Блекло. Сумрачно. Пусто. Лишь рябины красны. Холодеющим хрустом Налились кочаны. Напиталась, набухла Зябкой влагой земля. Одиноко пожухла На меже конопля. И низины и кручи Иней осеребрил. Бечеву свою в тучах Тянет крохотный «Ил». Но веселое дело: Вот – за далью оград Вновь, как ратники, в белом Березы стоят. 1981 Много снега и света в окне; На рябине притихли синицы. Может, лучшее дело и мне – Успокоиться, остепениться. Для надежности выпить вина, Развеселое будет начало! И навеки забыть имена, От которых душа трепетала. Вьюга вой и рябина гори, Замерзай и березка нагая! Но душа говорит: не дури, Где сегодня твоя дорогая? Я не знаю. И сердце молчит. А в окошке, толста и носата, Только снежная баба торчит, Не мигая, торчит до заката... 1981 ...Похвалился бы да нечем, Все над рифмами корплю, Сигаретами калечу, Сокращаю жизнь свою. Через час приедет Римма... В тонком таянье духов Посидим, поговорим мы, Не касательно стихов. Никого не замечая, И не зная, как нам быть, Потихонечку вздыхая, Разбирая жизни нить. Помолчим при тихих думах До интимного темна. Из высоких чешских рюмок Выпьем легкого вина – За шальную, проливную, Поднимающую ввысь, За нескладную такую Человеческую жизнь... 1981 А дождик то сыпал, то лил На купол, на белые стены. И колокол, колокол бил, – Христос поднимался из тлена Там пели, там был полумрак, И веры там – полная чаша. Но не пропускала зевак В церквушку милиция наша. Сурово держался дозор. И, как протодьякон с амвона, Апостольским басом майор Вещал из трубы мегафона: «Вы шли бы, ребята, домой, Хорошие ж вы человеки!» Мы шли, целовались с тобой И верили – это навеки! В ту ночь – хоть у неба спроси! Сердца наши нежно стучали. Уж после мы, утром, в такси, Как грешные ангелы, мчали. 1981 Я люблю тебя все сильней, Я примчусь к тебе, – долги ль сборы! Растреноживаю коней, Выбираю, резвей который. Нету времени размышлять, – Опоясан, экипирован. Вот и конь, молодая стать, На четыре ноги подкован. По-разбойничьи прискачу, Заупрямишься, знаю штуки; И калыма не заплачу, И погоне не дамся в руки! Ахнет Азия. И окрест Долго будут не верить слуху. Азиаточка, – вот те крест! – Я и сам азиат по духу. Выбрось загодя все ключи, Все замки, не жалей потери. И не вздумай держать в ночи На железном запоре двери. 1981 Попили «ситро». И опять Прибавилось сил и отваги. Приказывай крепости брать, – Падут перед доблестью шпаги! Вели! Будут петь соловьи, Расступятся стены любые. Я знаю, у нашей любви И небо, и кровь – голубые. Коня мне и полю небес; Вернусь после битвы опасной. Пора! И рука на эфес, Другая – для дамы прекрасной. И руку я ей протянул. И надо ж, в такие моменты, Сержант подошел, козырнул: «Прошу, гражданин, документы...» 1983 Автоэкспресс – По Тюмени, по улицам летним! Серый асфальт, Отдыхающий от перегрева. Так мы прощались, – Летели экспрессом последним, Чинно сидели, как будто – Король с королевой. Неотвратимость, Нелепость разлуки полночной – Все принимала Уставшая за день планета. На голубом был очерчен Твой профиль восточный, Взгляд утешительно Вспыхивал ласковым светом. Так мы и мчали В каком-то экранном скольженье Мимо домов И соседей, взирающих строго. Губы томились И руки искали сближенья... Это потом уж Я брел через ночь одиноко. Грустно ли было? Не помню. А помнится чудо! – Наш поцелуй под раскат Самолетного грома... Вот и сейчас ожидаю Я радость оттуда – Из поднебесья, Из грохота аэродрома. Прямо с высот – Из пленительной повести лета! – Борт реактивный на шинах горяч Подкатит. Выйдешь ты вся в золотинках Осеннего цвета, Как тебя ждал я, Рассказывать жизни не хватит. 1982 |
