En flute (фр.) — французский термин, позже перенятый другими странами. Означает парусный линейный корабль (обычно двухдечный) с сокращенным вооружением. В типичном случае при вооружении en flute пушки нижнего (гондека) полностью снимались, а на верхнем (опердеке) сохранялись только в районе бака и шканцев. [?]

Нор – (англ. Nore) якорная стоянка в устье Темзы, названа по одноимённой песчаной банке. [?]

Очередной «обриизм». В оригинале Джек говорит «a feather in the cap is worth two in the bush», что является симбиозом двух идиом: «a feather in one’s cap» (означает какое-то достижение, «перо в шляпе», возникло в связи с обычаем индейцев носить в головном уборе столько перьев, сколько убито врагов) и «a bird in the hand is worth two in the bush» (наша «синица в руках лучше чем журавль в небе»). [?]

Литания — молитва, которая читается или поётся во время службы. [?]

Навстречу «Ариэлю» не вышло ни одного «голландца» с острова Тексел или из реки Шельда, как и ни одного приватира. Зато датчане не отличались большой любовью в королевскому флоту с тех самых пор, когда их столица подверглась бомбардировке и был захвачен их флот. Опасность лежала впереди, и шлюп шёл своим курсом, ежедневно ожидая с ней встретиться.

К собственной радости, Джек обнаружил, что ему досталась команда лучше, чем он ожидал. Канонир служил у Броука, овладев своим ремеслом на старине «Друиде». Двое из его помощников ходили на «Сюрпризе», когда тот достался Джеку. И хотя Дрейпер, его предшественник, не желал или не хотел тратить много пороха на стрельбу, по крайней мере он подогнал замки и порты для девятифунтовок, а его офицеры, весьма достойная компания юношей, горели желанием соответствовать представлениям нового капитана о том, как должно быть поставлено артиллерийское дело на корабле его величества.

«Ариэль» шёл на норд, окутанный постоянно обновляемым облаком порохового дыма, с нерегулярными интервалами грохоча днём и ночью, что также являлось лучшей тренировкой действий в неожиданной ситуации. И хотя Джек не мог и надеяться достичь той скорости, которая появлялась, если он командовал судном достаточно долго, как и той меткости, на которую способна команда — ведь кроме всего прочего эти короткоствольные карронады просто не были рассчитаны на ведение столь же точного огня, как как длинноствольные орудия пока он был доволен результатами и не сомневался, что «Ариэль» хорошо покажет себя в честной схватке. На самом деле он молил о стычке, не только из собственной любви к битвам и безмерному веселью, придающим жизни вкус, — но и потому что «ариэльцы», хотя и являлись крепкой командой, всё же делились на три группы и не составляли единого целого. На протяжении всей своей морской карьеры Джек наблюдал, как между людьми, вместе прошедшими через серьёзную морскую битву, возникает привязанность, даже некая близость, а отношения между членами команды и офицерами значительно улучшаются, сплачивая их . К примеру, между ним, Рэйксом и помощником канонира Харрисом ощущалась некая связь, потому что их вместе изрядно потрепал французский линейный корабль в Индийском океане: морские традиции вычеркнули многие условности в их общении, но особые отношения и уважение несомненно вносили свой вклад.

— Вот она — жизнь настоящего мужчины, — заметил Джек Стивену, заглушая разносящееся по всей Гельголандской бухте эхо очередного залпа.

— Конечно, сложность конструкции даже судна с таким количеством мачт, как у этого, со всеми этими верёвками и парусами, к которым они крепятся — просто ничто по сравнению с трудностями жизни на суше, — поднимая воротник, ответил Стивен.

Он неоднократно замечал, что Джек становится в море другим человеком, более важным, способным одинаково ловко справляться со странными неожиданными ситуациями и ежедневными рутинными делами, и конечно же, более счастливым, однако никогда эта разница не бросалась в глаза так, как в этот раз. Со стороны Северо-Фризских островов налетело облако мелкой мороси, из-за коротких перекрёстных волн за наветренным бортом квартердека время от времени продолжали вздыматься тучи брызг. Совершенномокрое, но испускающее свет не хуже восходящего солнца лицо Джека сияло над купленным в спешке куцым бушлатом.

— Вероятно, это в какой-то степени связано с особой простотой нашей диеты, которую мы вынуждены блюсти, и с тем, что трапезы следуют с определёнными интервалами. В то время как на суше пища зачастую принимается сообразно желанию, когда желудочные соки ещё недостаточно активны. Но нет сомнений, что более важным фактором на берегу является присутствие противоположного пола, активизация аппетитов иного рода и наличие целого букета социальных и даже моральных ценностей.

— Ну да, — промямлил Джек. В этот самый момент он вытягивал шею, пытаясь разглядеть салинг фор-стеньги, так что мыслями был далеко. — Мистер Роуботем, — прокричал он мичману на подветренном борту, — отправляйтесь на салинг фок-мачты, передайте мистеру Ягелло мои наилучшие пожелания и скажите, что я бы хотел с ним поговорить как только он освободится. И вот что, мистер Роуботем, проследите, чтобы он спускался через «собачью дыру», вы меня слышите? Никаких проказ, никакого скольжения по бакштагам.

— Да, сэр! Так точно, сэр! — гаркнул мистер Роуботем и ринулся вверх по такелажу с той же скоростью, да и почти с той же грацией, что кошачий лемур его кузины.

— Прошу прощения, — сказал Джек, — но я просто не могу позволить этому литовцу находиться на такой высоте, у всех над головами, с его-то раненой рукой. Он не слишком удачлив и непременно свернёт себе шею.

Действительно, Ягелло уже падал за борт, угодив в незалатанную прореху в сетке для гамаков, откуда его со смехом вытащили, удачно бросив лаглинь. В тот единственный раз, когда палубный люк остался открытым, он умудрился в него провалиться, не пострадав лишь из-за того, что упал на груду пустых мешков. В другой раз литовец едва не испустил дух, когда Неуклюжий Мозес уронил между собственных ног шлагтов крюйс-брамстеньги с такой высоты, что этот внушительный кусок железа разнёс палубу не хуже книппеля. А не далее как вчера, когда ему демонстрировали механизм замка девятифунтовки, тот соскользнул со спускового рычага, почти отрезав бедняге один из пальцев и изрядно повредив остальные. Команда испытывала к Ягелло симпатию: матросы любили его не только из-за того, что его стараниями Неуклюжий Мозес избежал наказания, но и потому, что он всегда был весел, и, судя по всему, напрочь лишён чувства страха. Офицерской кают-компании он нравился, потому что был душой общества, любил слушать анекдоты и смеялся остротам. Офицеры поглупее, вроде мистера Хайда, всё ещё обращались к нему громким голосом и чётко артикулируя, в той манере, как обычно разговаривают со слабоумными и иностранцами, однако хирург Грэм, в трезвом виде любящий почитать, и второй лейтенант Фентон утверждали, что нельзя человека, способного так играть в вист и готового любого обставить за шахматной доской, считать неумехой и простофилей. И в любом случае, конечно же его невероятная привлекательность и неописуемая мягкость манер несомненно производили свой эффект.

— А, мистер Ягелло, — воскликнул Джек, — как любезно, что вы к нам присоединились.

Перво-наперво, почтите ли вы нас своим обществом за обедом? Мистер Хайд, этот вопрос адресован и вам. А во-вторых — скажите, имеете ли вы какие-либо военные связи вГётеборге? Порох в нижнем погребе изрядно подмок, и мне бы очень хотелось его заменить.

— Я буду счастлив, сэр, — ответил тот. — Большое вам спасибо. Что до Гётеборга, — я знаком с комендантом. Уверен, он с удовольствием снабдит вас порохом, тем более, что его мать шотландка.

Капитанский обед стал прекрасной иллюстрацией словам Стивена о простоте морской диеты. Не беря в расчёт открывший пиршество приправленный хересом и сгущённый дроблёнными сухарями «морской клей», скрупулезно разделённую Стивеном на четыре высохших и отдающих смолой кусочка чахлую дичь и небольшую порцию отваренного в мешочке до однородной массы лежалого высушенного гороха, это была всё та же солонина и сухари, которыми питались кают-кампания, мичманы и команда. «Ариэль» так спешил выйти в море, что времени для пополнения частных запасов попросту не осталось.