Две недлинные косы упали с ее плеч на грудь, и как бы еще отчетливее сделалась ровная белая полоска пробора в ее желтоватых волосах.
Тополь во дворе стоял уже почти голый. Прихваченная ранними заморозками листва в этом году упала на землю без всегдашних ярких красок и прела в непогоду, усиливая ощущения затхлости, беспросветности, горя...
Из-за сарая, увидев ее в окне, Галке подавал знаки сосед и одноклассник Никита Богослов - высокий, круглолицый, стриженный «под ежик» парень, с большущими, граблястыми руками, которые он всегда в ее присутствии старательно прятал за спину.
До войны Галка и Никита ссорились между собой, а теперь сдружились.
Галка надела старенькую плюшевую куртку и, предварительно убедившись, что никого близ ее дома нет, закрыв сенную дверь на задвижку, вышла во двор.
Никита, озираясь, поджидал ее. Длинные, костлявые руки его торчали из рукавов телогрейки, и ему никак не удавалась засунуть их в карманы.
- Дома твой?..
- Во-первых, не мой. А во-вторых, ушел. Ты что - не видел?
- Понимаешь! - возбужденно сказал Никита. - Отремонтировал я приемник! Сейчас слушал! - И, заметив недоверие в глазах Галки, заспешил: - Если к уху подставить, слышимость - прямо как раньше по репродуктору! Ты не представляешь, это для захваченных немцами областей передавали! Сейчас я главное тебе - в Глиницком районе - это же рукой подать от нас! - партизаны, то есть не красноармейцы, а такие же, как мы, гражданские, эшелон немецкий подорвали! Весь - под откос!
Упоминание о партизанах живо воскресило в Галкиной памяти случай, о котором ни единому живому существу она не собиралась рассказывать.
С неделю назад она отважилась пойти в знакомый с детства лес, возвышающийся темной громадой за оврагом.
Там она хорошо знала грибные и ягодные места, цветоносные поляны.
Галка не была трусихой, но тут обмерла, когда, обернувшись на шорох, увидела мужчину, прикрывавшего свое лицо рукой.
- Ты, девочка, пришла из-за оврага? - запросто спросил он.
- Да, из села, - начала приходить в себя Галка.
- В селе немцы? Сколько их? Хотя бы приблизительно.
Галка поняла, что это свой, советский человек. И без опасения поведала ему все, что знала о немцах...
- Здорово... - отозвалась Галка на сообщение Никиты и, глядя в горящие восторгом его глаза, уже серьезно спросила: - А чего ты так тормошишься?
- Как чего?! Надо и нам действовать, Галка! Что мы - мешком пуганные?!
Галка помолчала. Она сама частенько думала об этом. И немножко волновалась, когда думала. И немножко пугалась. Теперь почему-то испугалась еще больше, глядя на сияющего Никиту.
- И что ты решил?..
- А для начала давай я твоего оккупанта, как он будет возвращаться, укокошу. Одним солдатом у них меньше будет. Ведь если каждый из нас шлепнет по солдату - немцы сами побегут назад!
Галка посмотрела на него снизу вверх.
- Ты не рехнулся? Он тебя самого укокошит. Да и за одного этого Штольца половину поселка перевешают: Уж если рисковать, так знать, за что... А ты рассуждаешь, все равно как малый ребенок.
Никита сразу заметно сник.
- А чего ж нам - сидеть?.. Наши придут, спросят: что делали?
- Так если бы нам эшелон! - сказала Галка.
- А где мы его возьмем - эшелон? - справедливо возразил Никита. - На нашем тупике с начала войны разве что одна облезлая дрезина в месяц появляется! - И спросил Галку: - Тогда что делать?.. Передавали как приказ, я даже наизусть запомнил: чтобы каждый советский человек в тылу врага не давал покоя ему - врагу, значит... И там много говорили, специально для нас!
- Я не знаю, что делать, - сказала Галка. - Ты должен придумать. Ты же парень!
Это озадачило Никиту, потому что в других случаях жизни командовала чаще Галка, при этом редко вспоминая, что он парень.
- Я думал... - нерешительно сказал Никита. - У нас здесь самое главное для них - склады, это где раньше спиртзавод был, а потом автоколонна стояла, за оврагом! И, говорят, динамит, взрывчатка там... Но как подберешься? Колючка кругом! И охрана из спецкоманды - снаружи и внутри. Твой ведь тоже там ходит?
- Там... - ответила Галка, торопливо обдумывая подброшенную Никитой идею. «Умный он все же парень - Никита, хоть и прикидывается простоватым».
- Послушай!.. - Она ухватила его за руку, которую он прятал то в карман, то за спину. - Когда там был спиртзавод, мой дедушка работал на этом... как он называется? Ну, где грязная вода стекает? Сток, да?.. Не знаю. Чистую воду они брали из озерца, пока оно не начало высыхать, и спиртзавод, наверно, потому закрылся. А отходы - грязную воду - они иногда сбрасывали в овраг. По трубам. Дедушку еще - потому что он этот сток делал - Одеколоном прозвали! Если завод сбрасывал отходы, а ветерок со стороны оврага - весь поселок бардой пропахивал! Жаловались еще... Ну, в общем, тут одно к одному, что завод закрыли. А ведь сток этот... трубы - они остались где-то?..
Утром землю, траву, деревья, грязь под ногами впервые прихватила сильная изморозь.
К оврагу Никита и Галка пробирались, чтобы не попадаться лишний раз на глаза, вокруг огородов, пустых, будто осиротевших, садов, потом через луг в искристой изморозной росписи. На траве оставались следы. Но через двадцать - тридцать минут солнце уничтожало их вместе с изморозью.
В овраге было тихо, даже уютно, потому что здесь их уже никто не мог увидеть. Присели на бугорке под обрывом, отдышались.
- А ты точно знаешь, где этот сток был? - осторожно поинтересовался Никита.
- Примерно... - отозвалась Галка и возмутилась: - А я что, старше тебя, что ли?!
Им было лет по семь или восемь, когда прекратил свое существование маленький, со всех точек зрения экономически невыгодный завод. Но все же они сумели сориентироваться.
Отходы производства сбрасывались в овраг в том месте, где далекий, названный почему-то Воробьиным, курган в степи оказывался в створе кирпичной заводской трубы. Трубу со временем разобрали, но остов ее сохранился. И, выискивая в овраге след стока, Никита с Галкой, немного удивленные, немного разочарованные, обнаружили, что здесь, наверное, нынешним летом, во время дождей, произошел оползень. Если почти по всей длине, оврага склоны его поросли травой и кустарником, то здесь на добрых сорок или пятьдесят метров тянулся обнаженный глинистый срез.
Сокрушаться и досадовать, впрочем, было некогда.
Если бы выход канализационной трубы находился вверху - его стало бы видно после оползня. Искать следовало под завалом.
Зря только они загодя радовались, подходя к этому месту, хотя от оврага до колючей проволоки было всего около стапятидесяти метров и всего около двухсот - до складов... Задуманное ими дело осложнялось уже в самом начале.
Подобрав острые палки, чтобы пользоваться ими как щупами, Галка с Никитой стали лазать по склону, вонзая их в глину то там, то здесь. И уже стали убеждаться в бесполезности своего занятия, когда разом заметили мужчину внизу.
Как он сумел незаметно подойти и как они позабыли об осторожности - гадать было поздно.
Они замерли от неожиданности, узнав этого человека в темном плаще, черных штиблетах и шляпе. Это был Дементий Михайлович Злобин - переводчик из немецкой комендатуры, русский, в прошлом учитель их школы.
- Что вы тут ищете?..
- Так... - неопределенно ответил Никита, потому что Галка молчала, хотя Злобин смотрел на нее.
- Так что же вы ищете, Прокопенко?.. - Злобин выплюнул сигарету из уголка рта, вдавил ее каблуком в землю, опять пристально поглядел из-под широкополой шляпы на Галку, отошел на несколько метров - к месту, откуда был виден остов заводской трубы.
Никита напрягся, готовый броситься вниз, на гитлеровского холуя, который до войны - ни много ни мало - преподавал немецкий язык ему и Галке. Но сдержался - у Злобина могло быть при себе оружие.
- Ничего, - наконец еле слышно выдавила Галка, потому что Злобин опять выжидающе смотрел на нее. И не забыл ведь, что ее фамилия Прокопенко.
