Тесная улочка. Душное небо. Магнитофона восточный мотив. Дух перевел у ларька ширпотреба – Сказочных див и танцующих шив. Сытый торговец поднялся натужно, Важно раскланялся – гостю почет! Мне ничего здесь, хозяин, не нужно, Просто безжалостно солнце печет. Просто хожу я в восторге, в угаре, Ты помоги мне дорогу найти. Просто на женщину в шелковом сари Я загляделся и сбился с пути. Что за беседа! Не вяжутся нити, Вижу, к восторгам торговец тяжел. Здесь же бывал Афанасий Никитин, Нынче и я за три моря пришел! Взором просительным, речью ли бойкой, Чувствую, движется дело на лад. Шумно плеснул он руками над стойкой И улыбнулся: «Москва! Ленинград!» И растолмачил с улыбкой довольной, Как и куда мне – запомню навек. Долго о нем размышлял я крамольно: «Классовый враг», а гляди, – человек! 1985 Облака плывут над Мадрасом, На Бомбей плывут, на Шираз. Черным хлебом и редькой с квасом Пахнет море в вечерний час. Далеко до родной Тюмени. До любимой в ночном окне. И волнует опять Есенин: «Может, думает обо мне...» 1985 Там, на Родине, умер поэт. Принесли телеграмму радисты – Среди рапортов, сводок, газет Извлекли из эфирного свиста. Был он, как говорится, в пути, При таланте и сходной оплате. Подошел к тридцати девяти, Оглянулся на Пушкина: хватит! Жизнь певца из зазубрин и ран, Что там завтра: орел или решка? Ну, махнул бы за мной в океан, А с ответственным делом помешкал. Шли бок о бок, по духу близки, Знали вместе паденья, удачи... Телеграмма – всего полстроки, Не поправишь... Читаю и плачу. 1984 Ладонь, как птичья лапка, Глаза, как жар, горят, Набедренная тряпка – Классический наряд. Он робко подступает, Ко мне, как по ножу, Наверно, принимает За босса иль раджу? Выматывает душу Печальный индивид, И – кушать, кушать, кушать! – Заученно твердит. Ну что я дам, дружище? Взгляни со стороны: Я сам почти что нищий – Рубашка да штаны. Я сам – «слои и масса» Торговых кораблей, Матрос второго класса, Зарплата сто рублей! Вершу свой труд полезный, И этим и горд, и сыт. И строго бдит железный За мною помполит. Всегда наизготовке, Вперед и выше рвусь. При долгой дрессировке Без пищи обойдусь. Все планы претворяю, Гляди, какой большой! Планету удивляю Загадочной душой. 1984 Который день гляжу на Кочин – На чешую буддийских крыш. Не грузят нас... И между прочим, Канючат грузчики бакшиш. Завален план, поломан график, Казенный харч жуем зазря, Но им «до лампочки» и «на фиг», «До фени», проще говоря. Лежат на стропах хитрованы, Что им советский пароход! Плюют, жуя свои бананы. На всякий «классовый подход». Лежат при всем честном народе. Листают ветреный «Плейбой». Бакшиш – он что-то взятки, вроде, Или надбавка – на пропой? Гляжу в научный том пузатый, Четвертый пот течет с лица. Но нет в трудах «Политиздата» Не то чтоб справки. И – словца. Ищу у классиков. Похоже, – Неутешителен итог: У Маркса нет и Энгельс тоже Про это как-то недопек... 1984 Измучась от зноя и жажды, Не ведая – дальше куда? Мы вышли к дворцу магараджи И скопом вкатили туда. Гранитно гудели ступени Воздетого к солнцу крыльца. И мир сладострастья и лени Открылся на фресках дворца. Любви потаенные штуки, Прелестницы в райском саду, Где сытый субъект восьмирукий Ласкал их у всех на виду. Прозрачно-воздушные сари, Зеленая – в неге! – трава. И всякие твари – по паре... Но тут я и смолкну, братва. Ведь голосу разума внемля, В каком-то холодном поту, Мы дружно спустились на землю И были в свой срок на борту. Что видели – тайной покрыто, Что слышали – мрак и провал, Потом убеди помполита, Что в злачных местах не бывал. 1985 |
