша повернула голову и улыбнулась Лене, - я думала, этого никто не заметил.

-Про «никто» не знаю, а я заметила. Знаешь, Ксюнь, если гепарда разрезать на куски и собрать заново, кролик все равно не получится, как ни старайся.

-Да он и не получился, - хором сказали они, вспомнив про одно и то же.

И засмеялись.

-Кстати, а как было в институте? – Спросила Лена. – Ты почему-то про свои студенческие годы ничего не рассказываешь. Какой ты была тогда?

Ксюша задумчиво покачала ногами.

-Какой? Да такой же, наверное. Приехала, полная решимости соблюдать данный обет, и стать человеком. Но только я не учла, что если долго-долго сдерживать пружину, рано или поздно она разогнется. Да так, что мало никому не покажется.

BACK. PLAY.

-Ксюх…

Женька нашла ее в умывалке, закрыла за собой дверь, и обратилась тихо-тихо:

-Ксюх…

Ксюша вынула изо рта зубную щетку и посмотрела вопросительно.

-Прости меня, - услышала она, и усмехнулась.

Много же тебе времени понадобилось, чтобы созреть, милая. Уж практически два месяца не разговариваем, а ты только-только решилась.

-Правда, прости. Я дура такая была.

«Была»? Ну конечно. Ты не была дурой, ты ею и осталась. Таскаешься с Виталиком по всему студгородку, в рот ему заглядываешь. Дура и есть.

-Ладно, Жень, - сказала вслух, - забудь. Что было – то было. Проехали.

И правда – проехали. Со временем Ксюша привыкла, притерлась, перестала дергаться при появлении Виталика, даже здороваться с ним начала. Вот только ночами было тяжело – когда он оставался у Женьки, и скрипела-скрипела кровать под ними, и лились-лились слезы из уставших Ксюшиных глаз.

Правда, были и плюсы: теперь вечерами они частенько сидели все вместе в их комнате – Ксюша, Аллочка, Женька, Виталик, и Лека. Разговаривали, пили чай, смеялись даже.

Ксюша с Лекой ходили курить: прятались в умывалке, прикуривали от одной зажигалки, и молча смотрели на улетающий в приоткрытое окно дым.

Интересная она была, эта Лека, и странная. Вся такая – порыв и пламя, а в следующую секунду – отстраненная и ледяная. За Женькой ходила хвостом, на Виталика поглядывала зверем, но виду не подавала. Ксюше иногда очень хотелось спросить ее: «Как же так»? Но она молчала.